Вексель судьбы. Книга вторая - Юрий Шушкевич

— Простите, месье,— послышался сзади вкрадчивый вежливый голос.— Сегодня из-за ремонта на набережной не работает освещение, и здесь нежелательно находиться одному в поздний час.

— Что-то?— Алексей вздрогнул, но сразу же успокоился, увидев перед собой пожилого человека в форме садовника или подметальщика.

— Я говорю, месье, что здесь опасно находиться.

— Не может такого быть. Как может быть опасно в Швейцарии? Разве что-то может произойти?

— Всё может случиться, месье. Вы бы лучше перешли на авеню…

Алексей пожал плечами. Но решив не расстраивать старика, он поднялся, и бросив последний взгляд на притихшую водную гладь, спокойным и ровным шагом зашагал по направлению к отелю.

В воскресенье, как было условлено, Алексей приехал в женевский аэропорт, где в одном из закрытых залов первого класса собрались домочадцы и ближайшие коллеги Франца Шолле, добровольно предающего себя в руки американских прокуроров.

Собравшиеся выглядели обескураженными и потрясёнными нереальностью вершащихся на их глазах проводов, когда один из сильнейших финансистов мира, единственное слово которого способно влиять на судьбы людей и стран, с обречённой покорностью отправляется на неправедный суд. При этом все ясно понимали, что изменить этот внезапный роковой поворот никто из них не в силах.

За спинами неуместным излишеством стояли наполненные вином бокалы, к которым никто не притрагивался.

“When person becomes even seriousely ill - all we can keep hope in hand. But here we do not…” — “Now all we must pray America to give him mercy, shouldn’t we?” [“Даже когда человек тяжело заболевает, все мы можем сохранять надежду. А здесь мы не можем надеяться..” - “Сегодня все мы должны молиться Америке, чтобы она помиловала его, разве не так?” (англ.)]— Алексей случайно услышал шёпот пожилой четы, по-видимому, каких-то английских родственников Франца.

Алексей увидал, наконец, и “дядю Фердинанда”, который недавно подарил Катрин восхитительный спортивный кабриолет,— высокий и необыкновенно худой, он стоял немного в стороне от других в старомодном чёрном костюме, из-за длинной шлицы напоминающем траурный фрак, и был похож на живого мертвеца.

Катрин постоянно находилась рядом с Францем и выглядела растерянной и удручённой. “Прежде она держалась лучше, хотя ей всё давно было известно… Поскорей бы заканчивались проводы…” — думал Алексей, подходя к Шолле, чтобы произнести для него положенные, однако совершенно бессмысленные слова ободрения.

— Алексей, я прошу вас не переживать за меня,— ответил Франц.— Жалею лишь, что не сумел провести с вами время, достаточное, чтобы оценить ваши достоинства и в полной мере ими насладиться. Но я счастлив, что рядом с вами будет Катрин. Что же касается остального - накануне я согласовал с Советом банка вашу кандидатуру на должность вице-президента. Присутствие на этой должности позволит вам за короткий срок войти в курс дел и отточить ваш профессионализм. Если мой вояж за океан затянется, то я бы очень желал, чтобы уже весьма скоро во главе банка встали именно вы. Берегите себя.

Алексей не мог не обратить внимание, что некоторые из гостей, услышав о его назначении на более чем завидную должность, вздрогнули, а иные о чём-то взволнованно зашептались. Однако он сам не почувствовал ни гордости, ни благоговения за оказанную честь. Видимо, в сердце образовалась досада, что после всех невероятных кульбитов и фантастических ожиданий судьба столь банально приземляет его в рутину и повседневность - неважно даже, что подобная рутина для большинства людей представляется верхом жизненного успеха, о котором не всякий решится помечтать.

“Он считает меня профессионалом,— с грустью подумал Алексей.— А какой я, к чёрту, профессионал в финансах? Из того, что я проворно сжёг в камине бумаги наипервейших банков, нисколько не вытекает, что я смогу с той же проворностью управлять оставшимися. Да и работа эта должна быть безумно, безумно скучной…”

Процесс проводов решили не затягивать, и вскоре Шолле в сопровождении двух адвокатов, помахав всем рукой, скрылся за стеклянной дверью, где поджидал автомобиль, сразу же сорвавшийся с места в направлении к частному самолёту, различимому на одной из дальних стоянок. Провожающие, забыв о своей прежней невозмутимости сильных мира, словно дети сгрудились у окна, чтобы видеть, как спустившийся из кабины лётчик приветствует своих пассажиров и помогает им зайти в салон, после чего самолёт выруливает на площадку и исчезает в очереди лайнеров, готовящихся к взлёту. И только минут через двадцать, когда за чередой отваливающих ввысь огромных “боингов” и “аэрбасов” по небу восходящей стрелой пронёсся и скрылся за набежавшим облаком небольшой серебристый силуэт, все стали расходиться.

Катрин прибыла в аэропорт на своём кабриолете, однако в обратный путь попросила сесть за руль Алексея. Всю дорогу до Монтрё они ехали не спеша и изредка, словно желая ободрить друг друга, обменивались дежурными впечатлениями о погоде, озере или о запомнившемся по какому-нибудь случаю придорожном ресторанчике, оставленном позади…

Алексей, понимая состояние Катрин, решил на вечер ничего не предлагать и тем более не настаивать ни на каких ранее запланированных поездках. Однако Катрин сама предложила ехать, как замышлялось, в Вербье, и задержаться там до вечера понедельника.

Проезжая Лозанну, Алексей на минуту заскочил в гостиницу, чтобы переодеться и захватить вещи, необходимые для горных прогулок, после чего завёз Катрин за тем же самым в её апартаменты. Спускаясь к машине, Катрин вспомнила, что хотела бы взять с собой ноутбук, оставленный с пятницы в банке, и они решили за ним заехать.

Несмотря на законную для выходного дня безлюдность, здание банка после отъезда Шолле показалось Алексею совершенно пустым и осиротевшим. Катрин отправилась на второй этаж, а Алексей остался в парадном холле, где несли службу двое охранников.

— Простите, месье, но вы случайно не тот самый русский, который был у нас в июне?— неожиданно поинтересовался у Алексея один из них.

— Да, наверное, это я.

— Вчера для вас был очень важный звонок,— продолжил охранник.— Со мной разговаривал господин Кузнецоф. Он из самой Москвы, и он просил, чтобы его сообщение вам передали как можно скорее. Я ответил, что вы должны прийти в понедельник, однако он настаивал, чтобы мы оповестили вас при первой же возможности.

— А что же он просил мне передать?— холодно поинтересовался Алексей, испытывая прилив досады и неприязни за ни к месту и ни ко времени пришедшее напоминание о прошлом - пусть и недавнем, но которое он твёрдо намеревался навсегда исключить из жизни.