Гёте. Жизнь как произведение искусства - Рюдигер Сафрански
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Признайся, ты тоже навеки погублен,
Из прежних надежд ничто не сбылось![1568]
Приглашения приехать в Гербермюле становятся все более настойчивыми, порой в них слышится настоящее отчаяние. В его письмах лишь изредка звучат отголоски восточной темы. Кажется, этот источник уже иссяк. В октябре 1817 года Марианна получает последнее письмо от Гёте, в котором он с грустью вспоминает свой первый приезд в Гербермюле осенью 1814 года. После этого он замолкает более чем на год. «Драгоценный друг, какой злой гений (или демон равнодушия и неприязни) повинен в том, что от Вас к нам не доходит ни одного ласкового слова!» – пишет Виллемер на грани отчаяния. Марианна к тому времени уже переложила на музыку двадцать стихотворений Гёте и исполняла новые песни под гитару в семейном кругу. Молчание Гёте настолько ее расстроило, что она начала хворать и на какое-то время даже потеряла голос. Виллемер с легким упреком пишет об этом Гёте. Наконец в ноябре 1818 года Гёте отвечает. В его душе вновь проснулись воспоминания о времени создания «Западно-восточного дивана» и о лирической любовной игре: летом 1818 года закончилась подготовка этого объемного стихотворного цикла к печати, и Гёте, читая корректуру, вновь погрузился в настроение тех дней. Он пишет еще несколько стихотворений для «Дивана» и когда наконец посылает ответное письмо Виллемерам, прикладывает к нему первые оттиски готовящегося издания. «Какая отрада для меня, – пишет Марианна, – возвеличенное Вашим духом, здесь даже самое незначительное событие, каждое непроизвольно сказанное слово воспаряет к высшей жизни. Я удивляюсь, находя что-то знакомое, и все же искренне радуюсь, что оно принадлежало мне и в каком-то смысле я и сейчас могу назвать его своим»[1569].
Гёте никогда больше не увидит Марианну, но отныне они будут чаще друг другу писать. Теперь их письма – ясные и открытые, в них звучит уже не тоска по будущему, а легкая грусть по прошлому. Она пишет: «Я для самой себя была загадкой; смиренная и в то же время гордая, пристыженная и восторженная – все казалось мне счастливым сном, в котором ты сам видишь себя более прекрасным и даже более благородным, чем в жизни»[1570]. Гёте порой пишет Марианне, словно влюбленный юноша, одно стихотворение следует за другим. Вот первое из этих стихотворений, которые были изданы отдельной брошюрой вслед за только что вышедшим из печати «Западно-восточным диваном»:
В этот тесный переплет
Втиснут рой свободных песен,
Для которых небосвод,
Да и тот немного тесен.
Время – гробовщик вселенной,
Но сильнее песен рать.
Каждой строчке – быть нетленной,
Как любви не умирать[1571].
Они вновь посылают друг другу восточные талисманы и амулеты, шелковы платки, розовое масло, листки гинкго. Однажды она послала ему в подарок домашние туфли, на которых вышила в виде вензеля первую букву своего лирического имени, и помочи, украшенные орнаментом из весенних цветов. Гёте благодарит ее стихами. Так продолжается еще несколько лет, и потом тональность их писем меняется, становится более прозаичной и солидной. Теперь уже они рассказывают друг другу о происходящем вокруг, а не внутри. Когда за год до смерти Гёте снова просматривает свою корреспонденцию, он пишет Марианне: «особым светом приветствуют меня страницы, напоминающие о прекраснейших днях моей жизни»[1572]. Он собирает все ее письма и отправляет их ей с просьбой открыть посылку лишь после его смерти. К письмам приложено стихотворение:
К взгляду милой и к устам,
К начертавшим их перстам —
В жгучей страсти, в нетерпенье,
Ожидаемы с волненьем —
К сердцу, где они родились,
Эти письма возвратились;
Держишь ты в своих руках
Память о счастливых днях[1573].
Глава тридцать первая
«Западно-восточный диван»: жизненная сила поэзии. Ислам. Религия в целом. Поэт или пророк. Что есть дух? Вера и опыт. Признание священного. Неявное. Критика Плотина: дух в утеснении реальностью. «Годы странствий Вильгельма Мейстера» как пробный камень. «Если работы много, рассуждать некогда». Спор прозы и поэзии. Почему, собственно, отречение?
Между тем значение «Западно-восточного дивана» не ограничивается изящной литературно-любовной игрой, как она представлена в «Книге Зулейки», о которой Гёте, впрочем, пишет в авторском извещении о печатании книги: «Здесь тоже временами прорывается духовное начало, и покров земной любви как бы накинут на отношения более высокие»[1574].
Игра с высшими смыслами присутствует не только в любовной теме, но и на других остановках этого «путешествия», как Гёте называет свой стихотворный цикл. «Поэт смотрит на себя как на путешественника»[1575], – пишет он в том же извещении. Этот путешественник движим чувством свободы, а не стремлением к конкретной цели:
Лишь в седле я что-нибудь да стою!
Лежебоки, где уж вам за мною!
Я промчусь по самым дальним странам,
Только звезды над моим тюрбаном[1576].
Этот путешественник с любопытством и не иссякающим удивлением изучает нравы и традиции Востока, он отправляется в дальние страны, чтобы узнать новое – и лучше познать самого себя.
Восток, как его себе представляет Гёте, – это обетованная земля поэзии, ибо здесь, как ему кажется, поэзией проникнута вся повседневная жизнь. Сила поэзии, ее влияние на жизнь – это вторая, после любви, главная тема «Западно-восточного дивана».
Что такое поэзия? Автор «Западно-восточного дивана» дает ответ на этот вопрос:
Да, поэзия дерзка!
Что ж бранить меня?
Утоляйте жар, пока
Кровь полна огня[1577].
Поэзия дерзка в воспевании и прославлении, в любви, но также и в ненависти. Иначе быть не может – ведь своих врагов, врагов свободы, нужно знать в лицо. Это догматики, святоши и обыватели, способные понять лишь пользу и не способные видеть красоту:
Наконец мы сердцем страстным,
Видя зло, вознегодуем,
Ибо дружим мы с прекрасным,
А с уродливым враждуем[1578].
Этому искусству ненависти и вражды посвящена целая книга – «Книга недовольства». Недовольство поэта вызывает прежде всего зависть, чувство неприязни человека ко всему, что красивее, удачнее, благороднее, радостнее, богаче, смелее, сильнее его самого. Недовольство выражается для того, чтобы избавиться от завистника и со спокойной совестью идти дальше своей
