Избранное - Давид Самойлов

Купальщица

М. К.

Когда бежит через лиловый полденьКупальщица, ее волнистый бегНевольным обещанием исполненБеспечных радостей и сладких нег.

И вот она уже вступает в волныИ исчезает вдалеке. Она —Почти как речь поэзии условнаИ как язык печали солона.

Рассвет

Светало. Воздух был глубок.Вблизи долина, словно заводь.А там, где должен быть восток,Два облака учились плавать.

И постепенно, без болей,Ночь умирала за домами —Посередине тополей,Потом — вверху, потом — над нами.

«Там дуб в богатырские трубы…»

Там дуб в богатырские трубыИграет на сильном холме.Но светлые, тихие струныЗвучат на душе и в уме.

И слиться с землею и небомМечтает беспечный артист,С закатом, где тополь над брегомТак легок, летуч и ветвист.

Какое прекрасное свойство —Уметь отрешиться от зла,Бродить, постигая устройствоПространства, души, ремесла!

Слияния легкая тризна!Дубы замолкают тогда.И грозные трубы отчизнаСменяет на флейту дрозда.

«Не мысль, не слово,— а под снегом…»

Не мысль, не слово,— а под снегом,Подобный напряженным слегам,Отяжелевший вечный смыслПовелевает мне: — Проснись!

И странно: в ясности реченийКакая-то есть пустота.И может только свет вечернийЗаполнить общие места.

И трудно спать перед закатомИ просыпаться в странный час,Когда над снегом розоватымБерезы высятся, светясь.

«Когда с досадой и печалью…»

Когда с досадой и печальюЯ слух нарочно отвращаюОт тех, кто жалуется мне,—Простор и снег в моем окне.

И преданности безотчетнойЯ полон сумрачной зиме,Где притулилсяНеотлетныйСнегирь на голой бузине.

«Что-то вылепится…»

Что-то вылепитсяИз глины.Что-то вытешетсяИз камня.Что-то выпишетсяИз сердца.Будь как будет!Не торопись!..

Зимние птицы

Задувает снегодуй,Завевает вьюговей,Запевает свистопляс —Ледовитый соловей.

Воет, воет — вью да вью! —Вьюга, как пустой горшок.Подпевает соловьюСнеговитый петушок.

Режет так, что прячь лицо,Но такая благодать!..Вьюга катит колесо,А куда — не угадать.

«Полночь под Иван-Купала…»

Л. Ч.

Полночь под Иван-Купала.Фронта дальние костры.Очень рано рассветало.В хате жили две сестры.

Младшая была красотка,С ней бы было веселей,Старшая глядела кротко,Оттого была милей.

Диким клевером и мятойПахнул сонный сеновал.На траве, еще не мятой,Я ее поцеловал.

И потом глядел счастливый,Как светлели небеса,Рядом с этой, некрасивой,—Только губы и глаза…

Только слово: «До свиданья!» —С легкой грустью произнес.И короткое рыданьеС легкой грустью перенес.

И пошел, куда не зная,С автоматом у плеча,«Белоруссия родная!..» —Громким голосом крича.

«Я ехал по холмам Богемии…»

Я ехал по холмам Богемии,Где хмель зеленел вдоль шоссе,И слушал, что хмеля цветениеМоей говорило душе.

Та почва тяжелая, краснаяИ хмеля зеленый дымокТогда говорили про разное,Про то, что понять я не мог.

Я ехал по холмам Богемии,Вкушая движенье и цвет,И был я намного блаженнееВ неведенье будущих бед.

«Березы, осины да елки…»

Березы, осины да елки —Простой подмосковный пейзаж.Художник в татарской мурмолкеВесенний открыл вернисаж.

Художник, немного раскосый,С татарской раскладкою скул,Дымит и дымит папиросойИ слушает внутренний гул.

Из гула рождаются краски,Из звука является цвет.Природа плетет без развязкиОдин бесконечный сюжет.

Но надо включить его в раму,И это искусства залог,Когда бесконечную драмуВрубают в один эпилог.

Березняк

Так березняк беспечен, словно онК российским бедам не причастен,Воронами от зла заговоренИ над своей судьбой свободно властен.

Роскошный иней украшает лес.Еще светлей березовая роща.Как будто псковичи с резных крылецСошли на вечевую площадь.

Ах, это вече! Русская мечта,Похищенная из ганзейских вотчин!Перед бесчинством царского мечаКак колокол березовый непрочен.

И наша деревенская судьба,Еще не став судьбою городскою,Одним нас наградила навсегда —Серебряной березовой мечтою!..

О жаркая, о снежная березка!Мое поленце, веничек и розга!..

Стихи и проза

Мужицкий бунт — начало русской прозы.Не Свифтов смех, не Вертеровы слезы,А заячий тулупчик Пугача,Насильно снятый с барского плеча.

Мужик бунтует против всех основ,Опровергая кесаря и бога.Немая Русь, обильна и убога,Упрямо ищет сокровенных слов.

И в русской прозе отреченный графС огромной силой понял суть боренья:Что вера без любви — одно смиренье,А при любви — отстаиванье прав…

Российский стих — гражданственность сама.Восторг ума, сознанье пользы высшей!И ямбов ломоносовских громаЗакованы в броню четверостиший.

Гражданский стих!.. Года бегут, бегут…И время нас стихам и прозе учит.И сочинителей российских мучитСознанье пользы и мужицкий бунт.

Легкая сатира

Торопимся, борясь за справедливость,Позабывая про стыдливостьИсконных в нас, немых основ,Которые причина снов.Порой душой командуя, как телом,Считаем покаянье главным деломИ, может, даже посрамленьем зла.И тут закусываем удила.Хоть собственной души несовершенствоВкушаем, как особое блаженство.Тогда природа помогает намИ особливо чижики и дятлыИли сосны растрепанные патлы.И мы приходим к ним, как в божий храм.Нас восхваляет критик наш румяный,Метафоры любитель и ловец.И наконец покровы истины туманнойСлетают с ясной стройности словес.

«Тоски ледяной гребешок…»

Тоски ледяной гребешокШтакетником частым отстукан.Как черт я упрятан в мешок,Назло современным наукам.

Ведь все из проклятых наук,Известных с времен Гостомысла,Гласили, что слово есть звук,Исполненный здравого смысла.

Но вся сумасшедшая сутьНазваний березы и дуба,Рогами уставившись в грудь,Бодает тоску словолюба.

Старый сад

Забор крапивою зарос,Но, несмотря на весь разор,Необычайно свеж рассолНастоянных на росах зорь.

Здесь был когда-то барский сад,Где молодой славянофилСледил, как закипает тазВаренья из лиловых слив.

Он рассуждал: «Недаром нитьВремен у нас еще крепка».И отпирал старинный шкап,Где красовался Ламартин.

Читал. Под деревенский гулВдруг засыпал. Чадил ночник.И долго слышен был чеканКузнечика в ночном лугу.

«Кончался август…»