Первый кубанский («Ледяной») поход - Сергей Владимирович Волков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Станица Усть-Лабинская была обнесена окопами с большим гарнизоном. Расстояние до нее корниловцы прошли довольно быстро и уже к 13 часам начали бой за станицу. Удачное распределение полковником Неженцевым ударных сил полка нарушило оборону красных, и они побежали, преследуемые жестоким пулеметным огнем. По улицам и огородам валялось много трупов. Самым же эффектным в этом бою было молниеносное занятие нами тюрьмы и освобождение из нее группы офицеров с полковником Молодкиным[235] во главе. Освобожденные тут же пополнили наши ряды. Основное ядро полка свой главный удар направило на драгоценный для армии мост, который и был захвачен невредимым. Две роты офицерского батальона продолжали с восточной стороны станицы обстреливать красных, убегавших главным образом к кирпичным заводам на берегу Кубани.
В это время я был в связи у командира офицерского батальона полковника Булюбаша от 3-й роты и был послан с приказанием к оставшимся ротам спускаться к реке, к мосту, с целью парирования удара красных из подошедших эшелонов. Однако те, кому я передал приказание, не могли сразу его исполнить, так как по дороге в станицу и от кирпичных заводов противник перешел в наступление с явной целью отбросить нас от захваченного моста. Под нашим сильным огнем красные все же дошли до окопов в 300 шагах от окраины станицы, вырытых для ее обороны, и там залегли. Окопы плохо скрывали противника, и здесь произошло просто избиение красных, зарвавшихся, а может быть, и расхрабрившихся, слыша обстрел нашей армии с востока, севера и запада. Я с одним офицером попал через сад в какой-то двор на самой окраине, стены в сарае были из плетня, мы проделали в них бойницы и увидели прямо против себя, в 200 шагах, окопы, полные красными. Цель была – лучше и придумать нельзя. Первые же наши выстрелы вызвали среди них переполох, раненые поползли назад, ответные выстрелы с их стороны, мы это хорошо видели, производились в стороны от нас, – нас они не видели. Выпустив патронов по 50, вычистив ими всех из окопов, мы выскочили на улицу, но ни противника, ни наших – никого не было, только влево, у Офицерского полка, шел бой с подошедшим с Кавказской эшелоном красных. Обескураженные этим, мы побежали в направлении к мосту, согласно ранее полученному приказанию.
Пусть читатель не удивляется тому, что при нашей бедности в патронах мы выпустили их по пятидесяти. Многие первопоходники говорят, что они ходили в атаки без выстрела и т. д., но все это – от лукавого, – не всех это устраивало, или просто были любители бить противника огнем, нежели штыком. К таковым принадлежал и я, потому что с мая 1915 года моя левая рука от ранения в плечо не поднималась, штыком я работать не мог, а стрелял отлично. Но для этого мы, любители, лучше без хлеба оставались, но пополняли свой запас патронов. Физически я был силен, а потому всегда носил цинку патронов и полный патронташ. И этот тяжелый груз не раз спасал меня.
В 24 часа Корниловский Ударный полк, пропустив через мост армию, сам перешел по мосту, оставив для его охраны 2-й батальон. Заночевал полк в недалеко находящихся горевших Саратовских хуторах. Все жители хутора ушли с большевиками, а подожгли его, надо полагать, казаки, сводя с хуторянами свои счеты. Наша 3-я рота заночевала прямо во дворе одного сгоревшего дома, укрывшись от ветра хорошим деревянным забором. Перед рассветом я сменил дневального во дворе, где спала рота. Вдруг перед воротами остановился генерал Корнилов и спрашивает: «Какая рота?» – и, узнав, что это – 3-я офицерская рота Корниловского Ударного полка, продолжает: «Позвать ко мне капитана Пуха» – командира роты, фамилию которого он знал. Капитан Пух подбегает и получает приказание: «В садах за вами уже накопились красные. Выбить их!» Рота уже вся была на ногах. Моментально были выбиты доски в заборе для прохода в сады, и мы двинулись туда еще в темноте. Все сады потонули в молочном тумане с реки, и противники друг друга не видели. Но только мы вошли в сады, как увидели перед собой массу красноармейцев, заполнивших собой все. Кто-то из наших крикнул по инерции: «Какого полка?» – и свалка (другого слова не придумаешь) началась. Красные безусловно смяли бы нас, если бы видели нашу малочисленность, но то, что нас скрывал туман, и то, что инициатива атаки принадлежала нам, и спасло нас. Одиночки встретили нас стойко, один из таких выстрелил в меня в упор, но прострелил мне только шинель, и тут же его уложил мой сосед, который, в свою очередь, упал через несколько шагов с разбитой головой. Крики и стрельба создали впечатление ада, красные не выдержали, и все побежали под обрыв, к топким лугам. Тут начался рассвет, и мы с высоты обрыва расстреливали противника, как куропаток. За некоторыми из нас насчитывали более чем по двадцать трупов, среди которых были, может быть, и живые, это нас не интересовало. После зверств латышей и матросов под Ростовом и Батайском мы в плен не брали, но и не пристреливали, нам нужно было, чтобы враг наш пал на поле боя. Первым спасшим меня был поручик Сахаров, который во 2-м Кубанском походе был зарублен кавалерией около станицы Невинномысской на реке Кубани. Он был пулеметчиком и прикрывал наш отход, кавалерия их окружила, а пулемет отказался работать. Винтовок у них в тачанке почему-то не оказалось, и их зарубили. Вторым моим спасителем был павший с разбитой головой, он выскочил впереди меня и уложил стрелявшего. Труп его не был подобран, и фамилия его забыта. Так, переходя от одной атаки к другой, мы встретили утро. Потери полка за бой у хутора Саратовского – 17 человек, потери же 2-го батальона неизвестны. Раненую нашу сестру Дюбуа перевязала сестра 2-й роты Васильева-Левитова.
7 марта. Убитыми и ранеными за бой у станицы Усть-Лабинской полк потерял 35
