Вихреворот сновидений - Лана Аллина

Однако так она ничего не успеет и домой сегодня точно не попадет! Надо скорее заканчивать перевод.

Но что-то пошло не так, её вдохновение пропало, перевод споткнулся и чуть было не упал… Вера оторвалась от работы, встала, подошла к окну.

Глава 9

Полет во сне и наяву

За окном, медленно, словно призрачный сонный корабль, проплывал мимо нее кобальтово-синий вельветовый вечер. Неужели пришла, наконец, зима – в самом конце января? Но как красиво, какая гулкая торжественная тишина вокруг! Там, на улице, крупными хлопьями-корабликами падал снег, деревья стояли величественные, одевшись в новенькие белоснежные шубы, а во дворе института все было покрыто великолепно чистым, каким-то первозданным – библейским (или в библейских историях так жарко, что снега там не может быть?) мягким белоснежным ковром.

Вера глубоко задумалась, заглядевшись на белоснежную зимнюю сказку за окном. Конечно, завтра все снова растает, и под ногами опять будет хлюпать мокрая грязь, но сейчас – как же красиво, тихо все вокруг!

– Вероня, а давайте-ка мы сделаем сейчас маленький перерывчик, – услышала она мягкий, как только что выпавший снег, вельветовый, странно интимный голос шефа.

Вера вздрогнула, резко обернулась и увидела Аршаковича. Шеф стоял около ее стола и наливал в два тонких высоких бокала вино из неизвестно откуда взявшейся бутылки.

– Ну что вы так вздрогнули, Веронечка, я вас испугал? Ничего страшного… Но мы с вами это, правда, заслужили. Это, Вероня, вино под названием «Inferno»[58]. Помните, я тут как-то однажды весь наш отдел угощал? Вино потрясающее! С французскими не сравнится. Это я из Италии недавно привез, и я давно хотел вас угостить… Такое вино вы у нас в Союзе нигде, ни в одном магазине не найдете, даже в «Березке»!

– Ну, я не… я даже не знаю, а как же… – пробормотала Вера. – Нет, пожалуй, Павел Аршакович… Надо скорее работу заканчивать. Уже ведь поздно, когда же я домой-то попаду сегодня?

– Ничего, попадете-попадете! Муж, хотя и поздно, но обязательно вас дождется, это я вам гарантирую, и ему тоже! – моментально отреагировал шеф. – Но он же должен понимать: любую работу надо закончить. Ну, а тем временем маленький перерывчик нам отнюдь не повредит. Только вот что… Вроде уже все ушли, одна служба охраны… но все-таки, сами знаете, выпивка на рабочем месте… Это как-то не совсем… одним словом, это у нас не приветствуется. Давайте-ка лучше дверь закроем…

Шеф Аршакович демонстративно запер дверь отдела на ключ, потом взял оба бокала и предложил:

– И знаете что, Веронечка, а нам ведь будет намного удобнее не здесь, в отделе, а в моем кабинете, там можно расположиться за журнальным столиком, удобно посидеть на диванчике…

Вера сразу оценила ситуацию. На низеньком стеклянном журнальном столике уютно расположились два изящных бокала, ждала их только что распечатанная большая шикарная коробка итальянских конфет, тонко порезанный апельсин на тарелочке, а в высокой узкой вазе, привезенной шефом из Италии, снова источали аромат розы – на сей раз четыре темно-красных и одна чайная.

Жаль только – не изучила она до сих пор искусство составления икебаны и язык цветов, а неплохо бы знать его! Но… о чем тут говорить – в сущности, все ясно. Смелость, хитрость, внезапность. Качества хорошего руководителя? Или соблазнителя?

Но… Еще есть время просто сказать нет и уйти. Ну зачем ей осложнения с собственным начальником? Да в том-то и дело, что говорить нет она никогда не умела. Девочка, выросшая в интеллектуальной научной семье, она не оказывалась до замужества и рождения ребенка в полосе жизненных бурь, вырывавших нервы с корнем, но зато учивших преодолевать серьезные коллизии, выходить из затруднительных положений и пикантных ситуаций, пресекать манипулирование, четко обозначать пределы внутреннего личного пространства, отказывать. И теперь Вера, во многом оставшаяся этой наивной девочкой и до сих ни разу не попадавшая в столь щекотливое положение, совершенно растерялась – она не знала, как поступить. К тому же шеф все больше нравился ей.

Павел Аршакович усадил её на диванчик, снял пиджак («Сняла решительно пиджак наброшенный»… – почему-то припомнилось Вере), ослабил галстук, придвинулся, нежно, обволакивающе обнял её за плечи, обдав чувственным ароматом дорогого парфюма, долил в бокалы еще немного вина, произнес обволакивающим шепотом:

– Cin-cin, Веронечка… Ведь так твои итальянцы чокаются, верно?.. Вот и мы… Выпьем по бокалу Inferno – и заполыхаем в Аду… с тобой вместе – в аду страсти!

Она видела все происходящее слегка отстраненно, словно в кино, в сильно замедленной съемке. Как банально он выражается, какой налет пошлости – и в то же время как все продумано, уютно, с какой заботой подготовлен их tête-à-tête.

Надо же… А ведь Машка-то прямо как в воду смотрела… и предупреждала её, и именно сегодня.

Шеф еще чуть-чуть подогрел голос, и стал он теплым-теплым и мягким, бархатным. Аршакович чокнулся с ней, отпил немного этого божественного напитка, взял ее бокал, пригубил вино оттуда, где пила она, поставил оба бокала на низкий журнальный столик. Потом взял из коробки конфету, положил в рот Вере, посмотрел прямо в её глаза обволакивающим, проникающим взглядом – и тут же впился в ее губы долгим и сладким, тягучим, как ириска «Золотой ключик», и обжигающим поцелуем.

– Сладко как, правда, Вероня… и ты сладкая… Отдай мне твою сладкую конфетку, – простонал Аршакович, содрогаясь в неудержимо приближающихся конвульсиях страсти, и всосал ее в себя.

«Избитый прием опытного сладкого ловеласа – но ведь работает… хотя и попахивает цинизмом», пришла в голову Вере последняя здравая мысль.

А затем шеф Аршакович решительно снял рубашку, стремительно опрокинул ее на диван, не отрываясь от ее губ и жадно шаря по ее телу умелыми горячими руками, моментально и как-то незаметно, ловко – она даже сама и не заметила как – снял с нее кофточку, расстегнул юбку.

«Да, вот и в этом он преуспел… мастер соблазнять… и ведь так же точно, наверное, он начинал и с Анечкой, – вдруг подумалось Вере. – И, может быть, даже здесь, прямо на этом самом диване… и, наверное, с другими тоже… вот хоть с той же Машкой, к примеру, – то-то она с таким вдохновением про Анечку мне пела… Как пóшло, однако… А теперь вот и моя очередь подошла, благо, я под его началом не так давно… не успел еще… Ох, не надо бы, не надо…»

«Нет… Не надо, не надо, не сейчас…» – эти обычные, как всегда в подобных случаях, женские слова закипали, пенились на губах. Но она уже не могла, да и не хотела сопротивляться. И почему бы и не ответить на его порыв? Хотя и дешевый это прием, по правде говоря. Но, видно, мало это понимать разумом… Где найти противоядие?

«Да, да! Он же тебе давно нравился, как мужчина… а если честно, ты ведь сама хотела этого… А почему бы и нет? Ведь никто же не узнает, ведь одновá живем, и он уж точно болтать не станет, не в его это интересах…»

«Не надо бы», – шептал ей почти сломленный внутренний голос.

– Молчи, молчи, Веронечка, не думай ни о чем, не говори ничего… ты же ведь и сама давно уже хотела этого… Шеф внезапно охрипшим голосом дословно повторил слова, подсказанные ей внутренним голосом, запечатывая ей рот проникающим бесконечным поцелуем и нахально ощупывая ее сальными глазами. И произносил он тоже сальности. Потом прокашлялся, прочищая голос. – А давай с тобой потеряем голову… вот так… ну же! прямо сейчас… да… соединимся в одно… сольемся, вот так! Ты теперь вся моя…

Как это он угадал её мысли, успела подумать Вера. И – потеряла голову. Сразу. Совсем. Напрочь.

Резкий пронизывающий запах опасности – у-ух, какой колючий! – и острый – мокрый, жгучий, животный, кисловато-мускусный – желания ударил ей в нос, постепенно завладевая ею, окутывая тяжелым жарким одеялом, забирая в тиски. Повелительно, грубо и властно пробил ее плоть, жестко пронзил крепкий могучий огненный жезл. Как в первый раз. Будто сваю он в нее забил.

Небольшой, но очень удобный и мягкий кожаный диванчик в кабинете у шефа стал их сообщником – и соглядатаем.

…Господи! Да разве так бывает? Неужели так может быть вообще? Она и сама не могла понять, что с ней происходит. Чувствовала одно: такой остроты ощущений, такой отстраненности от себя она не испытывала еще никогда. Невероятная легкость, даже невесомость овладела ею, и, не чувствуя своего тела, без всяких усилий она поплыла по реке, и эта широкая полноводная могучая река понесла ее стремительно, то погружая в теплые прозрачные зеленоватые волны, то поднимая и раскачивая на этих ласковых то медленных, то быстрых волнах. И он плыл вместе с ней, слившись в единое целое, и шептал что-то невозможное, невообразимое, от чего кружилась голова и хотелось плыть так вечно… А потом вдруг полноводная широкая река точно поднялась высокой волной – и резко низверглась в невыносимо глубокую, до боли сладкую пропасть, швырнула их куда-то вниз, прямо в бездну Ниагарского водопада, и падали они вместе в ту бесконечную бездну.