Единственная игра, в которую стоит играть. Книга не только о спорте (сборник) - Алексей Самойлов

И самое удивительное – когда успевал проглотить пять (шесть, семь) холодных, как онежский лед, бутылок жигулевского, а потом полночи сидеть в гостинице «Северная» и слушать великолепную «травлю» за волейбол и жизнь тренера одесско го «Буревестника» Марка Барского (с одесситами я тогда особенно сдружился), остроумные, с подначкой рассказы держащегося особняком, чуть надменно, гордого потомка грузинского княжеского рода Гиви Ахвледиани, на ставника ЦСКА; два или три раза посидели в гостиничном ресторане с другом моего первого тренера Василия Акимова – Николаем Михеевым…

Ни Геша Гайковой, против которого я одиннадцатью годами раньше играл за Петрозаводск на матче четырех городов на Зим нем стадионе, ни Вячеслав Платонов в круг моего тогдашнего общения не входили. Оба выступали за ленинградский СКА, продувший все встречи в петрозаводском туре чемпионата страны; на фоне тогдашних грандов – одесситов, московских армейцев, казахстанцев – наследники замечательной команды Ульянова, Воронина, Эйнгорна, Михеева выглядели бледно. Матчи с их участием организаторы ставили на утренние часы, казалось, ленинградские армейцы спят на ходу. Публика их освистывала, с балкона Дома физкультуры кричали: «Про снитесь! Не позорьте Ленинград!..»

Волейбольный диссидент?

Я спрашивал Василия Филипповича Акимова, что с нашей любимой командой (она приез жала в Петрозаводск в конце сороковых и произвела на петрозаводчан грандиозное впечатление) стряслось и почему Николай Сергеевич Михеев не встряхнет своих орлов… «Квасят орлы, – вздыхал Василий Филиппович. – И первый в этом Гена Гайковой, которым ты так восхищаешься. Один только Славка Платонов бьется, как рыба об лед».

Видя, что Михеев не справляется с командой, и желая помочь СКА, я передал в «Советский спорт» большой отчет, где «врезал с носка» армейцам, приведя в пример их товарища по команде Вячеслава Платонова – единственного, кто бьется до конца, кто летает над крашенным охрой по лом петрозаводской площадки, доставая в падении мертвые мячи, врезаясь в сидящих по пери метру тесного зала

«болельщиков», кто проламывает «крюком» блок, пытаясь пробудить, за вести, заставить сражаться остальных…

И теперь, когда Вячеслава Платонова, легендарного человека игры, признанного Между народной федерацией волейбола одним из лучших тренеров XX века, введенного в Зал мировой волейбольной славы американского города Холиока, места рождения волейбола, уже нет с нами (Вячеслав Алексеевич умер от неизлечимой болезни 26 декабря 2005 года), когда он приходит ко мне в снах и спра шивает: «Какие новости?» – я вспоминаю Петрозаводск шестьдесят пятого. Январскую стужу, ледяное «Жигулевское», байки Барского, бывшего пасовщика с гибкими, сильными пальцами пианиста-виртуоза, подначки Ахвледиани, обстоятельные рассказы хмельного Михеева и бьющегося, как рыба об лед, Платонова, единственного в своих командах – клубных и сборных, кто никогда не выкидывал на ринг площадки белое полотенце, кто сражался до последнего патрона, до после днего вздоха. Единственного, кто трижды воз вращался на капитанский мостик национальной сборной своей страны. Единственного из всех советских тренеров и спортсменов-олимпийцев, кто отказался публично поддержать принятое на самом верху, на Старой площади Москвы (там размещался Центральный комитет партии), решение о бойкоте Олимпийских игр 1984 года в Лос-Анджелесе…

Потом держащие нос по ветру борзописцы, меняющие убеждения и принципы с легкостью необыкновенной и писавшие о звездной болезни выдающегося тренера (мол, вся рота в ногу идет, один он не в ногу), стали его возвеличивать: «Волейбольный диссидент Платонов не испугал ся чиновников со Старой площади…» Слава брезгливо морщился, читая и слыша о себе подобное. Диссидентом он не был. Ленина чтил и уважал. Кроме всего прочего, он ведь родился 21 января, в день смерти вождя, что дало повод остроязыкому баскетбольному тренеру Владимиру Кондрашину называть его «Лени ным мирового волейбола».

В мире спорта Платонов был и остается самым близким мне человеком, которого я чув ствовал и понимал, как чувствуют и понимают только братьев по духу, людей одной страсти и веры. Мы дружили с ним тридцать лет, с того дня, когда он впервые пришел ко мне на Литейный, в редакцию журнала «Аврора», мы проговорили пять часов и условились, что через месяц я приеду в подмос ковный Новогорск, в учебно-тренировочный центр сборных команд СССР, собирать материал для документальной повести и фильма «Уравнение с шестью известными» – о мужской сборной Со ветского Союза,

которую доверили возглавить недавно вернувшемуся из Кувейта наставнику ленинградского «Автомобилиста» тридцативосьмилетнему Вячеславу Платонову.

Ленинград, лето 77‑го

Мне польстило, что Платонов помнит мои репортажи в «Советском спорте», хотя, по его словам, он пережил немало неприятных минут, когда я поставил его в пример всем остальным и тем самым противопоставил одного игрока – команде, что неверно в принципе. В той нашей лет ней, авроровской, беседе, записанной мной на магнитофон, содержалась, как я теперь пони маю, программа Платонова по возвращению Советскому Союзу командной высоты в мировом волейболе, выстраданные им, игроком и тренером (к тридцати восьми его тренерский стаж ис числялся двадцатью годами: он играл и параллельно тренировал) мысли об игре.

«В игре – волейболе, футболе, баскетболе, хоккее, гандболе – один игрок не в состоянии вытащить за волосы тонущую команду. Волей бол в этом плане наиболее показателен. Это игра не просто командная – артельная. Здесь, как нигде, непреложно правило: “Сам погибай, а товарища выручай”. “Я” в моих командах всегда была и будет последней буквой алфавита. Команда – это всегда “мы”. Мы – команда. Вот вы спрашиваете, с чего я начну, придя в сборную страны, где собраны лучшие, сильнейшие, на мой взгляд, в своих амплуа игроки мирового волейбола – Савин, Зайцев, Лоор, Селиванов, Чернышев, Дорохов… Все думают, я буду менять игроков. Как бы не так, я буду менять не игроков – игру. Если лучшая по подбору мастеров национальная команда проигрывает в фи нале Олимпийских игр в Монреале великолепной, но уступающей нам по подбору, классу, выучке игроков сборной Польши, значит, дело не в игроках, а в игре, в том, как она поставлена, в том, на что делает ставку тренер. Прежний старший тренер Юрий Чесноков во главу угла ставил силу, говоря: “Дайте мне двух сильнейших угловых нападающих, и я обыграю всех на свете!” И что? У него было два могучих “угла” (так на волейбольном жаргоне называют игрока, атакующего с высоких передач на краю сетки. – А. С.) – Ефим Чулак и Владимир Чернышев, но полякам, действующим на площадке более хитро, изобретательно, такти чески разнообразно, мы все же уступили. Хоть и говорят, что против лома нет приема, я всегда прошу эту мудрость договаривать до конца: “Против лома нет приема, окромя другого лома”… Нет, не силой-ломом надо переламывать и перемалывать вражью силу, а умом и ловко стью, тактической сметкой.

Мы, тренеры, постоянно решаем одно уравнение, уравнение с шестью известными. Его, кстати, решить гораздо труднее, чем с шестью не известными. Известные, талантливые игроки – люди с характером, норовом, со своим пониманием игры и жизни. Задача тренера – соединить в одно целое шесть воль, шесть характеров, шесть разумений. Мы должны быть сильнее всех своим единством, понимаете? Работать с талантливыми людьми, какие сейчас в моем распоряжении в сборной, по шаблону, трафарету было бы непростительной ошибкой, даже преступлением. Как тренер я обязан в осмыслении игры, путей ее развития быть впереди волейболистов хотя бы на полшага. Когда они поверят в меня, мои идеи, концепции, построения, когда прошедший проверку боем в ленинградском клубе острокомбинационный волейбол с его “крестами”, “возвратами”, “эше лонами”, с блоком уступом станет плотью и кровью игроков сборной, тогда нам сам черт будет не брат, тогда мы побьем и поляков, и фантастически одаренных кубинцев, и румын, и болгар, и итальянцев, принимающих очередной чемпионат мира, и снова, как шестнадцать лет назад в Москве, станем осенью 78‑го в Риме чемпионами мира».

Родственные души

Человек увлекающийся, я сразу почувствовал в Платонове родственную душу, хотя не мог не отметить: «Красиво излагает, слишком красиво, чтобы это стало правдой».

Поскольку разговор наш, начавшийся полуофициально, принял к исходу третьего часа доверительный характер, я признался Платонову, что почти двадцать лет назад в Москве, летом 1959 года, во время II летней Спартакиады народов СССР почти целый день выдавал себя за него, Вячеслава Платонова, игрока сбор ной Ленинграда, ставшей через несколько дней чемпионом Спартакиады. Мы с друзьями по филфаку ЛГУ, окончив университет и получив распределение на работу в газеты от Мурманска до Камчатки и Сахалина, прощались друг с другом в Москве, где у меня была квартира в Столешниковом (тетя Галя и сестра Наташа уехали в отпуск). Здесь же, в Москве, студент нашей второй группы журналистики, гроссмейстер Борис Спасский играл в шахматы за Ленинград на Всесоюзной спартакиаде. С его билетом участника я бесплатно ездил на всех видах транспорта и ходил на все спартакиадные соревнования в свободное от дружеских возлияний время. Однажды, очутившись на трибуне рядом с девушками из сборной Белоруссии (ее, замечу попутно, готовил к турниру в Москве мой университетский тренер Андрей Ивойлов), на вопрос, ка кой вид спорта и какую республику или город я представляю, сказал: «Волейбол, Ленинград», и зачем-то, хотя никто не спрашивал моего имени, представился: «Будем знакомы, Вячеслав Платонов…»