Гёте. Жизнь как произведение искусства - Рюдигер Сафрански
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Несмотря на неприятные известия, полученные им накануне отъезда, «Западно-восточный диван» по-прежнему занимает его мысли, и он задумывает разделить весь цикл на тринадцать «книг». Прощальное письмо, которое он пишет в этот день, адресовано Якобу фон Виллемеру, но Гёте, безусловно, обращается прежде всего к Марианне, когда говорит о своей «тоске» и продолжает: «И все же это слишком для моего нынешнего положения, ввергнувшего меня в состояние внутреннего разлада, которое я не нагнетаю, а желаю устранить».
Этим признанием о желании положить конец «внутреннему разладу» Гёте объясняет и свое решение ехать обратно в Веймар не через Франкфурт, как, вероятно, было условлено изначально; надежды супругов Виллемер на еще один визит Гёте не оправдались.
Буассере, сопровождавший Гёте до Вюрцбурга, в первый день путешествия пишет в дневнике: «Уверенность в том, что теперь ни герцог, ни Ягеманн уже не смогут до него добраться, его заметно успокаивает»[1561]. В этом отношении Гёте может быть спокоен, но в то же время возвращение домой навевает на него грусть и тоску. В пути он записывает робкое обращение Зулейки к Хатему:
Вот мы здесь, мы вместе снова,
Песнь и ласка – все готово.
Ты ж молчишь, ты чем-то занят.
Что теснит тебя и ранит?
И его ответ:
Ах, Зулейку дорогую
Я не славлю – я ревную[1562].
Из Веймара Гёте посылает во Франкфурт еще три стихотворения для «Дивана», и в них уже звучит не радость, а боль и тоска. В одном из них, под названием «Высокий образ», появляется бог солнца Гелиос, который:
Летит, Вселенной свет неся,
И мечет огненные взгляды,
Да пок орится всё и вся,
И, видя всю в слезах Ириду,
К ней направляет сноп лучей,
Чтоб снять с небесных глаз обиду,
Но слезы льются горячей,
И бог мрачнеет, и едва ли
Ему не горше в этот час…[1563]
Второе стихотворение под названием «Эхо» в более позднем издании следует сразу за первым:
Звучит прекрасно, коль в светила
Иль в короли поэт себя зачтет.
Зачем же ночью бродит он уныло,
Исполнен горестных забот?[1564]
И, наконец, еще одно стихотворение-размышление «Хрестоматия», где уже чувствуется, как Гёте мысленно отдаляется от своих любовных переживаний. Начинается оно так:
Хрестоматия любви —
Вот всем книгам книга.
Я читал ее прилежно:
На мильон страниц страданий
Пять страниц блаженства,
Рубенсом – глава разлуки.
Крошечный раздел свиданий
Дан в отрывках[1565].
В истории Гёте и Марианны «крошечной главе» свиданий не суждено было повториться. В 1816 году Гёте снова задумывал путешествие на юго-запад, на этот раз в Баден-Баден с заездом в Гейдельберг и Гербермюле. Но воплотить эти планы в жизнь помешало событие, приближение которого ощущалось в течение нескольких предыдущих месяцев: 6 июня после многодневной мучительной агонии умирает Кристиана.
В последние годы супруги жили не столько вместе, сколько рядом друг с другом, и все же Гёте посвящал Кристиану если не во все, то, по крайней мере, в очень многие аспекты своей жизни, о чем свидетельствуют его письма к ней с подробными рассказами о его путешествиях и встречах. О последней своей поездке Гёте тоже обстоятельно писал жене, впрочем, без упоминания о своих чувствах к Марианне. Их письма друг к другу исполнены нежности и любви. Кристиана окружала Гёте заботой, вела хозяйство в его доме и всегда была рядом, когда он об этом просил. То, насколько она незаменима в его жизни, Гёте по-настоящему осознал лишь после ее смерти. Она занималась домом и ограждала Гёте от всех бытовых трудностей, но при этом успевала вести и свою собственную жизнь, в кругу своих личных друзей и знакомых. Она была очень общительной, любила готовить и вкусно поесть и не пренебрегала вином. Ее страстью был театр, и в вопросах сценического искусства Гёте прислушивался к ее мнению. Однажды он в шутку заметил, что несет обременительную службу директора Веймарского театра только ради жены. Гёте всячески поддерживал ее в тех занятиях, что поднимали ей настроение.
Состояние ее здоровья резко ухудшилось в начале лета 1815 года. Она часто теряла сознание, шла горлом кровь, то и дело мучили судорожные боли в животе. Весной следующего года заболевание перешло в финальную стадию. В те дни, когда Кристиана лежит при смерти, Гёте болен и не встает с постели. Так было и в день смерти Шиллера, когда он тоже не покидал своей комнаты. 5 июня 1816 года он пишет в дневнике: «Моя жена в крайней опасности. <…> Сын – мой помощник, советчик и вообще единственная точка опоры в этом хаосе»[1566]. Запись следующего дня: «Хорошо спал и чувствую себя намного лучше. Кончина моей жены близка: последняя ужасная борьба ее натуры. Она скончалась около полудня. Пустота и мертвая тишина внутри и вне меня»[1567].
Но уже вечером следующего дня он приглашает к себе Римера и вместе с ним экспериментирует с цветом. Лишь за работой можно забыть про боль и отчаяние. И все же несколько недель спустя, 20 июля 1816 года, Гёте вновь отправляется в задуманное путешествие на запад, на этот раз в сопровождении Мейера. Он собирался в Баден-Баден, а по пути хотел посетить супругов Виллемер. Но это путешествие заканчивается, едва успев начаться: через два часа пути у экипажа ломается ось, и он переворачивается. У Мейера рана на лбу, Гёте выходит из аварии невредимым. Однако в этом происшествии он видит недобрый знак и поворачивает обратно. Эта несостоявшаяся поездка обозначила новый поворот в его жизни: отныне он вообще отказывается от дальних путешествий. Исключением были лишь продолжавшиеся еще несколько лет регулярные посещения богемских курортов.
Он еще шлет письма Виллемерам, где выражает свою тоску по Гербермюле, и получает ответные послания от Марианны, тоскующей по Хатему. В одном из писем она цитирует
