Первый кубанский («Ледяной») поход - Сергей Владимирович Волков

17 марта. В 18 часов противник перешел в наступление со стороны станицы Григорьевской, но легко был отбит. Небольшие хутора, окружающие Ново-Дмитриевскую, остались в руках красных.

18 марта. С утра противник перешел в наступление, но был отбит. К 20 часам он снова наступал, и бой разыгрался у самой станицы, но огнем частей армии противник к 23 часам был окончательно отброшен. Потери полка – 9 человек.

19 марта. На фронте спокойно. Состоялось соглашение Добровольческой армии с Кубанской. Все части составляют одну армию под начальством генерала Корнилова. Армия разбита на три бригады: 1-я бригада генерала Маркова: Офицерский полк, командир – генерал Боровский, стрелковый Кубанский полк, командир – полковник Тунеберг, 1-я инженерная рота, 1-я и 4-я батареи. 2-я пехотная бригада генерала Богаевского: Корниловский Ударный полк, командир – полковник Неженцев, Партизанский полк, командир – генерал Казанович. Пластунский батальон, 2-я инженерная рота, 2-я, 3-я и 5-я батареи. 3-я бригада – кавалерия генерала Эрдели: 1-й конный полк, Кубанский полк, Черкесский полк и конная батарея.

В Корниловский Ударный полк были влиты юнкера Константиновского военного училища[237], которое наш полк под своей охраной погрузил в Киеве перед своим походом на Дон, – они теперь пополнили 3-ю офицерскую роту. Численный состав полка за поход сильно уменьшился, особенно большие потери были под Кореновкой, 150 человек, и под Филипповкой, 200 человек, при переходе через реку Белую. Все же юнкера и пополнение из Кубанской армии довели состав полка до тысячи штыков.

20-е и 21 марта. Приведение частей в порядок. За это время наш лазарет и все обозы прибыли из станицы Калужской в Ново-Дмитриевскую, и здесь мы узнали о всех ужасах, пережитых ранеными во время Ледяного похода. Медицинский персонал самоотверженно работал, но медикаменты все вышли, не стало уже и запаса простого персонального белья сестер милосердия. Не легче было и строевым врачам, сестрам и фельдшерам. Они не только подвергались общим опасностям, но и работали, перевязывая нас, во время нашего отдыха. Меня тогда поражало, как спокойно, с сознанием приносимой жертвы на алтарь Отечества умирали корниловцы. Так, капитан Басов, умирая от ранения в станице Ново-Дмитриевской, сказал сестре милосердия: «Совершается великое таинство – умирает человек, а там… смеются». Записано со слов сестры милосердия В. С. Васильевой-Левитовой. Таков был суровый закон войны: сраженный мужественно умирает, а оставшийся в живых, не падая духом, продолжает сражаться.

22 марта в 22 часа полк в авангарде бригады генерала Богаевского выступил на станицу Григорьевскую. До станицы было верст 10–12, дорога была ужасная: грязь по колено, с кусками льда, лужи превратились в сплошные болота. Люди и лошади измучились, вытаскивая пушки, поминутно завязавшие в грязи: жалкая дырявая обувь свободно пропускала холодную воду. Темно, холодно, у всех отвратительное настроение, а тут еще слухи от местных жителей, что Григорьевская сильно занята красными, и нам придется преодолеть упорное сопротивление. Перед самой станицей 1-й офицерский батальон Корниловского Ударного полка нарвался на окопы красных, мы стали рассыпаться, имея перед собой, как нам в темноте показалось, какую-то стену. Перед рассветом оказалось, что это была просто полоса нескошенной травы. Красные обстреливали нас с дистанции не более 200 шагов, но мы лежали спокойно за нашим воображаемым прикрытием. В расположение 3-й роты пришел полковник Неженцев, прилег около нас и стал при свете электрического фонаря выяснять наше расположение по карте. Выстрелы участились, но мы продолжали верить в наше прикрытие. В это время на линии нашей цепи кто-то был ранен и громко кричал о помощи. Как после выяснилось, это был ранен командир 2-й роты полковник Минервин, Михаил Михайлович. Под сильным ружейным огнем с очень близкой дистанции два молодых офицера, поручик Ващенко и поручик Дрейман, вскочили из-за нашего укрытия, подхватили своего командира, но тут же, одной пулей, оба были смертельно ранены в мочевые пузыри. Скончались они, по свидетельству сестры милосердия их роты В. С. Васильевой-Левитовой, в страшных мучениях. Полковник Минервин остался жив (он скончался во Франции перед отъездом в Америку от разрыва сердца). Осветив обстановку, полковник Неженцев наметил направление для нашей атаки и, едва появились первые признаки рассвета, корниловцы бросились в атаку. Красные встретили их ураганным огнем, пули их долетали в тыл и ранили многих в резерве: на перевязочном пункте около генерала Богаевского один раненый офицер был ранен вторично, а третьей пулей был убит. Адъютант его был ранен. Окопы красных оказались очень близко. Корниловцы ворвались в них молниеносно, по-видимому, это ошеломило красных, они побежали и этим избавили нас от лишних потерь. Был убит доблестный командир 5-й роты капитан Томашевский. Всего в этой атаке было убито и ранено более 60 человек. Больше всех пострадала 3-я рота, куда были влиты юнкера.

23 марта в 4 часа вся станица была очищена от красных, полк стал в резерве бригады и получил большой привал. После отдыха 2-я бригада генерала Богаевского двинулась на станицу Смоленскую, имея Партизанский полк в авангарде, а Корниловский в резерве. До станицы было всего три версты. Приехал генерал Корнилов и горячо благодарил свой полк за блестящую победу. Между тем Партизанский полк генерала Казановича наткнулся на упорное сопротивление красных. Они занимали окраину станицы на другом, возвышенном берегу и встретили партизан жестоким ружейным и пулеметным огнем. Только с большими усилиями и потерями удалось к вечеру взять станицу. Ночью было получено приказание о выступлении на рассвете для одновременной атаки станицы Георгие-Афипской с 1-й бригадой генерала Маркова. По имевшимся сведениям, там были сосредоточены большие силы красных и находились их склады со снарядами и патронами. Бой 1-й и 2-й бригад за станцию и станицу Георгие-Афипскую имел для нас большое значение и оценивается бывшими его участниками, как это естественно бывает, в свою пользу.

Освещая роль Корниловского Ударного полка в бою под станицей Георгие-Афипской с разных точек зрения и служебного положения, приходится согласиться, что роль свою обхода во фланг и тыл противника он выполнил блестяще. Более вероятно, что взрыв снарядов последовал от поджога красными при подходе корниловцев к станции, и это было видно из того, что огонь все же удалось потушить и спасти снаряды. Взорвалось же только несколько из них, оказавшихся лежащими в горящей соломе, открыто.

Без угрозы красным с тыла, особенно оборонявшим мост, Офицерский полк мог и не перейти реку Шелш. Я, как участник этих боев, свидетельствую, что в словах благодарности генерала Корнилова своему полку за взятие станицы и станции Георгие-Афипской чувствовался неподдельный его восторг