Призвание: маленькое приключение Майки - Константин Кропоткин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Опа! Опа! Галопом по Европам, Америкой, да Азией вслед за безобразием! — Никифор вопил и дрыгался, как умалишенный. — Ай-нэ-нэ! Да, ай-нэ-нэ!
В этот момент если кто и казался идиотом во всем постороннем мире, то уж точно не грустный человечек, поникший где-то неподалеку на засохшем дереве.
— Прекратить! — неожиданно сорвался с Майкиного языка громкий приказ.
Где-то недалеко созвучно грознуло. О себе готовилась заявить майская гроза.
Никифор так и застыл — с поднятой ногой и выпученными глазами.
— Вольно, — Майка не приказала уже, а попросила. Она и не поняла, откуда взялся у нее этот командный тон.
— Не понравилось? — снова ожив, спросил ее Никифор.
Она дернула головой: нет, не понравилось.
— Вот и правильно. Тебя в дураках не оставишь. Кровь гуще, чем вода.
Послышался гулкий звук. Будь на месте Майки ее мама, то она без труда бы его распознала: дудели в горн. Но у Майки было простое, а не пионерское детство. «Труба», — так подумала современная школьница.
— Опаздываем! — закричал Никифор и прибавил шагу.
Майка припустила следом.
«Бедный Дурень, — спеша за Никифором, думала она, — ищет непонятно что. Да еще в таком неудобном виде. Вверх ногами, наверное, очень трудно отыскать что-то стоящее…».
«Динь-дон», — звякнул невидимый колокол.
Майка замедлила шаг. «Да ничего он не ищет!» — осенило ее.
Заштатный Дурень, грустный человечек, уже нашел себя. Он перевернул свою улыбку, и та, сделавшись печальной гримасой, наконец-то подошла к его грустным глазам.
И как она раньше не догадалась?
К Майке мигом вернулась прежняя беззаботность. «Детский мир», притворившийся родной школой, наконец-то смог целиком завладеть ее вниманием.
Слёзы-грёзы-козы
Это был самый неуместный «Детский мир», из всех, какие Майке доводилось видеть.
Во-первых, он имел обманчивый внешний вид.
Снаружи «Детский мир» выглядел крепким и ладным, но внутри заметно отличался от Майкиной гимназии. Стены здесь были до пояса покрашены буро-зеленой краской. Высокий потолок, некогда разрисованный полноцветными картинами из детской жизни, теперь был местами заляпан чем-то белым, серым и бурым — будто на затянувшейся стройке.
Во-вторых, «Детском мире» было битком недетского народу: и взрослые, и такие старички, что им можно было запросто дать сорок лет.
А в-третьих, — и это Майка поняла только хорошенько оглядевшись — в поддельной школе все жило ожиданием праздника: пылали щеки, сияли глаза, плескался смех, и если бы в центре фойе стояла ёлка, а воздух пах апельсинами, то можно было запросто подумать, что скоро Новый год.
Облезлым «Детский мир» выглядел только на первый взгляд.
На лавочке возле окна Майка приметила беловолосого негра в темно-синем костюме. Положив ногу на ногу, с улыбкой гляделся в окно и переливался красотой: зубы у него были сахарно-белые, ладошки розовые, а лицо блестящее, как баклажан…
От темнокожего блондина ее отвлек взрыв смеха.
— Скажи: творог или творог? Если потухло, то когда же погаснет? Земля вокруг себя вертится или вокруг солнца? — люди окружили длинного сухого человека в чем-то тускло-болотном.
Ответов его слышно не было, но, судя по веселью, они соответствовали настроению.
— Минуточку-минуточку… Еще раз! И еще, и еще! А вот так… — неподалеку прыгал юркий седой человек в потертом кожаном пиджаке. Вооруженный большим старомодным фотоаппаратом, он снимал самую восхитительную красавицу, какую Майка только могла себе представить.
Она была даже лучше, чем топ-модель: глаза у нее были большие и темные, кожа смугло-загорелая, а по спине вилась длинная черная коса.
Фотограф, стрекоча своим аппаратом, скакал вокруг нее, как заведенный, а красавица, будто вышедшая из книжки про казацкий город Краснодар, делала вид, что ей некогда. Высоко подняв подбородок, она нетерпеливо цокала носком высокого красного сапожка, но даже непосвященной девочке было видно, что смуглянке нравится — нравиться. «Ясное дело, — думала будущая барышня. — Лучше быть в центре и не замечать, чем замечать, что ты не в центре».
— Я не понимаю, Варкуша, что вы хотите от меня? — высоким голосом говорила красавица, глядя куда-то поверх людской суеты.
— Душечка! — вскрикивал в ответ тот, приседая и нацеливаясь на нее объективом. — Вы снова будете номерной звездой!
— …Прекратите же эту муку, вы же не зверь, — говорила красавица, слегка виляя черной косой. — Я настаиваю, чтобы идти. Зов скоро, а секретики не готовы, ну, совершенно. Можно подумать, что у меня их нет совсем. И вот стою я перед вами, как простая австралийская баба…
Дальше она заговорила в рифму:
— Стою одна. В косе опилки. Судьба моя не решена, Одна-одна. Ах, где ж ты?! Милый! Совсем одна, опять одна…
«Где-то я уже слышала похожий стишок», — подумала Майка, но, очарованная восхитительной женщиной, оставила эту мысль на потом.
— …Уж не лежу во рву некошеном,
— мелодично продолжала волшебница, —
Нет, не одна! Не я! Не брошена. Подожжена…
Обитателей «Детского мира» поэзия не смутила и даже не развлекла: они все также и занимались своими делами — толкались, бегали и шумели. Сляпанные на разные лады рифмы, кажется, были здесь обычным делом.
— …Дорожка к счастью. Перекошена,
— нараспев говорила красавица, —
Но есть — она.И если скажет кто: «Ты — брошена»,Не вскрикну я. Мне неважнаЧужая соль, что в спину брошена:«Одна-одна-одна-одна»
…А далее она застыла, будто заледенев, и если б не иссиня-черная коса волосы и смуглая кожа, то ее запросто можно было назвать «Снежной королевой». — Му! — издал Никифор восхищенный звук. Его переполняли чувства. — Неподдельная му… — он опять умолк. — Самая настоящая му-у-уза! — наконец совладал с собой восторженный умник. Майка шмыгнула носом. Если бы не малые десять лет, то девочка, конечно, не сдержалась бы: она бы от полноты чувств обняла чернокосую женщину, но, будучи еще ребенком, позволила себе лишь затрепетать на расстоянии.
— Обретение! — взвыл Никифор. — Право, какая находка!
Красавица мазнула по нему осторожным взглядом и разом вернула себя в прежнюю деловитость.
— На полигоне я заготовила много секретиков с разными цветами, — проговорила она, опять ни к кому не обращаясь. — Они могут быть то одного оттенка, то совершенно другого. Это очень глубокий цвет. А я говорю, что невозможно, потому что иначе нельзя. Но он лишь посмотрел и не внял, — красавица-смуглянка вздернула соболиные брови, не меняя картинной позы.
— Госпожа Телянчикова, я внял! Еще как внял! — закричал Никифор. — Ваши находки сколь бесспорны, столь и неподражаемы!
Та прищурилась и, будто лишь сейчас увидев Никифора, улыбнулась во весь свой тонкий извилистый рот. Никифор улыбнулся ей еще лучезарней и, поклонившись в старомодном прощании, пошел дальше.
— Фея Телянчикова работает над своей личной программой переразвития, — пояснил он, ведя Майку сквозь суету и гвалт. — Побольше бы нам таких специалистов, да где средства взять? Хорошо хоть на одну Фею изыскали возможность… Эх, почему у нас таких не делают?
— Вход только посторонним! — раздался скрипучий голос. — Лишним сдаваться! Не положено!
Стариковский голос доносился из низенького оконца в стене, за которой по расчетам Майки, хорошо знакомой со своей школой, должен бы находиться гардероб.
— В короб! — кричал неизвестный. — На сдачу!
Никифор хлопнул в ладоши — жужики выскочили из Майкиных карманов прямиком в оконце, на руки к невидимому гардеробщику.
— Доносчиков у нас сдают, — пояснил Никифор.
— Кто это доносчик? — удивленно спросила Майка.
— Ну-да, доносчики. Они же донесли до тебя благую весть? И тебя до нас донесли. Значит, доносчики. Склонение у них такое. Согласно расписанию «Детского мира» доносчики могут находиться только в пределах мастерских на третьем этаже и в коробах Гохрана.
— И теперь в коробку? За что?!
— За заслуги. Если б не справились, пошли б в утиль, а так отправятся в короб. На ближайшие три этажа им делать нечего.
— Пусть они со мной будут! — взмолилась девочка. Ей была непереносима мысль, что веселые цветные жужики будут сидеть где-то там, в темной тесноте. — Они — хорошие!
— Плохих не готовим. Но посидеть им придется, — Никифор посуровел, давая понять, что спор окончен. — В «Детском мире» места для оживленных предметов неживой природы строго ограниченны. Ты же не хочешь придти в столовую за киселем, а вместо питья получить поющую кисельную кружку?