Новосёлы - Павел Мисько

— Мой не подойдёт… — показал Иван Иванович длинный, как бурав, ключ. — Ходят тут всякие… — Дверь захлопнулась.

Ух, как нахмурил брови Женя Гаркавый! Сразу повернул прочь от двери профессора.

— Ходят… А потом галоши пропадают! — сказал громко, чтоб и Дервоед услышал.

Из второго подъезда, наверное, ничей ключ не подошёл, потому что все высыпали на улицу: и Жорин отец, и Галка, и сам Павлуша. Подошёл и Жора с обгрызенной буханкой хлеба. Все смотрели на третий этаж, на окна Павлушиной квартиры.

— Доску с балкона на балкон положить…

— Ну да! Сломается — костей не соберёшь.

— А можно на верёвке с верхнего балкона на ихний…

— На балконе-то дверь закрыта! Стекло придётся вынимать.

— Если б машину пожарную с лестницей…

Женя потряс связками ключей:

— Обождите стёкла бить — стеклить придётся. Какой номер квартиры?

Павлуша сказал, и Женя помчался наверх. Не было его долговато. И все, наверно, подумали, что открыл. Но вдруг он вышел и руками развёл:

— Не подходят…

Все пошли за угол, посмотреть на дом сбоку. Здесь на каждом этаже было по два окна. С половины первого этажа начиналась железная пожарная лестница. Она проходила между окнами до самой крыши и загибалась на крышу.

— Форточка в спальне открыта! — закричал вдруг Павлуша.

И все увидели ту форточку на третьем этаже. Увидели, что пожарная лестница совсем рядом с окном.

— Держи! — бросил мне Гаркавый связки ключей. — Сейчас будем там.

— Ну, вот видишь: всё будет хорошо. А ты сырость разводишь, Павлючок… — сказал Жорин папа. — У тебя нет денег с собой? Ещё можно успеть в хозяйственный магазин, замок купить.

У Павлуши, конечно, денег не было. И тут я выдернул червонец из кармана. Как фокусник!

— Бери, Жора, и бегом, — сказал отец сыну. — Скажешь продавцу — французский замок…

— Во-о-о… — протянул Жора. — Я только что был в магазине, и опять беги.

— Так надо, сынок. — Отец забрал у него хлеб. — Беги быстрее, а то закроется.

Я понял Жору: кому охота идти в магазин, если здесь такое интересное творится!

Женя Гаркавый тем временем с выступа фундамента подпрыгнул, выставив вперёд и вверх руки, поймал первую ступеньку лестницы. Круглая железная палка, только намного тоньше, чем у турника. Раскачался — и хвать рукой за вторую перекладину, потом подтянулся — хвать за третью. Это он для форса, чтоб Галку удивить. А она и верно — даже рот разинула.

Чудачка, нашла чему удивляться. Я видел в цирке и не такой фокус: дядя на одних руках поднялся по канату под самый купол цирка, а ноги держал под прямым углом к канату. А Женя всего три перекладины одолел, а потом полез нормально.

Вот и окно Павлушиной спальни, третий этаж… Женя вытянул ногу как можно дальше, достал носком туфли подоконник. А правой рукой не за что ухватиться. Если бы хоть сантиметров на десять рука длиннее была! Или крюк какой… Зацепился бы тем крюком за раму форточки, и всё!

— О боже мой!.. — подошла бабушка с Мариной. — И этот себе погибель ищет!

Женя подвигал подошвой по жести, наклонился к окну раз, другой. И не схватился рукой — скользко! Подцепил задником туфли перекладину лестницы…

— Ловите! — махнул ногой.

Жорин отец не поймал: туфля отскочила от его рук и стукнула Марину по голове. Марина сморщилась, но не заплакала.

— Женя так и будет под небом висеть? — спросила она.

Никто ей не ответил, все смотрели вверх.

Женя попробовал стать на жесть в носке — плохо… Сорвал и носок, протянул босую ногу, пощупал. И отклонился назад решительно, начал слезать.

— Несчастный мальчик… — сказала, подойдя, профессорша и посмотрела на Павлушу.

— Да-а… Достаётся им одним, без отца, — подтвердила бабушка.

— Нога скользит: центр тяжести никак не перенести… — сказал Женя.

Я подумал, где у человека может быть центр тяжести, и фыркнул от смеха.

Галка повсматривалась в лицо Жени и сказала:

— Струсил?

— Сама попробовала б, если храбрая такая. Ногу не поставишь — скользит. — Женя спрыгнул с последней перекладины прямо на землю.

— И пробовать нечего! — Она стремительно забралась на выступ фундамента, взлетела, схватилась за первую поперечину лестницы.

— А-а, ты в кедах! Кабы я был в кедах!.. Резина снизу… — Женя прислонился спиной к стене дома и начал натягивать носок.

— Ладно, слезай! — крикнул Галке Жорин отец. — Сорвёшься — отвечать за тебя придётся. Лучше продолбим дырку в двери — небольшой урон.

Галка не слушала и лезла выше.

— Теперешним детям не то что чужим — и своим не укажешь! — говорила Жориному отцу бабушка. — Такие умники все стали, такие умники — хуже дураков.

Галка добралась уже до окна. И не примерялась нисколечко: шагнула на жесть подоконника, шатнулась туда всем телом — хвать руками за форточку!

— Хорошо ей, в кедах… — плюнул под ноги Женя Гаркавый.

Галка посмотрела вниз, показала Жене «нос» и просунула в форточку руки и голову, плечи… Сверкнули белыми подошвами кеды…

Мы с Павлушей бросились в подъезд.

— Ключи отдай! — остановил меня Женя, и я швырнул ему все связки.

Пока прибежали к Павлушиной квартире, Галка уже открыла дверь, встала на пороге и победно улыбалась. Но пришли мы, поднялся Жорин отец, а Жени Гаркавого не было. И улыбка Гали гасла, гасла, пока совсем не погасла.

Пошла Галка вниз хмурая. Павлуша ей даже спасибо забыл сказать.

— Схожу за инструментом, — объявил Жорин отец. — Пока принесёт новый замок, выну старый. Вот, Павлючок, сюрприз твоей матери будет, а? Не говори-и-и…

Где-то внизу, у подъезда, звали меня на два голоса бабушка и Марина:

— Женя, домой! Домой, Женька!

Бегу… Мне учить сегодня только одно стихотворение. Здорово!

Несчастливый червонец

После ужина бабушка повела Марину в свою комнату — укладывать спать. А папа позвал меня в спальню-кабинет:

— А ну, давай портфель сюда!

Я принёс.

— Тэ-эк-с… Ого! Ну, дружок, пора за тебя всерьёз браться… — И шах-шах — порвал тетрадки по математике и письму. Ещё по половине тетрадок было чисто, а уже новые надо заводить!

— Не пойду в школу-у-у! — посыпались из моих глаз слёзы. — Сами идите!

— Пойдёшь как миленький. И я схожу спрошу, чем ты занимаешься на уроках.

— А меня из школы выгонят за порванные тетрадки-и!

— Не выгонят! — не совсем уверенно сказал папа. — Иди умывай свои нюни — и за работу.

Я поднялся, завывая, как недавно Павлуша на лестнице.

Общая комната соединена у нас с кабинетом дверью — смежная. В общей комнате стучит швейная машина. Мама продолжает шить, не вмешивается — непедагогично спорить о детях при них же. А как только я вышел в коридор, мама сказала вполголоса:

— Иван, какая тебя муха сегодня укусила? Порвал бы хоть по одному письму, если так уж руки чесались. А задачки придётся снова решать, снова намажет.

— Если хоть одна помарка будет, ещё раз перепишет… — Папа грохнул стулом: наверно, подвигался ближе к столу.

Это была Жорина идея — сделать уроки на переменах, чтоб больше времени осталось на пещеру. Если б я знал, что так всё кончится…

Упражнение по письму я переписал хорошо, буква в буквочку. Даже самому понравилось. А папа посмотрел и ничего не сказал.

Обидно… Зачем тогда я так старался?

Когда я сделал один столбик примеров по математике, кто-то позвонил в дверь.

В кабинет через минуту вошла мама.

— Друг твой просит, чтоб вышел… Секреты какие-то.

Я вышел, и Жора сунул мне в руки пять рублей и пятнадцать копеек — сдачу с десятки.

— Вот, видишь, руки в масле… И замок был измазанный, и ключи — еле оттёрли. Четыре рубля и семнадцать копеек стоит.

Четыре так четыре… Я сунул деньги в нагрудный карманчик рубашки и захлопнул дверь перед его носом. Некогда с ним болтать. Небось у него целы тетрадки и по письму, и по математике.

Интересно всё-таки, сколько стоит новый замок? Ну, предположим, четыре рубля и семнадцать копеек… Так сколько тогда должно быть сдачи? Разве столько, сколько он мне вернул?

Я списал в тетрадку ещё один столбец примеров. В нём почему-то на один пример оказалось больше. А как в задачнике? Нет, в задачнике столбики ровные, как подрезанные. Что за чудо?

— Уснул? — отложил папа газету. — Что это за «десять р»? А «4,17» откуда взял? Дроби, да ещё десятичные… Во втором классе такого не проходят.

— Вот задал работу хлопцу!.. — не выдержала мама. — Ему уже спать пора.

Я сразу зевнул во весь рот. Вот видите, спросонок всё написалось. А спросонок не только «десять р» — любую чушь напишешь. Интересно, догадается папа, что Женя Гаркавый оставил тогда ту десятку мне?

Тр-р! — вырвал папа страницу из новой тетрадки по математике… Защипало глаза: третий раз надо задачки переписывать! А сколько уже раз за день слёзы?