Испытание - Владимир Николаев

Рассказывал старый помор и о тех, кто одолел все напасти, все беды превозмог, после страшного гореванья домой вернулся, и, как сам Флегонт Парамонович, потом снова на промысел снаряжался, опять попадал в беду и опять выживал. Заносило его и на Новую Землю за пушным зверем, где приходилось пересиливать долгую темную зимовку и где и по сей день дотлевают кости его товарищей, а он, с виду и не богатырь, живым выбирался.

Не раз Флегонта Парамоновича уносило на льдине в море и даже в океан утягивало. Вот это было гореванье так гореванье. Смертные рубахи надевали и с белым светом прощались...

- А как же спаслись-то, дедко?

- Тут главное дело, - отвечал старый помор, - веру во спасение не обронить.

- Как это не обронить?

- А так. До самой смертушки верить, что выручка должна быть, за что-то еще уцепишься. Кто веру уронил, тот, считай, заранее себя похоронил...

Крепко задумался над дедовым заветом Алексей.

* * *

На другой день он почувствовал себя лучше. Слабость все еще мучила. Трудно двигаться, а ходить, делать что-то необходимо. На черной влажной гальке кое-где лежал снег. Есть возможность запастись водой.

Взяв жестянку, неверными шагами, часто останавливаясь из-за головокружения, Алексей опускался на колени, сгребал окоченевшими руками снег. Время от времени приходилось ложиться на спину, прятать озябшие пальцы в рукава и отдыхать. Отлеживался подолгу, закрывал глаза или безучастно смотрел в низко пробегавшие облака.

Не отдохнув как следует, поворачивался, становился на четвереньки и полз за снегом. Часа три ползал. Вымотался предельно, а воды получится кружки две-три. Надо бы и еще собрать, но и так далеко уполз, хватит ли сил вернуться?

И обратный путь дался тяжело, то полз, то еле-еле передвигал ноги, часто останавливаясь для отдыха. Изодрал брюки на коленях и ватник на локтях.

Все, все тут дается самой дорогой ценой - даже кружка воды.

...В народе говорят: болезнь входит пудами, а выходит золотниками. Тянулись дни, а слабость не проходила. По-прежнему часто уставал, задыхался, спина покрывалась испариной, руки и ноги отказывались слушаться. Время по большей части шло впустую, работать не мог. А дел с приближением зимы все больше: нужно всерьез готовиться к долгой полярной ночи. Ее не миновать. Навигация заканчивается.

Перво-наперво надо конопатить стены, наколоть дров, когда по закраинам образуется крепкий лед, вырубить из него плиты и сложить тамбур возле дверей, чтобы не продувало.

Дел много, а где силы взять?

Как ни донимала слабость, а лениться не позволял себе. Когда не мог двигаться, садился теребить тряпье, на тряпье пустил все, что пришло в полную негодность. Чаще всего конопатил стены, благо эту работу можно делать сидя или стоя на коленях.

И все равно быстро уставал. Безучастно смотрел на остров, на низкое, затянутое облаками небо, на осенне-серое море.

А что, если снова появятся медведи? Как отбиваться? И не убежишь, не те стали ноги... А если на остров наткнутся фашисты. Нет, это невозможно. Почему невозможно? Идет война.

И потянулась ниточка раздумий о том, что творится сейчас на Большой земле. Как идет война? Что делается на фронтах? Остановили ли фашистов? В том, что мы победим, Алексей не сомневался. Все дело в том, сколько продлится война.

Начав размышлять о войне, испытал угрызение совести - вот он, оторванный от мира, целый месяц занят лишь борьбой за собственное существование. Сколько людей воюет и погибает. Что в сравнении с этим судьба одного человека?.. И умереть нужно с пользой, а не пропадать тут. Коли останется жив, добьется отправки на фронт и драться будет нещадно.

Что происходит на фронте?

У него же есть газета. Оказалось, не такая уж и старая. "Комсомольская правда" за последний день июля 1942 года.

Сверху первой страницы крупными буквами сообщалось: "Бронебойщик Деликов, погибая за Родину, сказал товарищам: "Возьмите мое ружье. Бейте фашистских гадов! Пусть знают, что наши не отступают!" Молодые воины, призывала газета, - сражайтесь, как Деликов! Ни шагу назад!"

- Ни шагу назад, - повторил Алексей, ощущая, что этот призыв обращен и к нему, обязанному держаться до самой последней возможности.

На первой странице - сводки Советского Информбюро. В утренней сообщалось: "В течение ночи наши войска вели бои с противником в районе Воронежа, а также в районах Цимлянской, Батайска и юго-западнее Клетской...

На других участках фронта никаких изменений не произошло.

В районе Воронежа на ряде участков наши войска продвигались вперед, преодолевая упорное сопротивление противника. Одна наша часть выбила противника из населенного пункта и захватила три орудия, четыре миномета, семь станковых пулеметов и склад с боеприпасами. На другом участке бойцы Н-ской части отразили контратаку противника. В этом бою немцы потеряли 450 солдат и офицеров..."

Прочитал сводку, задумался. Трудно, ох как трудно идут дела на фронте. А разве на войне бывает легко? Самое главное, что наши уже не отступают, а продвигаются, пусть с тяжелыми боями, вперед, бьют врага.

Передохнув, снова принялся за чтение. Его внимание привлекло помещенное на видном месте письмо красноармейца.

"Уважаемый товарищ редактор! Прошу Вас с большим усердием обработать мой подлинник и пропустить его в газету. Я пишу Вам о том, как мы, парашютисты, воевали в тылу у немцев и как я сам лично принял свое боевое крещение и стал истребителем. Я уходил в бой с злой душой, и моя злость помогла мне кое-чего добиться. А теперь я расскажу Вам все, как было, по порядку.

Вот нас посадили на корабли, мы долетели до места. Подана команда: "Приготовиться!" Все встали и ждут следующей команды: "Пошел!" - и мы все спрыгнули.

Первый бой был для меня скучным: слышу, бойцы стреляют, а я никого не вижу. И так мне после боя стало обидно, что я в бою даже не выстрелил. Но ничего не поделаешь - на войне всяко бывает. Зато потом у меня было больше удачи.

Вижу, правее нас фрицы идут в атаку на наших товарищей. Нам дана команда "Вперед, вперед!".

И мы все ударили немцам во фланг. Я добежал до немецкого танка. Он стоял подбитый и вел огонь. Я бросил две гранаты и заклинил башню. Бегу дальше. Дорогой уничтожил несколько немцев... Вот вам, сволочи, как воевать с Русью.

Но тут меня ударило в правую руку, автомат вышибло, вещевой мешок сполз с плеч. Я упал и понял, что меня ранило. Хотел взять автомат, но у него была разбита ложа. Посмотрел на вещевой мешок - он уже горит, и в нем рвутся патроны. Я огляделся. Вижу, метрах в ста от меня поднялся немец. Я прицелился и выстрелил. Немец был убит. "Вот, - думаю, - опять одного нет". И тут снова вижу немца.

Но вдруг оказалось, что в магазине у винтовки нет больше патронов, и у меня в кармане нет. Вот горе какое!

Пробираюсь между кустами. Рука болит. Но тут, вижу, лежит наша трехлинейная винтовка. Я взял семизарядную за спину, принял боевое положение. Я вижу, идут по дороге два немца. Выстрелил. Один немец упал. Но тут уже рука заболела так, что нет терпения.

Тогда я ушел в деревню, и там мне сделали перевязку.

Еще я хочу описать один бой, когда мы, закончив боевую задачу, с боем пробивались на соединение со своими частями.

Рана моя тогда еще не совсем зажила, а раненому воевать довольно трудно. Нужно сказать при этом, что в нашей группе было много раненых. А нам нужно обязательно перейти одну дорогу, которую немцы очень сильно охраняли, и пробиться через одну деревню. Но мы знали, что немцы боятся крика "ура". И вот мы с рассветом, когда немцы спали, тихо подкрались к деревне и с громким "ура" ворвались туда.

В деревне стояли четыре легковые автомашины и два грузовика с продовольствием. Я бегу и слышу в одной избе крик: "Русс, русс!" Тогда я взял противотанковую гранату, которую берег для себя на случай, если меня окружат, и левой рукой бросил ее в комнату. Дверь распахнулась, из окон все стекла вылетели. Вбегаю в комнату и вижу мертвых фрицев.

Потом смотрю на машины и думаю: "Не оставлять же немцам". Беру банку с горючим, обливаю и поджигаю. Мне во всем этом деле помогает один местный житель. А про раненую руку я совсем было забыл. Только когда выбежал из деревни, почуял боль. Так я нагнал своих и с ними вышел.

Вот такое было мое действие в тылу у врага, и об этом я хочу рассказать всем комсомольцам.

Красноармеец В. Кувшинов".

Алексей не мог определить то чувство, какое пробудило в нем это письмо: оно наполнило сердце чем-то таким хорошим, что оживило душу. Незаметно для себя, впервые, может быть, за все свое бедование на острове, на него дохнуло живым теплом, и он улыбнулся.

* * *

Сегодня Алексей решил дойти до вышки, может, удастся найти сорванное полотнище паруса. День выдался сухой, тихий, прохладный.

Поначалу зашагал легко и быстро, даже обрадовался, что способен так двигаться. Но скоро ощутил стеснение в груди и ноги начали слабеть. Присел на камень.