Наваждение - Екатерина Мурашова

Восемь лет назад, во время бунта (того самого, который Андрей Андреевич усмирял), Хорек, с его истерзанными пьянством и тяжелой жизнью нервами, со страху бежал в лес, и некоторое время привычно кочевал по самоедским становищам. Там-то с ним и познакомился Даса (который тогда еще был вполне Дзегановским). Слабого, но по своему смышленого и талантливого Коську, как я понимаю, всю жизнь тянуло к людям более сильным или хоть более образованным, чем он сам. Именно поэтому он сошелся когда-то с Иваном Гордеевым, потом – с Никанором и Митей Опалинским. Теперь же – прилепился к Дзегановскому. Тайгу, степь и промежуточные между ними области березовых лесов, а также обычаи населяющих их племен и народов Коська знал великолепно. Для путешествующего от скуки Дзегановского Хорек оказался подлинной находкой, и он без колебаний взял Коську к себе в услужение. Двигаясь на восток, слушал его байки, разделив все на десять, сочувствовал Коськиной несчастной судьбе. Впрочем, в то, что слабовольного Хорька могли использовать все, кому не лень, легко было поверить… Коська же, в свою очередь, с восторгом внимал рассказам барина о жизни в столице и при дворе, непритворно охая и ахая, поражался тамошним нравам и обычаям… Даса, как ты сама знаешь, рассказчик не ахти какой. Можно сказать, что Коська Хорек стал его первым слушателем и учеником…

Где-то в районе Нерчинска Хорек распрощался с Дзегановским. Федор щедро расплатился со своим слугой-компаньоном и двинулся дальше, за границы Российской империи, к Порт-Артуру. На прощание тронутый добрым отношением Федора Коська подарил ему нарисованную по памяти карту приишимских болот с нанесенными на нее тремя богатыми месторождениями золота. Дзегановский принял подарок, но в историю про Коськин талант золотоискателя, разумеется, поверил не слишком. Когда пару лет спустя Туманов и Дзегановский познакомились между собой в Африке, Федор как-то, смеясь, рассказал Михаилу всю историю про таежного самородка и в доказательство показал подаренную карту. Михаил, который, как ты помнишь, читал мой роман, легко соотнес литературного Хорька с настоящим. Можно представить себе удивление Дзегановского, когда Туманов сообщил ему, что месторождения, отмеченные на карте Коськи, скорее всего, действительно существуют…

Дальнейшая история жизни Коськи известна уже от самого Хорька. Сразу после отъезда Федора балагур Коська удачно присоседился к местной вдове (манчжурке или китаянке – я не поняла), которая проживала в собственном домике с двумя сыновьями подростками. Коська, который имел деньги на первое обзаведение и недавний урок мудрого остяка Алеши, удачно вошел в раскосую семью и вот: на старости лет таежный пьяница и бродяга получил все, о чем не мог даже и мечтать – дом, жену, детей и уважение от местных, деревенских людей. Грамотность, рукастость, богатый жизненный опыт, рассудительность и незлобивость Коськи со временем позволили ему выдвинуться едва ли не в руководители общины…

Загадочное явление Коськи в Егорьевске взволновало и встревожило очень многих. Иван Гордеев когда-то отобрал у Коськи права на разведанное им месторождение и сослал Хорька на каторгу. Хромоту и болезнь Машеньки Гордеевой тоже как-то связывают с Коськой. Потом явление Коськи во время бунта способствовало повторному удару у Ивана Парфеновича. Никанор и настоящий Митя Опалинский имели с ним дело. Вера… Англичане… Карты, составленные для разных людей в разное время… Теперь все гадали: с чем же явился в родной город старый Хорек? Чего и у кого потребует или попросит? На что предъявит права? Какие откровения ждут егорьевцев?

И без того потрясенный недавними событиями городок замер в предвкушении…

И вот, обласканный Соней и Матвеем, наевшийся и напившийся, и даже попарившийся с дороги в бане, Коська объявил свою волю тревожно прислушивающейся Вере Михайловой:

Собрав едва ли не все свободные деньги с односельчан, грамотный Хорек был отправлен ими в родной городок для покупки возможно бо́льшего количества волшебного напитка, который возвращает человека к его первоначальной сущности… под названием – «алкагест»…

А теперь представь, как мы с Верой смеялись!

Господи, Элен, но как же ты решилась?! Я спрашиваю себя все время и ответа нет. А у тебя, выходит, есть он? Восхищаюсь, страшусь и завидую.

Соскучилась по тебе безмерно. Живу надеждой на скорую встречу.

Последнее предосеннее тепло в Егорьевске мало кого грело. После минувших событий многих бил не проходящий от ласковых солнечных лучей озноб.

Марья Ивановна Опалинская носила траур и часами пропадала в Покровской церкви. Шура Опалинский после похорон отца неделю пролежал в кровати с приступами давно минувшего вроде бы удушья, а после – поднялся и, бледный, разом повзрослевший, пытался заняться приисковыми и прочими делами, которые почти полностью упустила из рук мать. Понятно, что семнадцатилетнему подростку это было категорически не под силу, и потому инженер Измайлов фактически переселился в усадьбу Гордеевых, помогая Шурочке советами и вообще чем мог.

«Снимите рубаху, Майкл!» – велел сэр Александер мистеру Сазонофф, когда они впервые после возвращения последнего из тайги остались наедине. Сазонофф, криво ухмыляясь, выполнил просьбу компаньона. Взглянув, лорд Лири судорожно втянул воздух сквозь стиснутые зубы. В последующие дни неунывающий англичанин веселился куда меньше обычного.

На следующий вечер все трое англичан переехали из «Луизианы» в «Калифорнию» и стали готовиться к отъезду в Петербург. Мистер Сазонофф и Софи Домогатская открыто жили в общих покоях. Совместное бытие в преддверии неизбежной разлуки изматывало обоих донельзя, и Софи, вообще-то не склонная попусту любоваться природой, не выдерживая напряжения, часто убегала в гудящий комариным малиновым звоном лес.

Ночью Туманов зажигал лампу и не закрывал глаз, когда они любили друг друга. Он смотрел на нее, когда она засыпала, просыпалась, ела, мылась, причесывалась. Его постоянные жадные и откровенные взгляды бесили и возбуждали ее.

– Если бы я позволила, ты, кажется, потащился бы со мной на толчок, – зло говорила она.

– Да, я думал об этом, – медленно отвечал Туманов.

– Слушай, Мишка, ты безумно, невыносимо вульгарен! – злилась Софи.

– Сам знаю! – огрызался Михаил. – Но что ж мне теперь с собой сделать? В скопцы, что ли, податься?!