Украденное счастье - Тарокнахт Гонгопаддхай
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— В Калигхате.
— Это близко от храма Кали?
— Да.
— Тогда вы идите, а я уж не пойду, — ответил Нилкомол.
— Почему же? — удивился хозяин.
— У кого глаза каменные, пускай тот идет к храму, а у меня они не из камня, мне там делать нечего!
— Почему же! Объясни толком!
— Господин, в первый день, когда я пришел сюда, за мной погнались какие-то люди с ярмарки, сбили меня с ног и забрызгали киноварью. Как хотите, а я туда больше не пойду! Я там чуть глаз не лишился.
— Но ведь ты пойдешь со мной, чего же бояться? — засмеялся хозяин.
— Дадатхакур тоже так говорил, а пришла опасность, и он ничего не мог сделать! Совсем как наш Рама-рыбак — бросил руль и сидел без движения. Случись это на нашей реке, я бы уже сломал голову на повороте!
— Видишь, твой тхакур такой же горожанин, как и ты; как же он мог защитить тебя? А сейчас ты идешь со мной, и тебе нечего бояться.
— Но разве дадатхакур не настоящий горожанин? Он был в Кештоногоре и экипажи там видел!
— Если видел экипажи, значит, уже и городской? — засмеялся хозяин. — Хочешь идти со мной — так пойдем, а нет — иду один!
Нилкомолу хотелось пойти, но очень уж он боялся приближаться к храму Кали! Потоптавшись немного на одном месте, он снова спросил:
— Нет, скажите мне, ничего со мной там не случится?
— Ну сколько раз можно говорить!
Набравшись смелости, Нилкомол пошел вслед за хозяином. Пришли на место. Любопытный Нилкомол смотрел то на развешенные фонари, то на артистов, то на зрителей и обо всем расспрашивал хозяина. Тот уже стал беспокоиться: прошло много времени, пора ему было идти на службу.
— Ну а теперь пойдем обратно, — заявил он.
— Нет уж, раз я пришел сюда, то не уйду, пока не кончится представление! — ответил Нилкомол.
Хозяин не стал настаивать и, решив уйти без него, спросил:
— Нилкомол, а дорогу назад ты найдешь?
— Не знаю, но людей много, и если спрашивать, то ведь укажут?
— А как ты будешь спрашивать?
— Спрошу, где живет бабу.
— Какой бабу?
— Который в конторе работает.
— В таком случае ты вряд ли доберешься до моего дома! — рассмеялся хозяин.
— Почему вы смеетесь? Разве еще кто-нибудь работает в конторе? И сколько здесь контор? У нас в деревне только одна.
— Здесь их столько, что и не сосчитать! Если ты хочешь найти меня, спрашивай, где дом Ромешора-бабу.
Нилкомол начал повторять: «Ромешор-бабу, Ромешор-бабу».
Запомнив имя хозяина, Нилкомол решил узнать, чья труппа сегодня выступает. Он дважды спросил своего соседа. Тот не ответил. Тогда Нилкомол больно ущипнул его. Сосед охнул и посмотрел на Нилкомола. Нилкомол нагнулся к самому его уху и снова спросил:
— Чья это труппа?
— Неужели не мог спросить как следует, без щипков? — обиделся сосед.
— Ну зачем сердишься, брат? Если я тебе сделал больно, возьми и ущипни меня!
— Тише, перестаньте шуметь! — остановил их один из зрителей.
У Нилкомола не хватило смелости спросить еще кого-нибудь. В это время начали петь. Когда Нилкомол подошел ближе, он услышал, как один зритель сказал другому:
— Гобиндо Одхикари еще не выступал.
Нилкомолу, когда он услышал это имя, показалось, что он луну с неба достал.
«Я должен встретиться и поговорить с Гобиндо Одхикари, — подумал он. — Надо, чтобы он меня увидел. Тогда он позовет меня, и я пойду на сцену. Этот парень рассердился, что я ущипнул его; когда я пойду на сцену, он сразу поймет, что я за человек».
Размышляя таким образом, Нилкомол стал тянуться то в правую, то в левую сторону, чтобы рассмотреть лучше, но не увидел ничего. Протолкнуться вперед тоже было невозможно. Пока Нилкомол стоял, пытаясь пробиться, представление закончилось. Все стали расходиться, и шум стих. Тогда лишь смогло осуществиться самое заветное желание Нилкомола: он пошел на сцену и уселся там.
ПРИЗРАК НАДЕЖДЫ
Прожив некоторое время в Калигхате, Бидхубхушон тоже стал искать случая попасть в труппу бродячих артистов. Но куда бы он ни приходил, там или вовсе не нужны были музыканты, или хозяин труппы не мог хорошо платить артистам. О пропитании он теперь не беспокоился, но одежда его настолько износилась, что ему стало стыдно показываться на людях. Его новый друг, жрец храма Кали, советовал ему заняться тем же делом, каким промышлял он. Но Бидхубхушон отклонил это предложение не потому, что был новым человеком и все еще плохо ориентировался в Калькутте; нет, согласиться на это он не мог, так как не было для Бидху большего греха на свете, чем обман, ложь.
Однажды Бидхубхушон одиноко сидел в храме и размышлял о своем положении: «Чем был прежде, тем и остался; только сил уже не стало. Так бы с места не тронулся, никакое дело на ум не идет. По моей одежде никто и не скажет, что я брахман; из дома нет никаких вестей, написал письмо и на него ответа не получил. Познакомился в дороге с одним человеком, да и тот пропал куда-то. Верно, судьба моя такая: с кем ни подружусь, от того счастье отворачивается. Если бы Шорола вышла замуж за кого-нибудь другого, не знаю, была бы она счастлива с ним или нет, но голодать, наверное, ей бы не пришлось!».
Вспомнив о Шороле, Бидху не мог удержаться от слез. Затем он вспомнил Промоду и Шошибхушона и мгновенно переменился: глаза налились кровью, черты лица исказились, а правая рука крепко сжалась в кулак. Но тут он подумал о Годадхоре и его матери и невольно улыбнулся.
Лицо человека — зеркало его внутреннего состояния. Все человеческие чувства и переживания отражаются на лице. Когда на сердце горе, лицо становится задумчивым и усталым. Счастлив человек — лицо проясняется. Когда человека охватывает гнев, глаза его краснеют, губы дрожат, он скрежещет зубами. Вполне естественно, что на лице отражается не сокровенная природа человека, а то, что волнует и тревожит его в эту минуту. Потому-то лицо человека постоянно меняется, а истинное его лицо мы видим только тогда, когда человек умирает.
Наблюдая, как за короткое время на лице Бидхубхушона сменялись выражения горя, печали и веселости, жрец спросил:
— Что с тобой? Не с ума ли ты сошел?
А Бидхубхушон был настолько погружен в свои думы, что и не слышал, как к нему подошел его знакомец, и вздрогнул при звуке его голоса:
— Что говоришь?
— Ничего особенного! Песни хочешь послушать? К нам приехала труппа актеров. Пойдем. Говорят, сегодня они выступают.
Бидхубхушону не нужно было долго собираться. Он пошел вместе со своим приятелем. Пройдя немного, жрец обратился к нему:
— Ты говорил, что хочешь попасть в труппу бродячих актеров. Ну так вот, они приехали. Почему бы тебе не попытаться устроиться?
— Куда, куда? — с живостью воскликнул Бидхубхушон.
— В труппу артистов, которых мы идем слушать. У них есть свободное место. Я знаком с их руководителем. Он родом из нашей деревни. Есть у них музыкант, да только неважно играет, ну и пьет к тому же. Труппа новая, им нужен хороший музыкант, чтобы публика их оценила. Они попросили меня: «Если есть у тебя музыкант на примете, приводи его с собой». Но нужно принять одно условие. Сейчас заплатить за месяц вперед они не могут, получишь сперва только часть.
Бидхубхушон подумал, что для него сейчас все равно, как получать — по частям или сразу за месяц. Не успев закончить этот разговор, они подошли к артистам. Выступление их должно было начаться через два часа. Жрец обратился к руководителю труппы:
— Вот, привел тебе человека!
Внешний вид Бидхубхушона не понравился руководителю, но, скрыв это, он предложил:
— Поиграй, а я послушаю! — и передал Бидхубхушону таблу[49].
Бидхубхушон начал играть. Руководитель труппы был хорошим знатоком музыки; игра Бидхубхушона ему очень понравилась, но он не показал виду, чтобы тот не вздумал набивать себе цену, и, поморщившись, сказал:
— Пожалуй, подойдет!
Затем он обернулся к жрецу:
— Говорил о наших условиях? Он согласен?
— Да.
— Когда может приступить?
— Как только вам будет угодно, — ответил Бидху.
— Тогда сегодня же.
— Хорошо.
С тех пор как Бидхубхушон стал работать в труппе артистов, дела у них пошли лучше. Вскоре труппа завоевала признание, ее стали приглашать во многие места.
Говорят: сумеешь вернуть деньги, вернешь и осанку. Прекрасным подтверждением этой поговорки служил Бидхубхушон. Он расстался с лохмотьями, лицо его приняло спокойное выражение; только прежняя беззаботность так и не вернулась к нему. В этом мире люди редко стареют постепенно. Чаще всего к человеку в какой-то момент сразу приходят и старость, и опыт. Сегодня он еще юноша, беззаботен и весел, не ведает ни горя, ни тоски, и при взгляде на него кажется, что таким он будет всегда. Но вот умирают его отец, или мать, или старший брат, — и сошла с его лица улыбка, не тянет его больше к развлечениям. Все разом изменилось. Глядишь — человек состарился в одну ночь!