Падеспань - Ростислав Жуков

Когда меня в будущем из альберга выперли, я всё-таки продолжал туда наведываться почти ежедневно: посмотреть, нет ли писем на моё имя, заполучить на халяву бокадильо (мне по старой памяти его всегда выдавали) да попить какао.

Поскольку посещение альберга лицами, в нём не живущими, запрещено, Андре, обнаружив меня там, указывал мне на выход. Однажды, когда он в очередной раз ущучил меня в салоне и стал выпирать вон, альберговские негры вдруг дружно за меня заступились.

– Эй! – возмущённо сказали они Андре по-английски. – Ты зачем его отсюда выгоняешь?

– Потому что он не может здесь находиться, – невозмутимо отвечал им по-испански Андре, – он здесь не живёт.

– Почему он не может здесь жить?! Эй!! – завопили на Андре негры.

Стремясь не разжигать скандал, я ушёл, но из-за закрытой двери альберга всё ещё продолжали доноситься громкие вопли.

Не знаю, в связи с этим случаем или нет, но с тех пор Андре, когда встречал меня в салоне, на улицу уже не гнал, а только вполне дружелюбно спрашивал, как дела и, напомнив, что до 22 часов я должен альберг покинуть, удалялся.

Арабы. Если негров в Мадриде мало, а в испанской провинции их вообще не увидишь, то арабов в Испании полно. Мадрид, как и другие испанские города, изобилует марроканцами. Конечно, есть тут и алжирцы, и тунисцы, и ливийцы, и другие арабы, но больше всего в Мадриде уроженцев Марокко. Как помнит читатель, и первый не испанец, с которым я познакомился в Мадриде, был марроканцем.

В альберге одну треть его обитателей составляли негры, а вторую треть – арабы, почти сплошь выходцы из Марокко.

Хотя арабы, в отличие от негров, могли обычно разговаривать на разных языках, к не арабам они относились пренебрежительно-надменно. Да и вообще – покоя от них не было! Просить арабов не орать было абсолютно бесполезно. Скорее от негров добьёшься толку. Было известно, что и ножи у арабов тоже есть, причём время от времени они за них хватались. Уже после того, как я покинул альберг, там произошла резня – арабы дрались с неграми. Трупов не было; двоих слегка покромсали; было много полиции.

Попросить у араба закурить – бесполезно: он на твоих глазах достанет из полной пачки сигарету, закурит, пачку сунет в карман и, невинно глядя тебе в глаза, скажет, что сигарет у него нет. Сами же арабы были «стрелки» хоть куда.

О «любимом» арабе Шосса я уже писал. В дополнение к его горластости и прочим хамским прибамбасам он ещё, оказывается, любил выпить. В принципе, как известно, арабы как бы не пьют, так как это запрещено Кораном. «Любимый», наверно, пристрастился к алкоголю в Европе. Я сам наблюдал, как он распил на пару с кем-то прямо в салоне за столом, не таясь, бутылку сухого красного вина и так опьянел, что я думал, не умер бы, бедный!

Если негры занимались в городе в основном сигаретным «бизнесом», то арабы, жившие в альберге, зачастую промышляли воровством. Сигареты продавали единицы из них, а вот купить гашиш, причём в самом альберге, проблемы не представляло. Продавали они его чуть ли не в открытую. Наркотики, как и алкоголь, в альберге запрещены, но кому-кому, а арабам было на всё наплевать. Сами они курить гашиш тоже любили.

Араб и Майкл. Однажды в моей спальне один араб предложил другому арабу купить кропаль гашиша. Торг продолжался долго. Орать арабы умеют не хуже негров. Сделка не состоялась, и араб направился к выходу.

– Эй, – окликнул араба «мой» негр по-английски, – дай мне попробовать.

– Это стоит дорого, – надменно посмотрев на негра, сказал по-английски араб.

– Сколько? – спросил Майкл. Араб назвал цену.

Майкл продолжал настаивать, чтобы тот дал ему на пробу; араб ответил гордым отказом и ушёл. Кропаль он скурил сам со своими собратьями и скоро вернулся, шатаясь и хватаясь за что ни попадя. Арабы помогли ему взгромоздиться на верхнюю койку. По соседству с арабом, через проход, на койке лежал «мой» негр. Увидев негра, араб сказал заплетающимся языком:

– Я – марроканец, белый, а ты – негр, – после чего сразу уснул. Майкл только юмористически хмыкнул.

Что касается ислама. Ислам большинству альберговских арабов был, по-видимому, безразличен. Наверное, такая уж публика там подобралась.

Некоторые, впрочем, молились. (Были и мусульмане-негры). Разувшись и встав на коврик на колени, они утром и вечером шептали молитвы и отбивали поклоны Аллаху. У одного араба коврика не было, и он вместо него постилал газету. Увидев такой непорядок, Шосс подарил ему хороший коврик, который где-то нашёл. Араб был так ему признателен за этот дар, что, наверно, пятьдесят раз сказал Шоссу: «Спасибо», растерялся и стал предлагать ему за коврик печенье, консервы, шоколад – всё, что у него было; поскольку Шосс от всего отказывался – такие же консервы, шоколад и печенье он получил в той же самой столовой, – то араб аж огорчился.

Ну, конечно, были и среди альберговских арабов нормальные люди; верующие таковыми являлись прежде всего. От верующих никакой пакости ждать не приходилось. В этом я был уверен, так же как и сейчас глубоко уверен в том, что все конфликты между христианами и мусульманами к религии как таковой не имеют ни малейшего отношения – ни к мусульманской, ни к христианской.

Это, конечно, моё сугубо личное мнение.

Махмуд. Араб Махмуд, живший в спальне Шосса, относился к нам по-приятельски, хотя заповедей Корана явно не соблюдал, так как был пьяницей. Чем он занимался, неизвестно, вечером являлся пьяный, а утром лежал в койке часов до девяти, так как страдал бодуном, а похмелиться ему было не на что. Однажды мы с Шоссом предложили ему утром пойти с нами пить пиво, но Махмуд почему-то с испугом отказался. Здороваясь с нами за руку, он расплывался в улыбке, а Шосса (на свою голову) обучил арабскому ругательству «Зубби», что значит «Иди на…». Особым умом Махмуд не отличался.

– Махмуд! – кричал утром по пробуждении первым делом Шосс.

– Что? – спрашивал со своей койки Махмуд

– Зубби, – говорил Шосс по-арабски.

Махмуд на секунду гневался, но тут же вслед за Шоссом начинал смеяться.

Как-то раз Махмуд, страдая утром в своей койке, принялся очень громко по-испански поносить альберг, его администрацию, «Крус Роха», Мадрид, другие испанские города, Испанию, испанцев и испанское правительство. Дверь была открыта, и эти упражнения услышал работник альберга испанец Рафа.

– Эй, – сказал он, сунув голову в спальню, – ты чего это разошёлся с утра пораньше?

Махмуд сконфуженно умолк. Рафа, усмехнувшись, ушёл, а все, бывшие в спальне, громко расхохотались. (Ругать альберг, и Испанию вообще, считалось среди обитателей альберга признаком хорошего тона).

Махмуд был парень абсолютно безобидный. В целом же арабы своими постоянными хамскими выходками нас весьма раздражали. Когда в какой-то ясный и светлый день большинство их куда-то исчезло из альберга, в том числе и «любимый» араб Шосса («любимый» уехал в Голландию), дышать стало значительно легче.

Другие. В альберге было немного латиноамериканцев. К примеру, в спальне Шосса жил перуанец, с которым Шосс говорил по-английски, а в моей – панамец Антонио, который зачем-то изучал русский язык. Иногда я по его просьбе помогал ему правильно произнести или написать те или иные фразы. Высокий худой смешливый панамец был отличный парень, и я подарил ему испанско-русский разговорник.

Что касается азиатов из неарабских стран, то их было совсем мало. Помню только одного-единственного китайца (который торговал сигаретами), одного вьетнамца (который продавал газеты «Фарола») и одного индийца (который занимался неизвестно чем).

Европу в альберге представляли, разумеется, только граждане бывшего социалистического лагеря. То были румыны, поляки, болгары, чехи, словаки, венгры (почему-то почти не было беженцев из экс-Югославии), ну, и «наши» – граждане развалившегося Советского Союза. Больше всего было поляков и румын.

Поляки, о которых на протяжении нашего повествования будет говориться очень много, работали на стройках, а в свободное время в основном выпивали, что свойственно всем славянам. Представленный уже читателю Стив не работал нигде потому, что не хотел, а занимался сугубо тем, что выпивал и похмелялся за счёт своих соотечественников, а в будущем также и за наш счёт.

В отличие от поляков, отношения с которыми у нас сложились самым лучшим образом, с румынами у нас этого отнюдь не произошло. Негативное отношение румынской публики, подобравшейся в альберге, к русским было очевидно. Арабы к не арабам лучше относились. Было известно, что альберговские румыны занимались в основном воровством; некоторые также продавали газеты. В шоссовской спальне жил румын Ийон, с которым Шосс общался по-приятельски, но таких румын были единицы.