Признаю себя виновным... - Джалол Икрами
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И все-таки на Зайнаб Кабирову пала тень. Она не могла прямо смотреть в глаза своим подругам. Мухтар посоветовал:
— Перейди на заочное отделение.
Директор охотно удовлетворил ее просьбу.
Казалось бы всё: разрыв неминуем. Так оно и случилось — после Нового года, до самого окончания института, Мухтар почти не виделся с Зайнаб.
…Однажды секретарь комитета комсомола, милая и очень строгая девушка спросила его:
— Махсумов, почему так грустна Кабирова? Ты, кажется, дружил с ней? Может быть, у нее неприятности дома?
И Мухтар ответил с возмущением:
— Она была замешана в какую-то грязную историю с детскими шариками… С той поры я с ней не встречаюсь.
А через полгода он был уже в Лолазоре.
Глава 9.
В царство розы и вина — приди!
В эту рощу, в царство сна — приди!
Утиши ты песнь тоски моей:
Камням эта песнь слышна! — Приди!
Кротко слез моих уйми ручей:
Ими грудь моя полна! — Приди!
Дай испить мне здесь, во мгле ветвей,
Кубок счастия до дна! — Приди!
Чтоб любовь дотла моих костей
Не сожгла (она сильна!), — Приди!
Шамсиддин Мухаммад Хафиз.
«…Люблю, люблю, только для тебя живу, для тебя учусь», — писала Мухтару в каждом письме Зайнаб. Он злился на нее, не отвечал, думал, что постепенно она от него отвыкнет. Нет — она продолжала писать, а не реже чем два раза в месяц звонила по телефону.
В одном из писем, может быть желая вызвать его ревность, Зайнаб рассказала о знакомстве с новым заведующим областным отделом народного образования.
«Он еще не стар — высокий, здоровый мужчина. Да вы, наверное, знаете его. Это Гаюр-заде. Лет тридцать пять ему, не больше. Он был знаком с моим отцом. К нам он приходит запросто».
А немного погодя, Зайнаб написала, что Гаюр-заде разговаривал с ее матерью. Он, оказывается, вдовец; хочет жениться. В своем письме на этот раз Зайнаб высмеивала претендента на ее руку и снова клялась в любви к Мухтару.
Вскоре после этого Мухтар поехал по делам в город и, как ни хотел удержаться, всё-таки встретился с Зайнаб. И так всегда! Скольких только женщин ни встречал Мухтар за этот последний год, но ни одна из них не могла ему заменить эту шуструю, ясноглазую девчонку. Каждый раз он говорил себе: «Ладно, пусть! Последний вечер проведу с ней, и решительно покончу».
В этот приезд в город, расставаясь с Зайнаб, он спросил:
— Как, ты говоришь, зовут твоего поклонника?.. Гаюр-заде? О, я знаю его. Видел. Красивый и совсем не старый мужчина. Что ж — у него положение, хорошая квартира. Подумай, подумай, раньше чем отказывать. И во всяком случае — не порывай знакомства, оно может пригодиться… Уж не считаешь ли ты, что я шучу? Да, да, милая Зайнаб, такое знакомство, безусловно, может пригодиться не только тебе, а даже и мне… То есть нам, — с неясным намеком сказал Мухтар.
Зачем только он запутывал их отношения? Зачем даже в этом ясном по смыслу разговоре в полунамеках давал ей ощущение какого-то далекого и все-таки возможного счастья? Зачем создавал впечатление ревности? Мухтар и сам толком не знал, к чему эта игра. Иначе не мог. Так было и с товарищами, и с друзьями, и с сослуживцами. Любил интриги. Любил загадочность. Что же касается его отношений с Зайнаб — они всегда были запутаны, неприятны и радостны одновременно.
«Если бы я был богатым! Ах, если бы не нужно было думать о том, как сложится судьба, какое мне предстоит будущее!».. Всегда он в мечтах. Всегда считал, что жизнь начнется завтра, послезавтра. А сегодня — это всего лишь временное существование.
Ну, как считать жизнью то прозябание, которое ведет он здесь, в Лолазоре? Неужели он не понимает, что мелкие взятки, подкармливающие его, — да-да, мелкие! — спекуляция, связь с подозрительными элементами, всё это не украшает жизни. Рано или поздно с этим надо порвать. Он не получил наследства. Его капитал — ум и красота. Люди всегда напоминают об уме его отца. Но ведь то было другое время. Отец его имел частную практику и как юрист мог получать немалые куши, защищая в суде преступников. Он этого не делал: считал, что душа и совесть выше. А теперь сын должен страдать, получив в наследство жалкую хибарку и несколько ковров.
Может ли он, Мухтар, на такой базе начинать свою жизнь? Есть ли у него моральное право соединять свою судьбу с такой же бедной сиротой, как он сам, с Зайнаб? Но ведь вопрос уже решен. Зачем же он столько раз возвращается к одному и тому же? Его долг, его прямой долг — подавить в себе всякое чувство, подавить ревность. Надо разрубить этот узел! Он обязан подумать о судьбе слабенькой и неразумной девочки, по воле случая ставшей его любовницей. Люди не понимают — им не скажешь — как благородны его истинные побуждения. Пусть, пусть выходит замуж за этого Гаюр-заде. А он, Мухтар, вынужден будет подыскать себе хоть и не такую красивую, хоть и не любимую, но достаточно обеспеченную жену.
…Мухтар оказался прав: Гаюр-заде пригодился. Когда мать Зайнаб, старая Ойша стала совсем плоха и не смогла уже вышивать тюбетейки, девушке пришлось искать работу. Гаюр-заде взял ее в облоно. Как знать, может быть надеялся, что, встречаясь с ним чаще, Зайнаб привыкнет к нему, согласится на замужество.
И вот финал — Гаюр-заде не согласен больше терпеть. Он сделал всё, устроил ее на работу, все эти два года создавал ей благоприятные условия, прощал ошибки, задолго до окончания института выдвинул на должность инспектора. А какой она инспектор! Недавно, провожая ее домой, он высказался:
— Поймите, Зайнаб-хон, вы женщина и только женщина. Прелестный цветочек, место которому дома, с мужем, среди ковров и подушек. Я не хочу вас обидеть, но разве сами вы не видите — надо мной смеются, на меня показывают пальцем: держит в учреждении свою невесту. Как будто у меня мало средств, чтобы обеспечить вам безбедное существование… Я люблю вас. Вы это знаете. Ради этой любви я готов на какие угодно жертвы, — тут он тяжело вздохнул. — Надо решать, Зайнаб-хон. Ничего не поделаешь — надо решать…
В тот
