Властители Шема. Канун Единства - Пол Пауэрс

Теперь ясно, какая судьба ожидает незадачливых арбалетчиков — стоит сотворить стигийское заклинание, которое носит название Поцелуй Сета, и, спустив тетиву, стрелок преспокойненько испускает и собственный дух. Чисто и просто. И никаких свидетелей.

Ну, это мы еще посмотрим…

Абудах, хотя и стар, но маг не из последних. Да и характер у него вряд ли За последние годы изменился в лучшую сторону. Если колдуна вовремя предупредить — стигийцу несдобровать. Надо будет сказать Квентию, что присутствие Абудаха на тайной встрече тоже необходимо. Впрочем, Закарис хоть и простоват, но не настолько же, чтобы вообразить, будто его приглашают в покои Конана потому, что старому королю потребовалась компания, чтобы выпить кубок-другой перед сном.

Есть еще одна проблема, которую необходимо решить немедленно.

Дочери. Его дочери.

Киммериец поискал глазами своих девчонок, которые упросили отца взять их с собой — посмотреть состязания.

Вообще-то, Конан был против, чтобы брать их на эти чисто мужские игрища. Но по шемитским обычаям женщинам и детям дозволялось присутствовать на празднествах, хотя они и должны были находиться в специально отведенном месте, за сетчатыми занавесями. Шемиты считали, что Иштар разгневается, если женщины будут восседать рядом с воинами. Именно поэтому, к удивлению Конана, шемских мертвецов хоронили исключительно мужчины. Женщины же должны были оплакивать удалившихся на Серые Равнины, не выходя со своей половины жилища.

Конечно властитель Аквилонии мог настоять на том, чтобы дочери сидели с ним. В конце концов он приносит жертвы Крому и Митре, а не Иштар, Адонису и лукавому Белу. Но зачем нарушать чужие устои и оскорблять хозяев, которые оказывают ему почет и уважение.

Завтра с утра, еще до рассвета, девчонок нужно будет отправить в Дан-Хафал, селение неподалеку от Асгалуна. Там явно будет безопаснее.

Попросить у царя Зиллаха эскорт из меченосцев, добавить парочку собственных гвардейцев — и отправить. Конечно, мы надеемся, что Кром не даст свершиться злодеянию, но мало ли как тут все может обернуться… Нужно кликнуть Квентия, пусть распорядится и рабы начинают собирать вещи уже сейчас. Кстати, где же он?

Конан обвел взглядом двор и обнаружил главу своей Малой стражи — тот как раз заканчивал что-то нашептывать Закарису, почтительно склонившись к уху шемита.

Вот гвардеец договорил, поклонился и выпрямил спину, бросив быстрый взгляд в сторону Конана. Закарис повернул голову в ту же сторону и встретился с Конаном взглядом и утвердительно кивнул.

Брови его при этом были слегка приподняты, выражение лица — задумчивым. Королю Аквилонии на какой-то миг показалось, что в глазах военачальника отразилась удивленная радость и даже странное облегчение, но в следующее мгновение тот уже отвернулся.

А тут еще и объявили новый поединок. На этот раз — на мечах. Услышав имена заявленных противников, Конан насторожился и на какое-то время забыл про Закариса и Квентия.

Потому что в следующем поединке биться должны были Селиг и Рахам.

А когда северянин увидел, чем именно Рахам вооружен, то с трудом подавил удивленный возглас.

Рахам вышел на арену первым, и теперь стоял, явно рисуясь и слегка покачиваясь. То ли был он действительно сильно пьян, то ли умело притворялся. Селиг задерживался, и пока что восторженные вопли доставались одному Рахаму. Тот принимал их с удовольствием, раскланиваясь в разные стороны, сверкая бронзовым чешуйчатым доспехом и опираясь на рукоятку поставленной перед собой секиры. Конан смотрел на эту секиру, не отрываясь.

Когда-то ему доводилось владеть таким оружием — Секирой Варуны и Конан хорошо запомнил, насколько смертоносным может быть ее удар.

Такое оружие в Шеме — вещь довольно необычная. Секира в ходу в Вендии и на Севере Хайбории. Здесь же предпочитают слегка изогнутые мечи, иногда дополняя их трезубым кинжалом для левой руки.

Вопли между тем усилились — на арену выбрался Селиг. Двое слуг тащили за ним огромные ножны — похоже, молодой король Шушана на этот раз решил выступить с большим двудвуручником. Не самый удачный выбор при столь невысоком росте и не слишком мощном телосложении.

Двуручники и так-то не отличаются скромностью размеров, а этот, судя по длине ножен, вообще был гигантом — длиной шага в три, и не мелких шага.

Если такой поставить вертикально — он наверняка окажется выше своего владельца. И тяжелый наверняка, не зря же двое слуг понадобилось.

В Селиге же как-то совсем не угадывается мощи, необходимой для свободного и умелого обращения с такой убийственно тяжелой штукой. К тому же — против секиры.

Рахам тем временем вскинул руку, приветствуя соперника и побратима. Смертоносная плоскость серпообразного лезвия чуть шевельнулась, и в свете факелов темными гранями четко выделились руны клейма.

Конан нахмурился.

Он слишком хорошо знал — и это клеймо, и то, на что способно помеченное им оружие.

Время словно замедлилось, гул голосов отдалился. Селиговский двуручник против такой секиры — что ореховый прутик против топора дровосека. Вплетенное во время ковки в остывающий металл заклинание любую сталь разрежет, словно легкую ткань. И даже зарубки на лезвии не останется. Такое оружие — слишком большая ценность для того, кто собрался просто немного поразмяться… Из этого следует три возможных вывода.

Возможно — Селиг просто-напросто глуп и не понимает мощи оружия противника. Или же это он сам постарался вооружить Рахама как можно убедительнее для исполнения намеченного фарса — и перестарался. Либо же заговорщик все отлично знает, просто планы поменялись с момента доклада гленноровского шпиона.

Третий вариант был самым неприятным — в этой игре есть еще и какой-то другой игрок. И секира — это его ход. Может быть даже — не первый, а просто первый замеченный… Конан напрягся, пытаясь заранее подготовиться к любой неожиданности. Из этого креслица чертовски неудобно быстро вскакивать. Но попытаться придется, если Митра не будет к ним милостив.

Межу тем Селиг раскланялся со зрителями, отсалютовал владыке Зиллаху и, взявшись обеими руками, медленно обнажил огромный меч. Перехватив поудобнее он поднял его над головой.

Зрители стихли, приветственные вопли превратились в недоуменный ропот. Кто-то робко хихикнул, за ним следом рассмеялся кто-то еще, уже увереннее. А потом уже и все разразились громовым восторженным хохотом. Конан расслабился, пряча за сплетенными пальцами улыбку.

Селиг задумал потеху, и она удалась.