Призвание: маленькое приключение Майки - Константин Кропоткин

— Нет. Я не буду играть в такую игру.

— Поче-му-у? — протянула огневушка.

— Я не люблю, когда меня травят ядами.

— Как хочешь, — она согласно поклевала острым носом, а затем — хлоп-хлоп — поморгала редкими ресничками, тук-тук — постучала лупой-карандашиком по блокноту, и — пиф-паф — снова расцвела. — Сыграем лучше в поликлинику! Я буду твой зубной врач! — огневушка заверещала. — Сюда! Ко мне! Открой рот! Покажи зубы! Быстро! Оскалилась! Ну!

Терпению ребенка наступил конец.

— Нет, — отрезала Майка. — Я не буду с вами играть. Вообще.

— Зубы есть, — поскучнев и потускнев, произнесла надоеда.

Она щелкнула каблучками и ввинтилась в толпу.

— …Какой невыразительный детский экземпляр, — только и успела расслышать Майка. — Здрасте, Ник-Петрович! Я стояла! Я говорю вам! Я здесь стояла! Все подтвердят! — вертихвостка уже прыгала в голове очереди и азартно с кем-то переругивалась.

Возле девочки возник Никифор. Он выглядел совершенно счастливым. Теперь в его авоське было уже два серых свертка. Женщина-тюбетейка сдержала свое слово.

— Не заскучала?

— У вас тут не заскучаешь.

Сказать по правде, Майка была оскорблена до глубины души и теперь не знала, с какого боку начать.

— Какие у вас сотрудники бывают, — сказала Майка.

— Которые? Лизочка?! — переспросил он. — О, да! Уникальный кадр. Наш главный проблемный специалист. Она такие одолевает трудности…

«А я думаю, она их создает», — подумала Майка, но вслух произнести не посмела.

— Берет препятствия так, что диву даешься, — продолжал Никифор. — А потому, что имеет к ним особый подход.

— Какой? — заинтересовалась Майка.

— Винтообразно-кружной. Изподтишковый. Потихоньку, полегоньку, а там — бац! — и нет препятствия. Взято. Изничтожено. Будто корова языком слизала. Так и зовем его — Лизинг.

— В честь коровы? — брякнула Майка первое, что пришло в голову. — В честь Лизочки, — строго сказал Никифор и уточнил. — Лизаветы Жарив, знатного знатока запретных зон. Она у нас заведует лабораторией параллельных методик. Отпугивание страха, поучительные кричалки, выживательные игры, занимательная кошмаристика, — все ее рук дело. Ты не читала Лизочкин труд «Детское садоводство: Бить или не бить?».

— Не читала, — ответила девочка, пообещав себе никогда в жизни, ни за какие коврижки не читать таких глупых книг.

— До шестнадцати лет не рекомендую, — покивал Никифор. — В целом, конечно, не бесспорно, но некоторые фрагменты очень убедительны. Пойдем?

— Пойдем, — уже без прежнего воодушевления сказала Майка.

Все не так просто в этом «Детском мире»…

«Раритет»

— Эх, не всем достанется, — с сожалением произнес Никифор, шествуя вдоль очереди в поисках просвета.

— Что достанется? — спросила Майка, следуя за ним.

— «Справка». Мощности не те. Не хватает мирозданию сил удовлетворить потребности, — он потряс авоськой со свертками.

— А у нас, вот, справки тонкие и легкие, — сказала девочка.

— И вам хватает? — удивился бородач.

— Вполне.

— Наверное, запрещенная воспитательность.

— А можно мне посмотреть? — Майка сгорала от любопытства: когда еще ей доведется увидеть такие весомые справки.

— Ну, если хочешь, — он со вздохом извлек один из свертков и, размотав бумагу, явил половинку колбасного батона.

«ДЛИВОСТЬ» — крупными белыми буквами было написано на красном целлофановом боку.

Затем он вынул второй сверток и, сняв оберточную бумагу, явил девочке кусок с буквами «СПРАВЕД».

— Справедливость, — сложила Майка части непростого длинного слова, которым называлась главная умственная пища «Детского мира».

Слово было большим и многозначительным, а колбаса — просто необыкновенной: сырая, синеватая…

«Не ешь меня!» — кажется, истошно взывала она.

«Не буду!», — глядя на нее, закричала бы гимназистка.

Но Майке и в голову не пришло, что такое едят. Увидев самую странную «справку» в своей жизни, она лишь подумала о прекрасном слове «раритет», которым обозначаются самые редкие редкости.

Девочку переполнял восторг. Таких документов в ее классе уж точно никто не видал.

— Слезливые у вас справки, — сказала она, осторожно дотронувшись до «Справедливости» пальцем.

— Сочные, — с гордостью произнес Никифор, тщательно укутывая части колбасного батона назад в серую бумагу. — Ты какую колбасу больше любишь?

— Никакую, — честно ответила Майка.

— Повезло твоим взрослым, — вздохнул Никифор. — Не надо им бороться за «Справедливость», на горло своей песне наступать на надо. Ах, знала б ты, корявка, чего мы только не делаем во имя нее. Знала б ты… — порозовев, он с подчеркнутым усердием стал выглядывать просвет в толпе. — Где-то большое идолище давно по швам разошлось, как ветхое одеяло, а у нас перестройка застоялась. Мы следим, конечно. Держим, так сказать, руку на пульсе. Но через себя не прыгнешь. У нас другая миссия.

— Оп-ля!

Толстый и тонкий

На окне занимались акробатикой.

Толстый человек с длинными усами и в полосатом трико сидел на подоконнике, сложив ноги по-турецки, а его лысая голова была покрыта ладонью тонкого человека. Ряженый в такое же полосатое трико, тот вверх тормашками стоял на голове толстого, тряс длинными черными волосами и смешно дрыгал ногами, обутыми в большие остроносые ботинки.

Толстый и тонкий. С усами и без. Белый и черный. «Клоуны», — сообразила девочка.

Толстый, приветствуя, кивнул. Не удержавшись, тонкий повалился на пол, но тут же вскочил — упругий и легкий, как мячик. На лице тонкого была нарисована улыбка, а в руке возник букет пластмассовых цветов.

— Позвольте произвести на вас впечатление, — склонился он в учтивом поклоне.

— Не позволю, — рыкнул Толстый. Он соскочил с подоконника и протянул Майке ладонь, похожую на лопату.

— Вас тут не было! Теперь моя очередь! — заверещал Тонкий, приваливаясь к Толстому.

Он силился оттолкнуть своего приятеля, упирался, пыжился, но тот стоял, как скала.

— Как вам наша богадельня? — спросил Толстый.

— Очень мило, — ответила Майка, сдерживая смех.

Тонкий попробовал укусить Толстого за бок и в шутовском горе схватился за челюсть, будто переломал себе все зубы.

— Сегодня чудесная погода, не правда ли? — Толстый продолжал светскую беседу.

— Еще бы! — пискнул Тонкий, упираясь полосатой спиной в бок Толстого и суча тощими ножками, — «Справедливость» упала! С дуба рухнула, а дуб дуба дал. Сдох. А на нем дубина. Висит и болтает.

— Да, очень хороший выдался денек, — сказала девочка, стараясь не обращать внимания на говорливого Тонкого. — Солнечный, тихий такой.

— Как раз для судьбоносных решений, вам не кажется? — спросил Толстый.

Тонкий, так и не сумев привлечь к себе внимание, пнул приятеля по ноге. Ласково глядя на Майку, Толстый схватил Тонкого за шкирку и, держа его на вытянутой руке, осведомился:

— Сегодня бал намечается, вы придете?

— Приходите, не пожалеете, такие будут чудеса, — задушенным голосом сообщил Тонкий, дрыгая в воздухе тощими ногами. — Скакать там будут. Творить чу…

— Придет-придет, — перебил его Никифор. — Нам пора, — и увел Майку.

— Это была моя бальная дама! — запищал вслед Тонкий. — Отдай! Сатрап! Тебя я ненавижу!

Толстый тоже прорычал что-то.

— Не обращай внимания, — посоветовал провожатый. — Наши штатные Задирики — ужасные шалопаи. Они кого угодно настроят на лучшее. Ты бы видела, как они разыгрывают сцену «Гувернантка и пудель», — Никифор покатился со смеху.

Глядя на него, захихикала и Майка.

«Виды»

Взрослый и девочка очутились перед большим стендом на стене.

Он назывался: «Виды».

Под названием, на равном расстоянии друг от друга были крупно написаны буквы:

И Р Д В Т П

Белое пространство под каждой буквой было утыкано шелковыми флажками шести цветов: голубыми, серыми, изумрудно-зелеными, розовыми, желтыми и белыми.

На них стояли цифры — от нуля до пяти.

«Оценки», — предположила школьница, но тут же усомнилась: оценку «ноль» она еще никогда не получала.

«Наверное, „ноль“ — совсем из ряда вон выходящее», — решила она, чтоб хоть что-то решить и поскорей перейти к буквам.

С ними было посложнее.

ИРДВТП

Что бы это значило?

«ИРоДаВТоП? ИРоДоВТиП? — гадала Майка. — Глупость какая-то…».

Из стаканчика, прикрепленного к низу стенда, Никифор выудил белый флажок с цифрой «0» и воткнул его под буквой «И». Фигура под ней приобрела законченный вид: последний флажок увенчал собой шестицветный треугольник — теперь казалось, что на голубой волне качается кораблик с жемчужно-серыми бортами, зелеными украшениями, розово-желтым парусом и беленьким флажком-впередсмотрящим.