История с продолжением - Екатерина Белецкая

– Душно… – слабо, едва слышно, прошептал рыжий. Пятый в это время опять стоял у окна и не расслышал. – Пятый… Ну Пятый же… душно…

Пятый быстро подошел к нему и сел рядом.

– Что такое? – спросил он.

– Что… у меня… на голове… такое?… – не смотря на слабость в голосе Лина уже звучал сарказм.

– Полотенце, – объяснил Пятый, – у тебя температура.

– Сними… – попросил Лин, – я… менингит так… заработаю… А где… мы?…

– В больнице. Ты дешево отделался, радуйся. – Пятый осторожно снял полотенце и положил его в раковину. – Но как тебе могло придти в голову отталкивать эту тварь локтем?…

– Рефлекторно… – Лин тяжело быстро дышал в перерывах между словами, – Пятый… руку… отняли?…

– На месте твоя рука, – успокоил его Пятый, хотя сердце его сжалось, – я сейчас что-нибудь придумаю, потерпи минутку, хорошо? Тебе дышать трудно?

– Да… – Лин попытался облизать пересохшие губы, но язык тоже высох, как порох, – и попить… принеси…

– Сейчас, – повторил Пятый и вышел. Ординаторскую он нашел почти сразу, она располагалась на том же этаже, дальше по коридору.

– Вадим Алексеевич, – позвал он, – можно вас на минутку?

– Иду, – откликнулся тот, – что случилось?

– Он очнулся. Вы не посмотрите?

– Конечно. Подожди пока здесь, ладно?

Пятый присел на стул у стены, подпер голову руками и снова задумался. Так он просидел около получаса. Наконец из палаты вышел Гаяровский.

– Всё хорошо, – успокаивающе сказал он, – пойдём, покурим.

– Только не долго, я сейчас должен вернуться обратно… Как он?

– Напоили, положили в кислородную палатку – и заснул. Ты, наверное, прав, можно и без антибиотиков спокойно обойтись. Он и так оправится. Кстати, а как ты себя чувствуешь?

Вопрос застал Пятого врасплох. До этого момента он совсем не думал о себе, и тут вдруг разом осознал, что от жары и духоты у него раскалывается голова, волнами накатывала голодная дурнота, что ноги подкашиваются от усталости…

– Когда ты последний раз на себя смотрел? – немного раздраженно произнёс Гаяровский. Они шли по прохладному полутемному коридору, Гаяровский немного впереди. – До чего вы себя доводите, говорить противно… Вон, гляди, – он, резко остановившись, взял Пятого за плечи и развернул лицом к висящему в простенке мутному зеркалу, – страшней войны, ей Богу!

Из зеркала на Пятого выплыло изможденное, бледное до прозрачности лицо, с огромными, обведенными синими тенями, глазами, в обрамление полуседых встрёпанных волос, с заострившимся носом и впалыми щеками. Чёрно-красная фланелевая рубашка висела на исхудавших ссутулившихся плечах, как на вешалке, воротник выглядел нелепым хомутом, а руки-щепки свободно болтались в рукавах… Он уставился в глубину стекла, словно зачарованный, голова вдруг сильно закружилась, его качнуло и он даже не заметил того момента, когда пол вдруг выбила у него из-под ног странная чужая сила…

Очнулся он в ординаторской. Он полулежал в глубоком кресле, обтянутом коричневым кожзаменителем, а Гаяровский, склонившись над ним, растирал его виски спиртом. Какая-то женщина только что померила ему давление, она уже убирала тонометр, рядом с ней на столе лежал стетоскоп.

– Давление низкое, – констатировала она, – что делать будем, Вадим Алексеевич?

– Скорую вызовем, – ответил Гаяровский. Женщина усмехнулась. Заметив, что Пятый стал потихоньку приходить в себя, Гаяровский снова склонился к нему и сказал, – дыши глубже. Глубже, я сказал!… Вот так… Зоя, будь другом, сходи на пост и принеси сульфокамфакаин и кислородную подушку.

– Хорошо, Вадим Алексеевич, – женщина вышла. Пятый начал снова терять сознание. Увидев это, Гаяровский схватил ватку со спиртом и сунул её Пятому под нос. Тот вдохнул, сморщился, приоткрыл смежившиеся было веки и тихо застонал.

– Ну не надо, – на лице Гаяровского Пятый вдруг с удивлением заметил то встревоженное и озабоченное выражение, которое не покидало его собственное лицо на протяжении последних нескольких часов, – соберись немного. Ты долго не ел, что ли?

– Долго… – эхом откликнулся Пятый.

– Сколько? – Гаяровский помог ему сесть повыше и пристроил под голову маленькую подушку. – Сколько ты не ел?

– Дней шесть… я… не помню… – Пятый говорил с усилием, невнятно. – Я… забыл…

– Подожди секунду, – Гаяровский отошел от кресла и Пятый, пользуясь этим, снова закрыл глаза. Из забытья его вывело легкое похлопывание по щеке. Он немного очнулся и увидел, что Вадим Алексеевич протягивает ему огромных размеров кружку, полную кофе с молоком. Пятый издал какой-то нечленораздельный звук, схватил кружку обеими руками, приник к ней и начал пить. Кофе стекал по подбородку на грудь, заливал рубашку, а он всё никак не мог остановиться. Сам он нипочём ни удержал бы тяжелой кружки, но Гаяровский вовремя спохватился и поддержал ёё под донышко. Только когда в кружке не осталось ни капли, Пятый, наконец, оторвался, поднял враз осоловевший взор и вдруг увидел женщину, ту самую Зою, которую Гаяровский послал за лекарствами. Она стояла в дверях, держа в руках кислородную подушку и неподвижно смотрела на него.

– Я не знала, – всхлипнув, прошептала она, – я не знала, что так бывает… Я только в кино видела, чтобы от голода…

– Не стоит, Зоенька. Принесла? – он забрал и женщины ампулы и подушку. – Не расстраивайся, не надо. Это ещё не самое худшее, что может произойти с человеком. Пятый, ещё налить?

Пятый слабо кивнул. Зоя пошла наливать кофе, Гаяровский сделал ему укол и дал подышать кислородом. Пятому стало немного легче, дурнота слегка отступила. И хотя мир не приобрёл прежнюю ясность, Пятому стало стыдно за такое проявление слабости. Глаза закрывались сами собой, но он понимал, что это – не сон, а очередное предобморочное состояние и поэтому, стиснув зубы, сдерживался изо всех сил. Заметив это, Гаяровский предложил:

– Может, на диванчике полежишь? На тебя смотреть страшно… Зоя, померь ещё раз давление, мне кажется, он как был бледный, так и остался.

Женщина снова вынула тонометр. Пятый, заметив это, прошептал:

– Может, не надо?…

– Надо, надо, – заверил его Гаяровский, – и ты хорош, и я тоже хорош, старый дурак! Не сообразил, уж прости ты меня. Ведь можно было догадаться, в каком ты виде приедешь. Не так уж это трудно… Зоенька, ну что там?

– То же, что и было. Я сейчас ещё три кубика сделаю, – она легко отломила наконечник ампулы и набрала в шприц прозрачную жидкость, – потерпи, ладно?

Голова Пятого бессильно упала, глаза закрылись. Гаяровский поднял его на руки и перенёс на диван, стоявший в углу ординаторской. Он пристроил Пятому под ноги свёрнутую в несколько раз куртку и спросил: