Молот и крест. Крест и король. Король и император - Гарри Гаррисон

– Или больше времени на отдых, надеюсь, – сказала Годива. – Одна из причин, почему бедные керлы живут так мало, – не успевают восстанавливать силы. Только по воскресеньям, да и те отнимает у них церковь.

– Отнимала, – уточнил Альфред. – Теперь воскресенья принадлежат керлам.

Король на мгновение замялся, нежно погладил жену по плечу.

– Это правда, ты ведь знаешь, – сказал он. – Кажется, никто из нас прежде не задумывался, насколько богатой может стать страна, живя в мире и без господ. Или с одним господином, который заботится о стране. Но к нам теперь каждодневно приходят хорошие новости. Король Шеф, твой брат, говорил мне истинную правду. Всегда есть тот, кто знает правильный ответ, но почти всегда это человек, которого раньше не спрашивали. Вот вчера пришли ко мне рудокопы со свинцовых рудников. Раньше теми холмами владели монахи из Уинчкомба. Теперь монахов прогнали, копи работают под управлением моего рива и олдермена Глочестера. Ходоки сказали, что римляне добывали в этих же недрах серебро, так почему бы нам самим его не найти? – Серебро, – промурлыкал он. – Если бы черные монахи прознали, они бы до смерти засекли своих рабов в поисках серебра. Поэтому рабы им ничего не предлагали. А мне предложили, потому что знают: я поделюсь с ними доходами. Не так давно наши монеты от чеканки к чеканке делались все хуже, скоро бы кентерберийский пенни стал таким же дрянным, как йоркский. Теперь же, когда я вернул серебро из церковной казны, уэссекская монета так же хороша, как германская и франкская. Купцы стекаются к нам отовсюду, из Дорестада и Компостелы, да и из Франции, если им удается обойти запрет своего короля. Все платят портовую пошлину, и из этих денег я плачу рудокопам. Купцы довольны, и трудники довольны, и я тоже доволен. Так что, Годива, как видишь, дела не так плохи, как раньше, даже у керлов. Может, это не бог весть что, но иметь собственную лошадь и желудок, полный даже в Великий пост, для многих из них – счастье.

Внизу в городе, в старом соборе, заговорил колокол, его голос несся над узкой долиной. Видимо, свадебный перезвон – оставшиеся в Уэссексе священники поняли, что сохранить свою христианскую паству можно лишь при посредстве привычных торжественных ритуалов, сопровождаемых музыкой; это по-прежнему привлекало людей больше, чем странные проповеди норманнских жрецов Пути.

– Колокол остался на случай войны, – сказала Годива.

Альфред кивнул:

– Так было всегда. В детстве я видел, как эта долина превратилась в пустыню. Викинги взяли город и сожгли все дома, кроме каменного собора. Они бы и собор разрушили, будь у них побольше времени. Мы воевали с ними тогда и до сих пор воюем. Но разница в том, что теперь сражаемся на море и наши земли в безопасности. А чем меньше разоряется наша страна, тем сильнее становимся мы и тем слабее – они.

Он снова замялся.

– Не пропал ли твой… твой брат? Я прекрасно помню, что все началось с него. Если бы не он, я был бы уже мертв, или бродяжничал и нищенствовал, или в лучшем случае стал бы марионеткой епископа Даниила. А может быть, ярлом у викингов. Шефу я обязан всем. – Он погладил жену по руке. – Даже тобой.

Годива опустила глаза. Муж всегда называл Шефа ее братом, хотя она была уверена, что он знает: между ними кровного родства нет, они сводные брат и сестра, от разных матерей. Иногда ей казалось, что Альфред догадывается об их истинных взаимоотношениях, а может быть, даже о том, что ее первый муж на самом деле был ей единокровным братом. Но если он и подозревал что-то, у него хватало ума не выспрашивать. Он не знал о двух ее выкидышах во время первого замужества, когда она пила настои опасных трав.

Если бы Годива верила в какого-нибудь бога, в бога христиан или в загадочных богов Пути, она бы молилась ему или им о сохранении нынешнего плода ее чрева.

– Я надеюсь, что он жив.

– По крайней мере, никто не видел его мертвым. Все наши купцы знают, что за любые новости положено вознаграждение, и еще большее – тому, кто доставит его назад.

– Не многие короли заплатили бы за возвращение соперника, – сказала Годива.

– Он для меня не соперник. Мои соперники сидят по ту сторону Английского канала или сеют зло на Севере. Пока мы стоим на этом холме и смотрим на поля, все выглядит мирно. Но уверяю тебя, мир был бы в двадцать раз прочнее, будь Шеф здесь, в Англии. Он наша главная надежда. Ты знаешь, керлы зовут его Sigesaelig, Победоносный.

Годива сжала руку мужа:

– Тебя они зовут Альфред Esteadig, Милосердный. Это прозвище лучше.

* * *

Тем временем очень далеко на севере, в большом полосатом шатре, шел разговор, в котором надежда звучала куда слабее. Шатер поставили задней стенкой к ветру, а полог был задран, так что сидящие внутри могли видеть, что происходит снаружи. Взглядам открывались унылые вересковые пустоши и торфяники, над которыми тут и там вздымались столбы дыма – следы разбойничьих ватаг викингов, идущих от одной горстки убогих хижин к другой. Три оставшихся в живых сына Рагнара сидели на походных табуретах, держа в руках рог с элем. У каждого был меч на поясе и воткнутое позади в землю копье или боевой топор. Уже дважды этой весной – со дня сражения в устье Эльбы – дерзкие ярлы посягали на авторитет этих вождей. Остро чувствуя все приливы и отливы славы, на которой и держится власть, все трое сознавали: пора предложить дружинам что-то новое. Подкупить их. Вдохновить. Иначе начнется: поутру недосчитаются палаток, корабли не придут в условленное место, воины разбегутся искать счастья на службе у других морских конунгов, более удачливых.

– Сейчас люди хоть чем-то заняты, – сказал седобородый Убби, кивая на дым пожарищ. – Добрая говядина и баранина, можно погоняться за бабами. И нет серьезных потерь.

– И денег не будет, – добавил Хальвдан. – Как и славы.

Сигурд Змеиный Глаз понимал: братья говорят о том, что требует скорейшего решения, а не просто ворчат. До раздоров у них никогда не доходило, они даже спорили редко. И ровные отношения сохранялись даже при безумном Иваре. Сейчас два брата ждали ответа от третьего.

– Если двинемся на юг, – начал он, – снова наткнемся на камнекидалки. Понятно, можем обойти их морем. Но теперь у англичан преимущество. Они знают, что мы ушли северней, в Шотландию, потому что в Английский канал они нас не пускают.