Жизнь, написанная от руки. Дневник петербургского священника - Константин Пархоменко

Кострома – родина Ивана Сусанина, известного своим подвигом. И вот, когда мы стояли у памятника «имени Ленина» (именно так: имени… назвала памятник молоденькая экскурсовод, сама, вероятно, смутно представляющая, кто такой Ленин), ко мне подошел милый старичок из нашей группы. И говорит: «Очень характерный памятник

Ленину на родине Сусанина. Его можно назвать: Ленин – Сусанин!» Я говорю: «Почему?» – «Ну, как почему? Так Ленин, на хрен, завел, что до сих пор не выберемся…»

Центральную площадь Костромы местные жители называют… «Сковородка». Это круглая площадь без единого деревца. И в жаркий день она так раскаляется, что люди словно жарятся. В Костроме так и говорят: «Встретимся на Сковородке».

В этом же городе мы посетили два монастыря. Женский, в котором находится знаменитая чудотворная Феодоровская икона Божией Матери, и мужской – Ипатьевский.

Плес

Вечером этого же дня наш теплоход пристал к Плесу. Маленькому городку (занимающему, как сказано в путеводителе, 1086-е место из 1096 среди городов России), который облюбовал Левитан. Здесь он жил в летнее время много лет, до самой своей смерти в 1900 году.

Плес раскинулся на холмах. Много зелени, посреди которой домишки, церкви, много неба и воды (река Волга). Это и рисовал Левитан. Его картины охотно покупал Третьяков, создатель галереи, московский купец-меценат.

Вместе с Левитаном сюда приезжала отдыхать и учиться рисованию госпожа Кувшинникова. В местном музее Левитана есть и ее работы. Об их странных отношениях, о которых сплетничали в Москве, написал Чехов в рассказе «Попрыгунья».

Левитан Плес прославил. И в его время, и позже этот край, с его удивительной природой, стал излюбленным местом отдыха московских, да и петербургских художников и артистов. Мы были летом и наслаждались видами, но стоило представить осеннее желто-красное буйство красок, и мы понимали, что это будет еще восхитительней. Помните левитановскую «Золотую осень»?.. Мы стояли на том же месте, откуда он это писал. Когда мы возвращались на пристань, начался дождь. Но природа от этого стала лишь благородней. Немного понурой и печальной. Но такой же прекрасной. И я вспомнил, что Левитан так же любил рисовать именно дождь. Укрываясь зонтами, мы купили на набережной у старушек, чьи бабушки, а то и родители, лично знали Левитана, ягоды и копченого леща – рыбу в руку (по локоть) величиной. И, возблагодарив Господа, отправились дальше.

После ужина к нам подходит мальчик и заговорщицки говорит: «А я знаю, почему вы все время едите чеснок (многие на корабле болели, и мы действительно все время приходили на обед с головкой чеснока), – вы из себя бесов изгоняете».

Нижний Новгород

Назавтра в полдень наш корабль вошел в бухту Нижнего Новгорода. Золотые купола, стены древнего кремля, удивительные холмы, где копни – и вывернешь лопатой древности…

Есть безумные «советские» вкрапления, но, в общем, город очень хорошо сохранился, в смысле старины. Когда после экскурсии нам дали три часа погулять по городу, мы с наслаждением углубились в старые улочки. Просто шли, упреждая друг друга в замечательных находках. Вот из-под облезшего асфальта выступают благородные булыжники брусчатки или кирпичной мостовой, вот дореволюционная дверная ручка, вот столб с орлом… Целые улицы из прошлого. Дома ветшают. По-человечески можно понять желающих переселиться из этих деревянных, с резными наличниками, стопятидесятилетних домов в благоустроенные квартиры. И все же жалко. Через 50-100 лет ничего из этих заповедных уголков не останется. Погуляли по главной улице Нижнего – Большой Покровской, посидели в пиццерии. За соседним столиком сидел с детьми и супругой благообразный батюшка в рясе. Он расчесывал длинную черную бороду пятерней и налегал на кока-колу.

Музей «пролетарского писателя» Горького сделан очень качественно, даже обои на стенах почти натуральные. Экскурсовод рассказала, что при создании музея были найдены образцы точно таких же обоев, какие были у Горького, и с этих образцов на обойной фабрике сделали несколько рулонов точной копии. Так что, начиная с прихожей и далее, все – подлинное либо точная копия подлинного.

Большое впечатление произвел храм, построенный на средства Строгановых. Сложно найти среди российских церквей подобную роскошь, разве только храм Спаса-на-Крови в Петербурге. Лучшие породы дерева и настоящее золото – в иконостасе, в орнаменте окон, с внешней стороны – резной камень. Но главная радость – то, что этот храм передан Церкви и в нем обычным порядком совершаются богослужения. И главки такие, что не хочется отводить взгляд.

В 18 часов мы отдали швартовы и пустились в дальнейшее путешествие.

Милостью Божией многое восстанавливается, но многое еще остается в забвении. Проплываем запущенные и полуразрушенные церкви. Какое огромное множество их было в России!.. В небольшом городе Костроме – 48 храмов, в городке Плесе – 6 и т. д. А сколько сокровищ, ценностей, икон. И все было разрушено, разграблено.

И вспомнилось: ведь так же было в Византии. Почему Господь попустил? Может быть, кроме того, что попустил сатане враждовать против людей, есть и еще один момент. Попуская всем этим рукотворенным ценностям быть уничтоженными, Господь хотел обратить внимание людей на духовные ценности. Обряд своей золотой массивностью мешал сердцу прилепиться к невидимому. Отняв эти вещественные святыни, Господь показал, что вера сохранится, а благодатные дары умножатся и без этого, внешнего. Эта мысль, может быть, неверна, но просто так подумалось. И еще совсем субъективная мысль: начало XX века, эти поиски «святой Руси», псевдорусский стиль в виде шатров, теремков и проч. Что это, как не бегство в золотой век торжества этого «внешнего» православия, где все было прекрасно, где царь был поистине Божиим ставленником, где воздух был напоен кадильным дымом и все было пропитано благочестием. Ведь пусть это и замечательная форма существования христианства, но не идеальная это форма! Где здесь святоотеческий дух, стремление к обожению, непримиримая борьба со злом, мещанством (даже благочестивым, но все же мещанством)? Страшное время разрушения внешних храмов, кажется, подтолкнуло людей к строительству храма в душе. Возрождение интереса к исихазму, непрестанной молитве, стремления к подлинному прилеплению ума к Богу и выстраиванию внутренней жизни по Богу – все это появилось именно в советское время, время гонений на Церковь. Еще за несколько лет до революции лучшие богословские умы Православной Церкви России не видели в афонском имяславии ничего, кроме сектантства. Митрополит Антоний (Храповицкий) (самый вероятнейший кандидат на Патриарший престол, и, не случись революции, он мог бы им стать) был непримиримым противником всякой мистики. XX век позволил на все это взглянуть более трезво.

Чебоксары, 2 августа

В 9 утра мы сошли на берег Чебоксар. Это столица Чувашии. Маленький городок – 300 тыс жителей. В современной части совершенно неинтересен. Улицы 50-х – 60-х годов ушедшего века. Гордятся земляком Чапаевым, которому воздвигли большой памятник и перевезли в городской парк из деревни дом, в котором родился Чапаев. Но в старинной, центральной, части город замечателен. Много храмов и… воды. Насчет воды вот какая произошла история. В советское время было решено весь старый центр города… затопить. И вокруг построить новый город. Из центра убрали дома, преимущественно деревянные, и стали заливать воду. Но потом оказалось, что, если залить воду как задумано, это может как-то плохо отразиться – то ли на почве, то ли еще на чем-то. Воду заливать бросили. И получилось, что не весь город ушел под воду, а часть. Ныне вот эту водную часть облагородили, вокруг проложили прекрасные дорожки. И оказалось, что посреди города – как бы гигантский пруд.

Стоя на горке у пруда, мы увидели белый современный храм. Он построен недавно и освящен в честь св. прав. Иоанна Кронштадтского. В свое время отец Иоанн был в Чебоксарах и стоял на той же самой горке, на которой сейчас стояли мы. Его попросили благословить город, но отец Иоанн отказался: «Не буду благословлять город, который уйдет под воду». Как он может уйти под воду? – недоумевали местные жители, а потом об этом и забыли. И вот в пятидесятые годы вспомнили. Действительно, старая часть города уничтожена, а это место покрыто водой.

Нынешний глава Чувашии – верующий человек. Это сразу видно по множеству храмов, находящихся в образцовом состоянии. И даже отстроили мужской монастырь XVII века, взорванный большевиками. Воссоздали по старинным чертежам в первоначальном виде. Да что говорить, если даже дамбу – мост через это «коммунистического розлива» озеро – назвали «Дорога к храму». Она ведет прямо ко входу в монастырь. Жители этого города искренне любят свою Чувашию. Стараются произвести благоприятное впечатление на туристов. Наш корабль встречали в народных костюмах, хлебом-солью, танцевали, пели. И это не за вознаграждение, никто с шапкой не ходил по кругу.