К суду истории. О Сталине и сталинизме - Рой Медведев

В этих условиях СССР должен был позаботиться о своей безопасности и своих интересах. Этой цели и мог служить в конкретных условиях 1939 года договор о ненападении с Германией.

Ошибкой Сталина было не заключение самого договора. Непростительной ошибкой Сталина была та особая политическая и психологическая атмосфера, которая была создана в нашей стране после заключения пакта с Германией. Еще более серьезной ошибкой было то, что Сталин слишком доверился договору с Гитлером и не сумел разгадать агрессивных планов Германии. В одной из своих статей К. М. Симонов писал: «...Пакт 1939 года и сейчас продолжает казаться мне государственно-разумным в том почти безвыходном положении, в котором мы оказались тогда, летом 1939 года, когда угроза того, что западные державы вот-вот толкнут на нас фашистскую Германию, стала самой прямой и реальной. И все-таки, когда оглядываешься назад, чувствуешь, что при всей логической государственной разумности этого пакта многим из того, что сопровождало его заключение, у нас, просто как у людей, была почти на два года психологически отнята какая-то часть необходимого важного самоощущения, которое составляло и составляет нашу драгоценную особенность и связывается с таким понятием, как "первая страна социализма"... То есть, случилось нечто в моральном плане очень тяжелое» [700] .

Особого рассмотрения требуют и те секретные соглашения, которые были подписаны одновременно с пактом о ненападении и предусматривали распределение сфер влияния Германии и СССР «в случае территориальных и политических изменений на территории, принадлежавшей Польскому государству». Некоторые историки рассматривают эти соглашения как ошибочные, говоря при этом о «четвертом разделе Польши». По мнению этих историков, СССР мог бы освободить польскую часть Белоруссии и Украины и без предварительного соглашения с Германией. Англия и Франция уже объявили войну Германии, и последняя должна была неизбежно смириться с действиями Красной Армии. Но ведь в конце августа никто не мог сказать с уверенностью, как будут действовать Англия и Франция после нападения Германии на Польшу. Они могли и воздержаться от объявления войны. И выход немецких войск на границу с СССР после оккупации всей Польши, и вступление советских войск на территорию Польского государства без предварительного соглашения с Германией представлялись весьма рискованными. Приходится согласиться, что приложенный к договору о ненападении секретный протокол был естественным продолжением этого договора. Предотвратить нападение Германии на Польшу Советский Союз не мог, но он мог позаботиться об укреплении своих позиций и обороны на случай всякого рода возможных осложнений. Тем более что речь шла в данном случае не о собственно польских землях, а о территориях, белорусское и украинское население которых давно боролось за свое национальное освобождение.

Но если договор о ненападении с Германией мы считаем вынужденным и необходимым, ибо в политике часто приходится выбирать меньшее из зол, то новый договор с Германией – так называемый «Германо-советский договор о дружбе и границе», – заключенный 29 сентября 1939 года, мы считаем большой ошибкой. Не было никакой необходимости в таком договоре. Всего месяц назад Сталин рассуждал более реалистически. Когда Риббентроп во время августовских переговоров предложил включить в преамбулу пакта фразу о дружественном характере советско-германских отношений, именно Сталин категорически отверг это предложение. Он заявил: «Советское правительство не могло бы честно заверить советский народ в том, что с Германией существуют дружеские отношения, если в течение шести лет нацистское правительство выливало ушаты помоев на Советское правительство» [701] .

«Дружеские» отношения между СССР и Германией требовали важных изменений не только в советской внешней политике, но также в идеологической деятельности и деятельности по линии Коминтерна. С осени 1939 года в Советском Союзе была полностью прекращена антифашистская пропаганда. Советские руководители стали почти без оговорок оправдывать все действия гитлеровской Германии, как страны, якобы подвергшейся агрессии со стороны Англии и Франции. Выступая 31 октября 1939 года на внеочередной пятой сессии Верховного Совета СССР, Молотов говорил: «Известно, что за последние несколько месяцев такие понятия, как "агрессия", "агрессор", получили новое конкретное содержание, приобрели иной смысл... Теперь, если говорить о великих державах Европы, Германия находится в положении государства, стремящегося к скорейшему окончанию войны и миру, а Англия и Франция, вчера еще ратовавшие против агрессии, стоят за продолжение войны и против заключения мира. Роли, как видите, меняют систему. Признавать или отрицать – это дело политических взглядов. Но любой человек поймет, что идеологию нельзя уничтожить силой, нельзя покончить с ней силой. Поэтому не только бессмысленно, но и преступно вести такую войну, как война "за уничтожение гитлеризма", прикрываемую фальшивым флагом борьбы за "демократию"» [702] .

После этого доклада Берия дал секретное распоряжение администрации ГУЛага, запрещающее охране лагерей называть политических заключенных «фашистами». Это распоряжение было отменено после 22 июня 1941 года. В полном противоречии с решениями VII Конгресса Коминтерна Сталин направил всем коммунистическим партиям директиву с требованием фактического свертывания борьбы против немецкого фашизма. Главное острие коммунистической пропаганды предлагалось направлять против англо-французского империализма. Этот поворот Сталина к дружбе с Гитлером застал врасплох все коммунистические партии Запада. В полной растерянности были коммунисты балканских стран, добившиеся заметных успехов в антифашистской борьбе.

В смятение были повергнуты компартии Англии и Франции. Любая компартия считалась тогда одной из секций Коминтерна и должна была подчиняться общей дисциплине. Новые установки Коминтерна означали, что компартии Англии и Франции должны выступить против военных усилий правительств своих стран. Такая позиция не имела большого значения в Англии, где компартия была слабой и не имела заметного влияния на рабочий класс. Однако во Франции антивоенная пропаганда коммунистов ослабляла сопротивление фашистской агрессии и привела к запрещению КПФ. Обострение внутриполитического положения во Франции было только на руку Гитлеру. Только летом 1940 года, когда немецкие войска, обойдя «линию Мажино», нанесли поражение французской армии и стали быстро продвигаться к Парижу, компартия Франции изменила свои лозунги. Коммунисты требовали общенародной войны против гитлеровцев, они заявляли, что будут рассматривать сдачу Парижа как предательство, и призывали вооружить парижских трудящихся и превратить город в неприступную крепость. После поражения Франции и создания марионеточного правительства генерала Петена коммунисты призвали народ к сопротивлению оккупантам. Но некоторые из активистов партии продолжали и теперь считать, что договор о ненападении между СССР и Германией означает перемирие между фашизмом и коммунизмом. Эти коммунисты надеялись, что им разрешат легальную деятельность в оккупированной Франции и даже готовились открыто издавать «Юманите» в Париже. Только после массовых расстрелов и арестов коммунистов в начале 1941 года эти иллюзии рассеялись и КПФ начала занимать более четкие антифашистские позиции. Однако вооруженная борьба с оккупантами начала по-настоящему развертываться во Франции только после июня 1941 года.

Негодовали по поводу «дружбы» СССР и Германии и левые социалисты, которые после VII Конгресса Коминтерна участвовали вместе с коммунистами в борьбе против фашизма в Испании, Франции, Италии и некоторых других странах. Они без обиняков писали, что СССР дезертировал с фронта антифашистской борьбы.

Является фактом, что пакт о ненападении с Германией позволил оттянуть на два года вступление нашей страны в войну. Но столь же неоспоримым фактом является то, что Германия лучше использовала эту отсрочку, чем Советский Союз. Германия усиливала свою военную машину и наращивала военно-промышленный потенциал в 1939 – 1940 гг. быстрее, чем СССР. С минимальными потерями одну за другой Германия захватывала страны Европы, создавая все более выгодное для себя стратегическое положение и позволяя германской армии приобрести немалый боевой опыт.

Так, например, весной 1940 года Германия предприняла ничем не спровоцированную агрессию против Дании и Норвегии и оккупировала эти страны. Летом 1940 года, нарушив нейтралитет Бельгии и Голландии и разорвав все соглашения с этими странами, Германия напала на них и, быстро сломив сопротивление бельгийской и голландской армий, оккупировала эти страны. После этого немецкие дивизии вторглись на территорию Франции и стали быстро продвигаться вперед. Через несколько недель Франция капитулировала, а английский экспедиционный корпус едва успел, бросив тяжелое вооружение, эвакуироваться в Англию. Столь быстрое поражение Франции было неожиданным даже для многих немецких генералов. Оно было крайне неприятным «сюрпризом» и для Сталина, который рассчитывал на длительный характер войны на Западе.