У рифа Армагеддон - Вебер Дэвид Марк

- Но... - начал Мерлин, и Кэйлеб покачал головой.

- Я знаю, что если мы подождем Доминика, мы все равно сможем уничтожить каждый корабль, который есть у Тирска, что бы он ни делал тем временем. Но если мы дадим ему время подготовиться, мы потеряем наши собственные корабли. Уверен, что их будет не так много, как у него, но мы будем вынуждены прийти к нему на гораздо менее выгодных условиях, и он ни за что не сдастся без боя - вероятно, неприятного боя, на слишком близком расстоянии.

- С другой стороны, если мы войдем сегодня вечером, пока его люди все еще измотаны и напуганы, в то время как он сам, вероятно, все еще пытается справиться с тем, что мы уже сделали с ним, импульс будет на нашей стороне. Его люди будут чувствовать себя пойманными в ловушку и беспомощными, а люди, которые чувствуют себя таким образом, гораздо более склонны просто сдаваться вместо того, чтобы сражаться до победного конца.

Мерлин начал было открывать рот в новом протесте, но теперь он закрыл его. Он все еще думал, что план Кэйлеба был рискованным, но он должен был признать, что принц, похоже, довольно хорошо приспособился к мысли, что более чем человеческие способности его сейджина - или волшебника - были даны для того, чтобы их использовать. И, учитывая собственные возможности Мерлина, идея войти в Крэг-Рич в разгар бури была не такой уж безумной, как казалось на первый взгляд.

Но не это оборвало его протест. Нет, что сделало это, так это осознание того, что Кэйлеб был прав.

На самом деле это было не то, что пришло бы в голову Нимуэ Элбан, потому что на войне, в которой она участвовала, капитуляций не было. Были только победители и мертвые, и само понятие пощады было бессмысленным. Мерлин допускал влияние деморализации и паники на боеспособность противника, но он не пошел на шаг дальше и не вспомнил, что почетная капитуляция была глубоко укоренившейся частью ведения войны в Сэйфхолде.

И, - признался он себе, - он был слишком обеспокоен потенциальными трудностями простого проникновения в Крэг-Рич, чтобы подумать о том, насколько ужасающей должна быть ночная атака на "безопасной якорной стоянке". Особенно в подобную ночь, которая обещала быть незабываемой вслед за кошмарным днем, который только что пережили люди, получившие его.

Это все еще было сомнительное решение, - размышлял он. - Это можно было бы оспорить в любом случае, и это справедливо. И все же он начинал подозревать, что Кэйлеб Армак всегда предпочитал более смелое решение практически любой проблемы. Это могло бы быть плохо, но только в том случае, если бы принц позволил своим инстинктам взять верх над холодным расчетом потенциальных преимуществ и недостатков. И, несмотря на первоначальную реакцию Мерлина, здесь происходило совсем не это.

Похоже, он унаследует от своего отца нечто большее, чем просто трон, - подумал Мерлин, вспомнив хладнокровную, расчетливую реакцию Хааралда на ужасающие шансы против его королевства. - Интересно, есть ли ген для такого рода вещей?

- Хорошо, ваше высочество, - сказал он наконец, его тон был более официальным, чем это было принято. - Если вы полны решимости сделать это, то полагаю, самое меньшее, что ваш ручной "волшебник" может сделать для вас, это помочь.

- Вот это по-нашему! - сказал Кэйлеб, шлепнув его по спине кирасы со стекающей по ней водой, и повернулся, чтобы посмотреть через свое плечо.

- Капитан Мэнтир! Общий сигнал: "Построиться в линию за мной. Приготовиться к ночным действиям." Повторите для всех кораблей. Затем давайте зажжем наши ночные фонари и поднимем их, пока у нас еще есть немного дневного света. После этого, - он оскалил зубы, глядя на флаг-капитана, - я хочу, чтобы вы изменили курс.

V

Крэг-Хук,

риф Армагеддон

Граф Тирск подавил стон полного изнеможения, опускаясь в кресло. Его живот заурчал от внезапной острой боли, когда аромат горячей еды, которую успел приготовить его камердинер, напомнил ему, что он не ел с самого завтрака, то есть почти тридцать шесть часов назад.

Он потянулся за своим бокалом, затем остановился, и его губы непроизвольно скривились. Последнее, что ему было нужно на совершенно пустой желудок, - это вино, и вместо этого он взял большую булочку с маслом.

Он откусил кусочек, и в этот момент это было самое вкусное, что он когда-либо пробовал. Он заставил себя жевать медленно, смакуя, а не поглощая, как полуголодный ящер, затем проглотил со вздохом удовольствия.

Он наклонился вперед, взял вилку и нож и отрезал кусок жареной баранины у себя на тарелке. Она последовала за булочкой в его рот, и он закрыл глаза, блаженно пережевывая.

Это было достаточно небольшое удовольствие после подобного дня, - подумал он и сглотнул. Он позволил себе небольшой глоток вина и поморщился, когда запил им баранину.

Он даже сейчас не знал точно, сколько кораблей все еще находилось под его командованием. Лучшая оценка, которую он смог составить, заключалась в том, что их было от сорока пяти до восьмидесяти, включая, как он думал, все уцелевшие корабли снабжения. Это было не так уж много по сравнению с объединенным флотом, который только этим утром насчитывал более ста семидесяти единиц.

Он подцепил вилкой дымящийся кусочек картофеля с маслом, хотя еда внезапно показалась ему менее вкусной, несмотря на его голод, когда он размышлял о бесконечной череде бедствий этого дня.

Он не знал, сколько других кораблей флота на самом деле было потеряно, но он знал, что их число было велико. Он лично видел усеянное трупами тонущее судно "Кинг Ранилд" и омытые волной тела, уплывающие от него как раз перед тем, как разбитый корпус перевернулся и затонул. Он видел погребальные костры по меньшей мере еще дюжины кораблей, вздымающиеся там, где они либо загорелись в разгар боя, либо были подожжены чарисийцами. Он надеялся, что враг, по крайней мере, позволил их экипажам добраться до любых уцелевших лодок, прежде чем обстрелять корабли позади них, но он даже в этом не был уверен.

Он помолчал мгновение, затем покачал головой, раздраженный на самого себя.

Да, ты знаешь, что они позволили экипажам, по крайней мере, некоторых из своих призов, сначала покинуть корабли, - сказал он себе. - Черт возьми, у тебя на борту только "Горэт бей" более ста девяноста выживших!

Что было достаточно правдой. Но число, которое набрал его собственный корабль, только подчеркивало все сотни - тысячи - других людей, которые были на борту других галер Мэйликея.

Он отрезал еще кусок баранины и отправил его в рот, методично пережевывая.

Он не видел ничего, кроме тонущих обломков и пылающих корпусов, когда его флагман плыл в кильватере продолжающегося сражения. Чарисийские галеоны, по-видимому, не оставили после себя ни одной уцелевшей галеры. Они были в два раза быстрее его собственных кораблей, особенно после того, как они установили свои брамсели, и они использовали эту скорость, чтобы безжалостно преследовать свою добычу, неуклонно настигая и топя каждую галеру на своем пути. Он ничего не мог с этим поделать, но, наверное, и к лучшему, что они были слишком быстры, чтобы он мог их поймать, - мрачно сказал он себе, - вспомнив старую историю об охотничьей собаке, которая "поймала" ящера-резака.

Он снова покачал головой, на этот раз все еще пребывая в шоке. Выжившие, которых подобрал "Горэт бей", подтвердили то, что он уже понял. Каким-то образом чарисийцы нашли способ стрелять из тяжелых пушек в три или четыре раза быстрее, чем кто-либо другой в мире. Он все еще пытался разобраться в последствиях, которые это имело для искусства морской войны, но принц Кэйлеб - а несколько выживших опознали флаг наследного принца Чариса на борту одного из этих смертоносных галеонов - жестоко продемонстрировал, что эти последствия будут ужасными и глубокими.

По крайней мере, Тирску удалось увести корабли, все еще находившиеся в компании с "Горэт бей", в укрытие Крэг-Хук. Даже здесь, за каменистым барьером изогнутого мыса, его флагманский корабль резко и беспокойно дергался на якоре. Проливной дождь барабанил по световому люку над головой и с журчанием стекал с палубы через шпигаты, и он слышал, как ветер завывает в вантах галеры и поднимает брызги.