Ночь музеев - Ислам Ибрагимович Ибрагимов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Почему же ее платье тогда изорвано? – Интересовался Степан Васильевич.
– Для пущего эффекта!
– Вы мелете чепуху!
– При всем уважении мне не удалось бы выдумать такого даже будь я стоящим болтуном. – Признался дядя Вадим, – вы не оставляете мне другого выбора. Эта девушка, Варенька, является нашим козырем в рукаве. Дело в том, что мы весьма наслышаны как Государь отзывался об ее выступлениях. Государь я бы даже сказал ждет ее сегодня как почетную и общепризнанную артистку и нам совершенно не хотелось бы огорчать его не так ли?
На лице заместителя начальника отразилась внутренняя борьба, это служебный долг давал отпор противоречивым доводам дяди Вадима, которые быть может и не соответствовали действительности, но несомненно были изложены чрезвычайно правдиво и безукоризненно складывались в единую целесообразную цепь, которую трудно было разомкнуть такому тугодуму вроде Степана Васильевича. Принятие жизненно важного решения, а то было вторым по счету за ночь весьма пренеприятно сказывалось на умственных способностях вышеуказанного заместителя. И в столь досадном положении, когда совсем не оставалось сил и мыслей к сопротивлению Степан Васильевич был вынужден пойти на компромисс сдав удерживаемую позицию.
– Отопри ее… – Едва выговорил заместитель начальника и откашлялся.
– Что простите? – Спросил, недоумевая дежурный.
– Отопри ее, чертов ты идиот! – Выпалил Степан Васильевич.
Варенька вышла из камеры и встала подле мистера Фредерика как услужливая, верная супруга, чувствуя себя в безопасности под его крылом. Андерсон внимательно изучал необычную девушку и недоумевал почему впервые видит ее, даже он поверил в восхитительную ложь дяди Вадима и потому никак не мог во всем разобраться. Михаил Ильич задумчиво наблюдал за тем, как дежурный запирает опустевшую решетку, он взял на себя ответственность нарушить сложившееся молчание.
– Мы не знаем, как отблагодарить вас господин заместитель. Услуга, которую вы нам оказали до безграничности благородна…
– Будьте уверенны, – перебил его дядя Вадим, – Государь одарит вас почетным орденом, когда узнает кто спас сегодняшнее представление.
– Нам нужно поспешить друзья мои. Я боюсь мы, итак, задержались. – Вставил не без неудобства мистер Фредерик.
– Стоять! – Чуть не выкрикнул Степан Васильевич к повернувшимся и направившимся к выходу людям, которым он оказал немалую услугу. Степан Васильевич подошел к дяде Вадиму на столь короткое расстояние что вполне мог уловить дыхание своего оппонента. Во взгляде его проглядывала злоба и отвращение, но было и нечто третье: пугающая проницательность, лицезревшая человека насквозь. Каждый затаил дыхание. Казалось, еще немного и раздастся приказ схватить обманщиков и заковать их в наручники. – Заберите свой нож. – Вымолвил заместитель начальника и никто даже под присягой не смог бы объяснить того, как тот оказался у него в руке протягиваемой дяде Вадиму.
– Благодарю вас. – Отозвался дядя Вадим.
– Дежурный! Выпроводи этих господ и даму отсюда. – Указал Степан Васильевич.
– Сию минуту.
Глава одиннадцатая.
Кучер Михаила Ильича по имени Захар встретил выходивших из Петропавловской крепости отважных героев, которые сумели вызволить не только Андерсона, но к тому же еще и Вареньку из заточения, но Захар не спроста стоял в ожидании своего господина и на то было непредвиденное обстоятельство.
– Захар голубчик чего же ты стоишь ждешь, нам нужно поспешить… а куда подевалась карета, где лошади? – Потускнел вдруг Михаил Ильич.
– Прошу не взыщите с меня дорогой князь… – задрожал Захар, – меня ограбили, я кричал, звал на помощь… даже к вам ломился, но никто мне не помог.
– Как ограбили?.. – Прошептал господин руководитель.
– Средь бела дня? – Спросил дядя Вадим.
– Еще и рассвета нет, дядя Вадим. – Подсказал Андерсон.
– Мы ужасно опаздываем друзья мои. – Заметил мистер Фредерик.
– В самом деле ограбили милейший Захар? Вы готовы поклясться? – Не мог поверить Михаил Ильич.
– Трое… трое негодяев, по наречию было ясно что опьянелые школяры… вы ведь знаете, они на что угодно способны. – Оправдывался Захар.
– Трое школяров… плохо дело… – Прошептал Андерсон так что никто не услышал.
– В таком случае ничего не поделаешь. Мистер Фредерик прав, нам нужно поторапливаться. – Решительно произнес Михаил Ильич, утаивая внутреннюю обиду.
– Как вы себя чувствуете Варенька? У вас ранение? Вы держитесь за локоть. – Осведомился мистер Фредерик, стараясь быть учтивым.
– Нет, я… мне порвали платье, мистер Фредерик.
– Захар, а где ваш второй башмак мой дорогой? – Спросил Михаил Ильич.
– Эти школяры унизили меня, они потешались надо мной, вот я им покажу, когда поймаю! – Признался Захар.
– С одним башмаком это вряд ли получится. – Заметил дядя Вадим хохотнув.
– Мистер Фредерик, – обратился Андерсон, – я должен объясниться… но понимаю, что у меня нет оправдания. Мне очень стыдно что вы попали в такое положение из-за меня. Я не должен был напиваться в тот вечер и уж тем более чудить беспорядки. Если бы не я вашу карету бы не украли господин руководитель, мне очень жаль, что я всех подвел.
– Не стоит отчаиваться раньше времени мой мальчик, худшее уже позади, но у нас все еще остались невыполненные обязанности перед людьми. Как ты помнишь мы даем сегодня благотворительный концерт, с нас все начинается мой друг и поэтому нам следует поторопиться. Андерсон послушай меня внимательно, на тебе стоит непосильная задача, сегодня ты будешь дирижировать, но не обольщайся, не принимай близко к сердцу свое положение! Заставь их играть так чисто чтобы в воздухе разлился спирт! Вытяни руку к небесам и прихвати оттуда пару муз и ангелов, они бы нам не помешали. Сорви с ветвей пару дремлющих птиц. Пускай одна рука держит темп, вторая гармонию, а когда придет время соедини свои руки воедино! Так-то мой мальчик, а теперь идем. Нельзя терять ни минуты.
Действительно путники ускорили шаг торопясь навстречу важному мероприятию, и Владислав Романович хромая от усталости преследовал их так же проворно как опытный следопыт, наткнувшийся на верные следы. Ночь светлела. Тусклое оранжевое марево вперемешку с мутной серостью напоминало наложенные друг на друга краски на палитре поспешного художника. Темень небес помутнела и все же становилось светлее. Деревья и здания оставались безучастными и обездвиженными лишь ветерок на подобии легкого сквознячка щекотал некоторые листья. Близясь к Дворцовой площади все оборачивалось вспять. Гул возрастал вместе с количеством людей. Повозки и кареты грохотали о камни. Слышались бранные возгласы. Кто-то свистел. Настраивались скрипки. Давались указания. Служащие отстраняли толпу от музыкантов. Зажигались огни, которые отсвечивали от окон Эрмитажа. Шум становился неприятнее. Представление приступало к началу.
Глава двенадцатая.
То, что
