Чистилище - Захар Петров

- Я уверена в этом, Жанна, потому что была у тебя хорошей ученицей. Я чувствую тебя, инспектор-психолог, как будто сижу внутри тебя. Ты специфический человек, в какой-то мере психический мутант, а может быть и в самом деле – мутант. Тебе ведь не нужны не материальные блага, не власть сама по себе, не восхищение толпы. Единственное, что тебе доставляет наслаждение, это властвование над человеческими душами. Ты всё время демонстрировала кому-то невидимому: «Вот как я могу!». И всё таки, чем виртуозней становились твои навыки, чем больше были твои способности и масштабней успехи, тем более ты нуждалась в ком-то реальном, кто бы оценил твои творения. Но ты была одинока: вокруг были либо чужие либо твои психологические рабы, которые не способны были ничего оценить. Единственным человеком, перед которым ты во всей красе старалась показать свой мастер-класс, была я. Но продемонстрировать ты могла мне, по понятным причинам, лишь кусочек обширной панорамы. А теперь, когда жить тебе осталось совсем чуть-чуть и впереди новых побед у тебя уже не будет, ты со спокойной душой можешь явить мне всё сотворённое тобою. Надеюсь, я в твоих глазах достойный зритель, слушатель и ценитель твоего мастерства? Я уверена, что ты не сможешь себя заставить уйти из жизни так и не рассказав мне всего.

- Ха-ха-ха! – весело засмеялась Жанна. – Ну ты даёшь, Верка, ну ты даёшь! На всём этом полотне, о котором ты говоришь, самой значимой созданной мною деталью являешься ты. Ты у меня настолько хорошо получилась, что сошла с картины и набила по морде художника; а если б только захотела, то могла б и перерисовать эту, как оказалось, не совсем удавшуюся картину.

Жанна откинулась на стуле, прикрыла глаза, как будто наслаждаясь предвкушением своего рассказа, и начала:

- Я родилась в Верхних Помещениях Центра за три года до Великого Боя. Моя мать УЗ-4 была главой лаборатории по психологическому приручению морлоков, тех самых морлоков, которых выводили в другой лаборатории и потомки которых стали Первым и Высшими Цестодами. Она же, в начале своей карьеры участвовала в разработках по созданию двойного сознания у следователей. По иронии судьбы, один такой следователь признал её виновной в серии тяжких преступлений и сослал в Верхние Помещения. Я не хочу об этом рассказывать, просто будь уверена, что приговорена она была законно, потому что была редкой стервой, и проводила такие жёсткие комбинации с людьми, окружавшими её в лаборатории и вне её, что даже у меня волосы дыбом становится, когда я читаю о них в составленных для меня записях матери. Я знаю, о чём ты Вера сейчас подумала… Да, моё творчество виртуозней и значительно масштабнее, но оно имеет совершенно другие цели. Мать же испытывала просто садистское наслаждение от мучений её коллег и знакомых, просто сходивших с ума от мнимых проблем, в наличии которых убеждала их моя мать. Находясь в Верхних Помещениях, она на работы не ходила, но забеременела от мутанта-надсмотрщика. А может быть и не от него, судя по тому, что я родилась без отклонений. После Революции она просилась взять её в психологическую службу Инспектората, но ей категорически отказали – так боялись её прошлых «заслуг». И до самой смерти мать мстила миру за то, что ей, гениальному психологу, пришлось работать на ферме. Она сводила с ума женатых мужиков, натравливала друг на друга их жён, манипулировала администратором поселения. Правда, кроме морального удовлетворения, ей это ничего не давало – вырваться с фермы ей так и не удалось. Вся надежда у неё была на меня: её приводили в восторг мои детские хитрости, умение в нужные моменты заплакать, прикинуться пай-девочкой или наоборот стервозным ребёнком. Когда я чуть подросла, мама научила меня навыкам гипноза и нервно-лингвистического программирования. Она оставила мне свои записи - они стали для меня сверхценным пособием. Я опущу подробности о своих невинных шалостях в Университете и до него – они блекнут на фоне сатанинских проделок моей матери. Единственное, на чём остановлюсь, это на моём личном наблюдении: самыми беззащитными от психологической агрессии подобных нам с тобой являются мужики. Ты уже знаешь, как трудно загипнотизировать человека, если он напряжен, чувствует от тебя опасность или просто не обращает на тебя внимание. Зато если в тебе он увидел самку и гормоны у него подступили к горлу, он уже и так почти под твоим гипнозом, бери его голыми руками и делай, что хочешь. Унаследованная от мамочки приятная внешность стала моим ударным оружием, пробивающим дыру в сознании кобелей, через которую я потом заливала свои гипнотические установки. Впрочем, тебя природа таким преимуществом обделила.

На лице Жанны изобразилось издевательское сожаление, но Вера опустила эту ремарку, ровным счётом никак на неё не отреагировав, поэтому Жанна вынуждена была продолжать дальше:

- Все мои таланты были применены в полную силу, когда я попала в психологическую службу. Я была приятно удивлена той роли, которую играли инспектора-психологи в Республике. Кое-что ты видела во время обучения, но это лишь маленькая толика того, чем мы занимались. Мы были системой управления Республикой, дублирующей вертикаль инспекторов и администраторов, а во многом и превосходящих их по возможностям. Мы отслеживали на местах мнения и настроения и эффективно воздействовали на них. Нашими глазами, ушами, руками и ногами, являются агенты-психологи, которые, кстати, трудятся абсолютно бесплатно. В основном их склоняли к сотрудничеству после того, как они были подловлены на каких-то неблаговидных вещах. Но это был только повод, потому что в природе большинства людей заложена потребность подсматривать за окружающими, доносить на своих ближних и пакостить им. Так что мы просто использовали на благо государства это не самое внешне благопристойное свойство человеческих душ. У каждого из нас было по десятку агентов-психологов, с одним из них – Татьяной Ситник – ты знакома лично. Кстати, Татьяна, если б так не увлеклась деторождением, могла бы стать инспектором-психологом, это уж точно у неё лучше получается, чем то, чем она занимается сейчас. Итак, психологическая служба стала тем невидимым остовом Республики, который до твоего появления удерживал всё здание от крушения. И работы у нас было невпроворот: Инспекторат, Штаб, сам Советник постоянно ставили нам задачи, решать которые было одно удовольствие. Если б не мы – работы у убров и следователей было на порядок больше; можно сказать, что вы приходили только туда, где наши методы были бессильны, а это случалось очень редко. Скажем, поступит донос от агента-психолога о том, что на такой-то станции зарвавшийся администратор начинает поговаривать дурное на Республику, в разговорах всё чаще мечтая о том, чтобы жить отдельно, независимо. Мы тут же это поселение берём в разработку: изучаем детально администратора, его окружение и все их грешки, и начинаем разыгрывать игровую партию. Например, переведём в это же поселение бывшую университетскую пассию администратора, да обставим всё так, что былые чувства у наших уже немолодых людей взыграют с ещё большей силой. Само по себе это уже отвлечёт администратора от его сумасбродных идей; а потом вмешаются другие факторы – ревность жены или соучастника намечаемого заговора, который станет поглядывать на вновь прибывшую. И на самом пике пылающих чувств удалим эту игровую фигуру из поселения, чтоб уж совсем не дискредитировать управленца в глазах подчинённых. Обычно в таких случаях наш материал становится подавленным, ему уже не до бунтарских идей, только и остаётся, что отдаваться работе. А запусти процесс - и наделает такой администратор дел нехороших – без трупов не обойдётся: сначала повстанцы инспекторов и прочих правых элементов повздёргивают, потом спецназ с армейцами в ходе штурма численность населения в поселении уменьшит; а затем следователи придут и всё «отшлифуют» - отрубив пару голов в порядке приведения в исполнение безусловно справедливых приговоров. Видишь, насколько гуманнее наши методы: поковырялись в мозгах, поиграли на чувствах и человеческих пороках, порылись в грязном белье, попереставляли местами любимых и нелюбимых – и все остались живы…