Дневники русской женщины - Елизавета Александровна Дьяконова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Еще бы не помнить! С детства заученные тексты точно выжжены в памяти и, несмотря на все желание – никак не забываются.
– Ну, так вот. Партия представляется превосходная. Не только для тебя – для своей дочки я не желала бы лучше.
И тетя горестно вздохнула. Бедная, она второй год страдает в своей уязвленной материнской гордости; ее единственная дочь, которую предназначали неведомо какому миллионеру и шили приданое во всех монастырях Поволжья – влюбилась в бедняка, репетитора-студента, и обвенчалась самым романическим образом. Второй год прошел; он очень мало зарабатывает литературным трудом, и кузина должна сама себя содержать… Этого ли ожидала тетя, мечтая о дворце для своей Тани!
Наши курсистки из интеллигенции, бывало, возмущались, когда слыхали подобные воззрения на брак. А я так вполне понимаю их: в нашем купеческом быту все счастье, все благополучие жизни построено на деньгах. И вот тетя искренно думала устроить хоть мое счастье, если не удалось создать его для родной дочери.
И я, тронутая, протянула руку.
– Очень вам благодарна, милая тетя, но…
– Послушай, Лиза, зачем «но»? Дело серьезное. Это товарищ по университету Таниного мужа, Соколов, прекрасно кончил курс, занимается у отца на фабрике… богачи страшные… Он слыхал о тебе; хочет познакомиться. Вот завтра ты поедешь к Тане, он у нее бывает каждый день…
Я молчала. Все это говорила тетя так ясно, так неоспоримо разумно… одного только тут не хватало: любви…
Москва, 5/18 апреля.
Сегодня день рождения кузины. Тетя не поехала ее поздравлять, очень устала от церковных служб, а послала подарки со мной.
Кузина – нарядная, веселая, счастливая – встретила меня в прихожей, смеясь с особенным лукавым видом. Очевидно, она действовала заодно с тетей…
Я сделала вид, что ничего не замечаю. В столовой сидели друзья ее мужа – их было двое – один пожилой, а другой молодой.
Кузина представила их. Пожилой оказался художником, а молодой тем «женихом», о котором говорила тетя. Я взглянула на него с предубеждением. Но нет, в нем ничего особенного не было: спокойные, слегка расплывчатые русские черты лица, внешность, если не красивая, но и не безобразная. Он свободно, непринужденно заговорил со мною о загранице, о литературе, об искусстве, оказался чрезвычайно начитанным и очень интересным собеседником. Кузина с тонким тактом вставляла в разговор свои замечания; муж ее и художник спорили о каких-то вопросах. Время пролетело незаметно до полуночи; я стала собираться домой.
Кузина живет на Пречистенке, тетя на Покровке, а он – на Таганке. Дорога предстояла длинная, и мы пошли вместе пешком.
Я уже начинала находить моего собеседника симпатичным, когда он случайно упомянул о своей сестре.
Я слыхала, что у него есть сестра – некрасивая и очень несчастная одинокая девушка. И мне захотелось узнать, как он к ней относится, такой ли он хороший брат, как говорила кузина. Кстати, он как раз рассказывал, что ездил с ней прошлым летом в Норвегию, и жаловался, что с ней «невозможно путешествовать, – все устает, ходить не может»…
– Отчего же вы не сообразовались со здоровьем вашей сестры? – спросила я.
– А мне-то что до нее за дело! – откровенно признался он… – Я ведь не для нее ехал, а для собственного удовольствия.
Он рассуждал так в тридцать лет. Откровенный эгоизм и грубость – в такие годы! Я пришла в ужас и невольно, инстинктивно сравнила его с тем, кого видела там, в Париже… какая разница! как в том развито тонкое, глубокое понимание души!
И мне он стал не так интересен. Дойдя до ворот, мы простились…
6/19 апреля.
Несмотря на страстную пятницу, на то, что у всякого в доме хлопот по горло перед праздником – кузина все-таки приехала сегодня к тете. Я сидела у себя в комнате и читала, когда горничная передала, что тетя просит прийти к ней в спальню.
Едва я вошла – «поздравляю, поздравляю!» вскричала тетя.
– Это с чем? – удивилась я.
– Не притворяйся, полно, нечего, ты ему очень понравилась – первое впечатление было самое прекрасное, остается только продолжать.
– Конечно, конечно, – подтверждала кузина. – Не к чему вовсе за границу ехать. Оставайся-ка лучше здесь.
– Но я уже подала прошение о выдаче паспорта.
– Эка важность! Дело серьезное, а она с паспортом. Оставайся, – сказала тетя.
Я все еще думала обратить разговор в шутку. Но ни тетя, ни кузина не шутили.
– Тебе уже двадцать пять лет! В твои годы я уже пятерых родила! А она по белу свету скитается! Тут о ней заботишься, а она заладила свое «еду» – прости Господи мое прегрешение – в страстную пятницу и то рассердила. Ну, как хочешь. Некогда мне долго с тобой разговаривать, сейчас к вечерне зазвонят, надо в церковь, – сказала тетя раздраженно, подымаясь с места.
– Делай как знаешь, только после на себя не пеняй.
И тетя торжественно вышла из спальни. Шлейф ее роскошного черного шелкового платья, казалось, укоризненно шуршал, медленно удаляясь в коридоре.
Мы с кузиной остались вдвоем в спальне.
– Ну вот, мама на тебя рассердилась, а я добрее ее несколько, – проговорила Таня своим серебристым нежным голоском, который составляет одну из ее прелестей и немало сводил с ума поклонников.
– Охота тебе, Таня, заниматься сватовством, – примирительно заметила я.
– Видишь ли, моя милая, есть одно хорошее житейское правило – лови момент. Тебе пора выйти замуж. С этим все согласны. В глубине души и ты сама, быть может, согласна, да только не говоришь. Ну, пусть, твое дело.
Я опять вспомнила в эту минуту совет Ленселе – и порадовалась, что его никто не слыхал. То-то бы торжествовали эти житейские мудрецы!
А кузина продолжала.
– Так вот. Представляет случай сделать прекрасную партию. Ты ему понравилась. От тебя зависит продолжать. А ты едешь там сдавать какие-то экзамены, да еще больше чем на год. Пойми – что ты делаешь: упускаешь такой случай. Чего еще тебе нужно: молод, образован, и, – кузина добавила деловым тоном, – и очень богат. В наше время это одно из существенных достоинств, которым пренебрегать нельзя…
Мне хотелось сказать ей: и так рассуждаешь ты, сама вышедшая замуж по любви, против воли родных? И вдруг я вспомнила, что тетя очень богата, что кузина вполне и навсегда обеспечена.
