Полежаевские мужички - Леонид Фролов

— Разбой среди бела дня, — только и сказал Гомзиков.

Алик Макаров даже не стал в сушилку и заходить:

— Я могу консультацию и отсюда дать.

— Едрена-матрена, да ты хоть посмотри, какие они дырищи выгрызли, — уговаривал его Славик. — Ты посмотри, какие потери от них колхоз несет…

— Я могу представить и без осмотра. — Алик достал из кармана расческу, взволнил ею «коровий» зализ, набриолиненный дома. Зубья у расчески подернулись жирным блеском.

На голоса вышел из сушилки Гомзиков.

— Что за шум, а драки нет? — спросил он, подозрительно оглядывая ребят. Они были как нахохленные воробьи: Славка рвался в помещение сушилки, чтобы в натуре продемонстрировать зазванному сюда башковитому гостю все, что высмотрел вчера сам, Алик же — в отутюженных брючках, в сверкающих глянцем ботиночках — высокомерничал, упирался и, как казалось Тишке, набивал себе цену.

Тишка обрадовался тому, что Гомзиков вышел к ним на крыльцо.

— Вот Алик Макаров, — сказал он. — Он придумал уже… Он…

Алик и в присутствии Гомзикова продолжал важничать.

— Да вот, позвали, — кивнул он на Тишку и Славика. — Говорят, крыс вы тут расплодили.

— Точно, — подхватил Гомзиков. — Усиленно занимались селекцией… Не изволите ли взглянуть?

— Да нет, зачем смотреть, — то ли не поняв издевки, то ли сделав вид, что не понял, сказал Алик. — Мне и так все ясно.

— А то взглянули бы, — настаивал Гомзиков. — Особо породистых я отлавливаю и, как свиньям, подвязываю на шею деревяшку, чтобы ее грызли, а не пол. Это благотворно воздействует на нервную систему, сказывается на привесах.

Славка откровенно захохотал.

Тишка ткнул брата и покосился на Алика: а вдруг тот обидится?

Алик стоял насупленным, играл желваками.

— Мне что? Я могу и уйти. — Он знал себе цену.

Тишка дернул его за рукав:

— Алик, Али-и-ик… Ты же про пластинки хотел рассказать…

— Ну, если они не хотят, — пожал Алик плечами и покосился на Гомзикова.

Гомзиков стоял чуть в сторонке, и Тишка, наблюдавший за ним, видел, что бригадир то и дело смеживал веки, пряча в глазах насмешливость.

«Не верит, — догадался Тишка. — А зря! Кроме Алика никому не сообразить».

Славка все же вовремя одернул себя, насторожился.

— Да ты, Алик, чего? — пошел он на примирительные уговоры. — Ну, бывает же… Смешинка попала в рот. Не обращай внимания. Скажи все Ивану Сергеевичу, чего нам говорил.

Алику этого было достаточно. Он повернулся к Гомзикову:

— Иван Сергеевич, я думаю, на крыс можно подействовать музыкой.

— Это что, как в той сказке про скрипача, который всех крыс за собой в море увел?

Гомзиков по-прежнему не скрывал насмешки. Но Алик-то — Тишка знал это! — тоже не лыком шит.

— Да нет, — сказал он спокойно. — Та сказка не опирается на научные сведения… Крысы, наоборот, не любят музыки и за скрипачом никуда не пойдут…

— Ну, так зачем же и огород городить? — опять не сдержал ухмылки Гомзиков.

Алик прочертил носком ботинка черту — излюбленный его жест.

— Знаете, Иван Сергеевич, — сказал он, — дело в том, что крысы очень болезненно реагируют на музыку. У них даже случаются от нее эпилепсические припадки.

— Чего, чего? — не поверил Гомзиков.

— Иван Сергеевич, я ничего не придумал, — сохраняя достоинство, сказал Алик и опять провел ботинком полукруглую линию по земле, — я читал научную работу английского психолога Мойры Вильямс…

— Какого, какого психолога? — переспросил растерянно Гомзиков.

— Английского.

Гомзиков недоверчиво покрутил головой: ох и заливаешь же, мол, ты парень.

— А на каком языке написано? — все же уточнил он.

— На английском. Но я читал в переводе на русский.

— Ага, значит, пишет он все-таки на своем, не на нашем?

Тут уж и Славик не утерпел:

— Иван Сергеевич, а чего? Рус не верит — дай проверить…

Гомзиков захохотал:

— Ну, ученые головы, заморочили вы меня английским психологом: тащите вашу амбарную музыку… Какая она: буги-вуги или трали-вали?

— Да нет, — возразил Алик. — Самая мелодичная… И кстати, английский психолог — женщина, не мужчина.

Гомзиков, конечно же, после этого еще больше засомневался в успехе «амбарной музыки»:

— A-а, валяйте… Толку не будет.

Он знал, что вот если бы сушилку приподнять, как на курьих ножках, на каменных круглых сваях или окопать ее глубокой траншеей, крысам было бы не пройти. Он знал, что грызунов можно травить крысидом, углекислым барием, фтористым натром. Он знал, что на них можно ставить капканы, что их можно заманивать в хитроумные ловушки. Но чтобы их можно было выживать из амбара музыкой…

— Бред собачий!

* * *

Алик заставил нести проигрыватель Тишку, а сам важно вышагивал впереди, как журавль. Проигрыватель был нелегок, Тишка то и дело переменял руки, но не пищал: главное, Алик согласился помочь Гомзикову. Теперь бригадир прекратит издевочки над ребятами: он, лобастый, ничего не сумел придумать, а они, школьники, избавят колхозную зерносушилку от всякой твари.

Славик уже орудовал на сушилке — под присмотром Гомзикова тянул электрошнур с розеткой к дощатому столу, на котором намеревались установить проигрыватель, Гомзиков скептически похмыкивал:

— Валяйте, валяйте… Чего вот из вашей затеи выйдет… Опозорите вы своего англичанина… или… как ее… англичанку…

— Мойру Вильямс, — подсказал Алик.

Гомзиков повторять ее имя не стал: затея зряшная, и имя запоминать ни к чему.

Пластинки Алик подобрал действительно мелодичные. Под такую музыку «буги-вуги» не спляшешь и никакую горластую дребедень не споешь. Хорошие пластинки.

Они вышли на улицу, оставив проигрыватель развлекать крыс. Вот жалко только, что пластинка, хоть и долгоиграющая, имеет конец, и надо будет переставлять иглу.

От реки тянуло сырой горечью черемушника, прелью крапивы. Над водой, слышно было, щебетали стрижи, готовившиеся к отлету на юг.

Музыка проникала сквозь толстые стены зерносушилки глухо. И Гомзиков снисходительно поглядывал на ребят:

— Нет, парни! Пустое дело… Вот если бы к каждой норе поставить по громкоговорителю да «буги-вуги» включить, может, чего и вышло бы. От «буг-вуг» меня и то оторопь берет, и их, наверно, хоть они и нахалы, проняло бы…

Гомзикову — Тишка догадывался — хотелось заглянуть в помещение сушилки.

— Там они, поди уж, на пластинку взгромоздились, — предположил он, — и спят под музыку… А может, в проигрывателе дыру грызут, охота ведь и пластмассу испробовать…

Он явно провоцировал ребят заглянуть в помещение.

— А вдруг они танцы сейчас устроили?..

Алик невозмутимо сидел на ступеньке.

— Надо подождать, чтобы до них до всех дошла информация о том, что в сушилке установлена музыка.

Гомзиков прикрыл ладошкой смешок, но согласился ждать. Тишка видел, что бригадира неодолимо тянет в сушилку предчувствие забавы: дверь открывается, а крысы, снова ощерившиеся, готовые и на человека броситься, нехотя трусят к дырам…

Гомзиков выкурил папиросу, хлопнул себя по коленям:

— Ну, пошли!

Тишка затаил дыхание. Гомзиков рванул дверь, нашарил на стене выключатель и, когда свет неровно замерцал под потолком, удивленно присвистнул:

— Ну и ну…

Крыс в помещении не было. Нет, они не валялись на полу в эпилепсии, они просто-напросто не вылезли из своих нор.

— Я же говорил, — важно заключил Алик. — Вы замечали? Собаки иногда тоскливо воют, если слышат неприятную для них музыку? А крысы, эти вообще…

— Я тоже вою, если неприятную, — сказал Гомзиков и перевернул пластинку другой стороной. — Да не может быть, это мы их испугали…

Он снова выключил свет, вывел ребят на улицу.

— Давайте подальше отойдем, вон к реке спустимся… Они, наверно, нас чуют…

Гомзиков был шокирован. Да не может же такого быть, чтобы крысы от музыки разбегались. Просто какое-то необъяснимое стечение обстоятельств… Может, в эти часы они не промышляют… Может, сон у них в это время… Вон, уж если на ученых ссылаться, и по радио много говорят о всяких биологических ритмах — может, ритм отдыха как раз наступил.

Вода в реке за последние дни заметно убыла, обнажив песчаные отмели. Похоже, что осень не за горами. Отсверкает паутиной бабье лето, а там уж и белыми мухами запахнет. Бывало, что снег ложился и в последних числах октября… Не сулят ли крысы такую раннюю зиму…

Нет, Гомзикову не сиделось и у реки. Не успел выкурить сигарету, как повел ребят обратно к сушилке.

Опять резко рванул на себя дверь, опять торопливо включил свет…

Ну что ты будешь делать, крыс не было…

Гомзиков обескураженно почесал затылок. Тишка победителем смотрел на него: ну что, мол, чья, Иван Сергеевич, взяла? Так Иван Сергеевич против Тишки и обернул Тишкино торжество.