Украденное счастье - Тарокнахт Гонгопаддхай

Бидхубхушон был страшно раздосадован и решил дать всем понемножку. Но что за наваждение? Кошелька за поясом не было. Он громко крикнул Нилкомолу:

— Что стало с моим кошельком, Нилкомол?

— Я думаю, как бы мне свою голову унести целой, а ты еще пристаешь со своим кошельком! — сердито ответил тот.

И действительно, голова Нилкомола была в опасности. Со всех сторон на его лоб падали капельки киновари. Однако не все попадали на лоб кто брызгал на щеки, кто в уши, кто на нос. Один человек даже попал ему прямо в глаз. Гирлянды цветов давили его своей тяжестью. Не выдержав, Нилкомол громко закричал:

— Зачем вы меня так мучаете? У меня ничего нет!

С большим трудом Нилкомолу и Бидхубхушону удалось выбраться из толпы. Потом они увидели, как та же самая толпа так же, как и на них, напала на другого верующего. Больше Нилкомол не мог выдержать.

— Дадатхакур, они опять приближаются! Я ухожу. Какой дурак здесь останется! — И Нилкомол пустился наутек.

Бидхубхушон с трудом поспевал за ним. В Калькутте не так-то легко спастись бегством! В тот же момент с криком: «Держите, держите!» — вдогонку за Нилкомолом бросилась толпа людей. Чем дальше бежал Нилкомол, тем больше становилось преследующих. Скоро Нилкомол совсем выбился из сил. Ведь они уже три дня были в пути, а в этот день к тому же еще ничего не ели. Поворачивая за угол, Нилкомол упал. Все в тот же момент окружили его. Но никто не знал, почему все они гнались за ним. А Нилкомол подумал, что эти люди даже в смертный час не пожалеют его, и закричал:

— Сюда, сюда, сколько есть венков и киновари, все бросайте в меня! Один глаз выбили, хотите и оставшийся выбить!

Люди решили, что он не в своем уме, и, посмеиваясь, разошлись.

От боли и обиды Нилкомол заплакал. Присев у края дороги, он стряхнул с себя пыль и повернул обратно, навстречу Бидхубхушону. Но потерял дорогу. Нилкомол кружил почти до сумерек, но так и не смог отыскать храм. От голода он совсем ослаб. Когда упал, спасаясь бегством, то во многих местах содрал себе кожу о камни. Наконец он опустился у двери какого-то дома и горько заплакал, не зная, куда ему идти одному, где приклонить голову. Так сидел у двери и плакал.

Поздно вечером вернулся со службы хозяин дома. Увидев у порога плачущего человека, хозяин участливо спросил его:

— Ты кто?

— Я Нилкомол.

— А почему же ты здесь сидишь и льешь слезы?

— Я заблудился!

— Вот что! Как же это ты заблудился?

Нилкомол подробно рассказал все, что с ним случилось. История Нилкомола растрогала хозяина. Он пошел переодеться, затем позвал Нилкомола в дом, накормил и напоил его. Поев, Нилкомол почувствовал себя бодрее. И решив, что сейчас самое время познакомить хозяина со своим талантом, обратился к нему:

— Я пришел, чтобы устроиться в труппу бродячих артистов; я умею хорошо играть на скрипке.

— Ну-ка, сыграй что-нибудь, я послушаю! — попросил хозяин.

Нилкомол стал доставать скрипку, но, развернув ее, не мог сдержать слез. Он увидел, что она разбита. А скрипка составляла все его богатство.

— Что с тобой? — спросил хозяин.

Нилкомол молча показал скрипку хозяину, и тот тоже опечалился.

— Ну, успокойся, я тебе другую скрипку куплю! — сказал он.

— Конечно, скрипку можно купить, да уж не такую! — огорченно проговорил Нилкомол.

— Пойдем со мной вместе в лавку; выберешь там скрипку, какую захочешь.

Нилкомол вытер глаза. После ужина он остался ночевать в этом доме.

Все состояние Бидхубхушона заключалось в его кошельке; словами не выразить его отчаяния, когда он обнаружил пропажу. Он видел, как за Нилкомолом погналась целая толпа людей, и окончательно растерялся. Он вспомнил поговорку: «Один в город придешь — вдоволь горя хлебнешь». Из глаз Бидхубхушона, уставшего с дорога, измученного мрачными мыслями и голодом, хлынули слезы. Он сидел на берегу Ганга, погруженный в печальные думы, и в это время увидел жреца, с которым познакомился прежде. Тот снова вышел на охоту. Бидхубхушон спросил у него, где бы он мог получить немножко еды.

— Есть о чем беспокоиться! Пойдем со мной, я дам тебе пищу, принесенную в дар богине, — ответил жрец.

Бидхубхушон вместе с ним пошел в храм Кали, поел пищи, предназначенной богине, и улегся в углу храма. Так он провел ночь.

На рассвете следующего дня Бидхубхушон спустился к берегу Ганга, выкупался и вернулся в храм. Он ни с кем не заговаривал, и никто не вступал с ним в разговор. Когда в храме стало слишком много народу, он ушел бродить по городу. В положенное время он вернулся, получил еду и, как в предыдущую ночь, опять ночевал в храме. Так устроился Бидхубхушон.

ЗАВЕЩАНИЕ БИПРОДАСА

Как Хем предсказывал, так и получилось. Очень скоро Шорнолота без посторонней помощи научилась читать и смогла написать Хему обещанное письмо. Хем был чрезвычайно обрадован этим письмом. Когда наступили каникулы, Хем собрался домой; он купил сестре небольшую гирлянду искусственных цветов. Такими гирляндами девушки любят украшать свои прически.

Войдя в родной дом, он первым делом позвал сестру:

— Шорна, я привез ответ на твое письмо! Услышав его голос, Шорна выбежала из комнаты и повисла на руке брата. Хем протянул ей гирлянду.

— Возьми цветы, Шорна! Видишь, я сдержал свое слово.

Радостно улыбаясь, Шорна взяла подарок и приколола гирлянду к волосам. Бипродаса в это время не было дома, но вскоре пришел и он. Отец знал, что сын на днях вернется, и почти перестал отлучаться из дому, а если и уходил, то ненадолго. Еще на улице услышав голос Хема, он вошел в дом со слезами радости на глазах. Шорна с протянутыми руками подбежала к отцу. Бипродас тут же подхватил ее на руки.

— Посмотри, папа! Дада привез для меня цветы, — проговорила девочка.

Бипродас был так взволнован, что даже не находил слов. Ничего не сказал он и о гирлянде, которую надела Шорна. Но в глазах его блеснули жемчужины слез. В тот же момент и глаза Шорны наполнились слезами. Хем опустил голову. Поистине бедны обитатели тех домов, где не льются слезы радости. После недолгого молчания Бипродас засыпал Хема вопросами. Когда подошло время омовений, все выкупались и поели.

Шорнолота возобновила занятия с Хемом. Ему оставалось только удивляться ее быстрым успехам. Теперь часто бывало так, что Бипродас лежал в постели и слушал, как Шорна и Хем что-то читали внизу. В такие минуты Бипродасу трудно было удержаться от слез. Быстро пролетели каникулы. Впрочем, каникулы всегда проходят слишком быстро. Хем начал готовиться к отъезду в Калькутту. Как-то Бипродас сказал ему:

— На этот раз я поеду с тобой, Хем.

— Почему? — удивился Хемчондро.

— Годы мои прибавляются, а не убавляются, верно? Нужно кое о чем распорядиться. Если этого не сделать, то, когда я умру, у вас могут обманом отобрать и то немногое, что вы сейчас имеете.

Сначала Хем обрадовался, услышав, что Бипродас поедет с ним в Калькутту, но, узнав, зачем он туда собрался, Хем сразу опечалился. Бипродас понял, какие чувства взволновали Хема, и рассмеялся:

— Ты боишься завещания? Напрасно. Разве люди сразу умирают, как только составят завещание? — Бипродас увидел, что слезы выступили на глазах сына, и вытер ему лицо. — Ну как не стыдно! Перестань плакать. Сколько людей составляют завещания еще в юности, и сколько раз они после этого меняют их!

Хем успокоился. Вскоре они выехали в Калькутту. В Калькутте, в районе Бхобанипура имел адвокатскую практику некий Биной-бабу Гхош, родом из той деревни, где жил Бипродас. Проведя несколько дней с Хемом, Бипродас направился в Бхобанипур к Биной-бабу. Тот встретил Бипродаса приветливо и почтительно. После обмена новостями Биной-бабу спросил Бипродаса о цели посещения.

— Я уже стар, дорогой мой, и могу умереть в любое время. Вот я и подумал, что, пока не поздно, нужно составить завещание.

— Ты правильно решил. Но о завещании не беспокойся! Когда прикажешь, тогда и составлю. Ты уже надумал, кому завещаешь свое имущество? — спросил Биной-бабу.

— Я думаю все, что у меня есть, разделить поровну между Шорной и Хемом. Зачем оказывать кому-то из них особое предпочтение?

— Ну хорошо. Только следует тщательно продумать все детали завещания. Смотри, чтоб тебе не обделить Хема.

— Ты прав, Биной-бабу, но Шорна замуж может выйти за плохого человека. А Хем — умный мальчик, в случае чего и сам может нажить все. В свое время мой отец ничего мне не дал, — заметил Бипродас.

— Что же ты им оставляешь?

Люди старого поколения обычно искренни, но не там, где речь идет о деньгах. Таким был и Бипродас. Он только рассмеялся.

— Кое-что у меня есть! Когда будешь составлять завещание, тогда уж этого от тебя не скроешь. Придет время его подписывать, тогда и узнаешь.

В тот день Бипродас вернулся домой, не составив завещания. Но через несколько дней оно было написано и заверено. У Бипродаса было акций на тридцать тысяч рупий. Он завещал Хему и Шорне по пятнадцать тысяч рупий. Завещание вступит в силу, когда Хем достигнет совершеннолетия, а Шорна выйдет замуж.