Суфлер - Анна Малышева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Александра невольно прижала руку к сердцу:
– Кому?!
– Родителям Лукаса! – Маргарита быстро вытерла выступившие слезы, в ее взгляде сверкала злоба. – Неизвестно, в какие руки она попала, я же с ними даже не познакомилась, они не желали меня знать. Лукас только все обещал меня представить, обещал… Его мать не хотела слышать о моей беременности! А когда на похоронах я попыталась с ней заговорить, она отвернулась и ушла! Отнеслись ко мне и к будущей внучке, как к прокаженным, а теперь спохватились, что остались одни на старости лет, и не пожалели ни сил, ни денег, чтобы найти и забрать Иоасю!
– Да как это возможно?! – Теперь Александру и саму затрясло, ей передалось нервное возбуждение подруги. – Они завладели ребенком без твоего согласия?!
– Ах, согласие… Мое согласие…
Разом сникнув, Маргарита виновато взглянула на нее:
– Его не требовалось, когда они все это проворачивали. Когда я уезжала в Питер, мама уговорила меня отказаться от дочки. Она тут же оформила опекунство на себя и отца, это было куда выгоднее, они начали получать пособие на Иоасю… Они получили полную свободу… А мне это связало руки, когда я начала искать дочку и бороться за нее!
Что-то в выражении лица подруги не внушило Александре доверия к этому признанию. Но в любом случае, она понимала, что Маргарита излагает голые факты. «Уговорили ли ее отказаться от ребенка, сама ли она психанула, может, еще в роддоме… Теперь расспрашивать не стоит, ни к чему. Но отчего или от кого она теперь прячется?»
Задать этот вопрос художница не решалась. Она предчувствовала, что ответа не будет. Маргарита вдруг осеклась, словно испугавшись, что сказала слишком много. Ее лицо хранило непроницаемое выражение, когда она с деланым спокойствием спросила:
– Что ж, ты по-прежнему соглашаешься меня приютить?
– Не сомневайся. – Александра перегнулась через стол, взяла подругу за руку и крепко пожала ее ледяные пальцы. – Почему ты все спрашиваешь?
– Я вынуждена спрашивать. – Маргарита затравленно отвела взгляд. – И сомневаться тоже должна. Мне за эти три года, что я бьюсь за Иоасю, пришлось пережить столько, что я не верю уже своей тени. Ведь меня собственные родители предали! Я тогда, вернувшись в Киев, даже не переночевала у них. Они заклевали меня, набросились с обвинениями, попреками, а потом и с угрозами! Мол, не смей приставать к датским благодетелям, там богатая, влиятельная семья, худо будет! Я за язык их не тянула, сами сказали, что им заплатили за внучку, и отец наконец купил себе дачку в Сквире, как всю жизнь мечтал. Теперь у них там вишни, воздух, прекрасная жизнь! Да и на счету, кажется, кое-что осталось… Мне что же, в самом деле, надо было поблагодарить этих замечательных датских бабушку и дедушку за то, что они все так хорошо устроили?!
– Ты хоть раз видела девочку с тех пор, как… – Александра хотела договорить «ее увезли», но осеклась, сообразив, что подруга по собственной инициативе не виделась с дочерью значительно дольше. Однако Маргарита не смутилась, а может, и не поняла двойственности вопроса.
– Мне удалось с ней один раз поговорить, – сообщила она. – Для этого пришлось следить за домом несколько дней. Иоася сперва испугалась, потом обрадовалась.
Она призналась, что хочет уехать обратно в Киев. У меня есть ее номер мобильного телефона, скайп, я знаю ее ники в социальных сетях. Если ее отрежут и от телефона, и от интернета, я выйду на нее через ее друзей. У нас все уговорено…
– Это прекрасно, – не выдержала Александра, – но, если ты борешься за дочь, почему в Москве, а не в Дании? И почему ты так боишься попадаться кому-то на глаза?
Маргарита судорожно выдохнула:
– Ах, господи, я думала, ты догадливее! Да я же в международном розыске!
Она схватила со стола пустую сигаретную пачку, заглянула в нее и в сердцах смяла.
– А ты на моем месте не попыталась бы увезти дочь?!
– Ты ее похищала! – ахнула Александра.
– Наконец, дошло!
Маргарита вскочила и нервно зашагала по комнате. Внезапно она остановилась и с крайним изумлением обвела взглядом стены, оклеенные дешевыми обоями, сборную убогую мебель, пыльные стекла не зашторенного окна. Женщина как будто впервые обнаружила себя в этом помещении. Поморщившись, она провела по лбу ладонью:
– Я наделала глупостей, совершила ошибку. Помчалась с Иоасей в аэропорт. Мне хотелось скорее исчезнуть… Я думала, ее хотя бы пару часов не хватятся… Но нас уже ждали! Я бросила девочку в аэропорту и сбежала! Я знаю, кто меня предал! Он один знал, что я делаю, один мог позвонить в полицию. Этот человек здесь, в Москве. Только он и мог это сделать. А самое ужасное, Сашка, что только он и может мне помочь вернуть Иоасю. И я не знаю, как быть!
– Кто он?
– Не спрашивай, – зло бросила в ответ подруга. – Адвокат, мой любовник, свинья – на выбор, это все о нем. Я сошлась с ним ради Иоаськи, думала, поможет мне ее отсудить. Опять же, надавал мне обещаний, и опять я, дура, поверила! Ничему меня жизнь, как видишь, не учит! А он меня продал ее бабуле! Дедушка уже помер, и теперь бабка вцепилась во внучку так, что когти не разжать! Старой грымзе одиноко в своем трехэтажном доме, барыне скучно с павлинами в саду!
– А может, стоит немного, совсем немного подождать, пока дело решится естественным путем? – робко предложила Александра. – Девочка в безопасности, в хороших условиях… Ничья жизнь не вечна… Скоро твоя дочь будет свободна, и тогда…
– Тогда?! – воскликнула Маргарита. – Что ты болтаешь?! Никакого «тогда» не существует! Иоасе назначат опекуна среди прочих родственников, ее отправят из окрестностей Копенгагена, где я хотя бы могу ее отыскать, туда, куда датский Макар телят не гонял! И все, все, понимаешь! До ее совершеннолетия еще очень далеко! Один раз мне удалось выпросить у нее прощение, но это не повторится! Когда я снова появлюсь, она может меня послать к черту! – Запнувшись и переведя дух, Маргарита выпалила: – Ты мне предлагаешь ждать, потому что сама никогда не была матерью!
– А ты… видимо… была… – От негодования, сдавившего горло, Александра еле выговаривала слова. – Ну да… Как же… Целый год… А потом…
– Прости! – Вспыхнув, Маргарита бросилась к ней, но Александра уже вскочила и отступила на шаг:
– Я вижу, ты сейчас не в себе, – проговорила она все еще срывающимся голосом. – Вот ключ. Устраивайся. Кажется, все есть, чтобы прожить… сколько потребуется.
– Сашка!
В голосе гостьи звенели близкие слезы, но художница, положив на стол, рядом со своей тарелкой, ключ, продолжила:
– Помочь я больше ничем не могу, уже и то чудо, что квартира освободилась накануне твоего приезда. Ну, живи. Я пошла к себе, наверх.
– Ради бога, прости! – Теперь Маргарита плакала. Однако она не посмела двинуться за подругой, которая отошла уже к двери. – Я действительно, не понимаю, что говорю, с ума схожу, нападаю на тебя на единственного человека, который мне помог!
Она бормотала еще что-то, но Александра не слушала.
Выйдя из квартиры, она плотно прикрыла за собой дверь и убедилась, что щелкнул язычок замка. Поднимаясь по лестнице, женщина чувствовала себя не столько оскорбленной, сколько опустошенной. «Получить два удара подряд по одному и тому же больному месту… Но самое ужасное – убедиться, что рана не зажила, что это никакой не шрам и ничего не затянулось. Но если мне еще больно, значит, чего-то я еще жду? Боль без надежды не живет. А надежды у меня никакой на этот счет не может быть…»
Поднявшись на третий этаж, она встретила Марью Семеновну. Сверкнув железными зубами, старуха осведомилась:
– Каково на новом месте? Новоселье справляла?
– Нет, почему вы решили? – остановилась Александра.
– А пахло-то из-под двери луком, жарким! – Марья Семеновна поправила плешивое боа, обвивавшее ее широкие мужские плечи поверх мужского же пальто, которое она донашивала за своим подопечным, скульптором. – Раньше ты вроде не готовила? Или важный гость?
– Вас не проведешь. – Художница невольно улыбнулась. Еще минуту назад она бы не поверила, что сможет улыбаться сегодня. – Гостья, это она и готовила обед. Из меня – какой повар! Она там поживет какое-то время, вы, если встретите ее, не гоните.
– Поживет?! Ты сдала квартиру! – пригвоздила ее проницательным взглядом старуха. – А вот об этом речи не было! Я бы и сама сдала, но пожалела тебя на твоем чердаке! Вот как ловко обернулась… Нам, старикам, за вами, прыткими, не угнаться… Почем взяла за нашу дыру?
– Клянусь, я ни копейки за это не имею, – Александра прижала руку к груди. – Это моя подруга, художница из Киева, вместе учились в Питере…
Она сознавала, что говорит неубедительно, взгляд собеседницы мягче не становился. Хотя, надо было признать, Марья Семеновна вообще не отличалась мягкостью и женственностью, и как частенько говаривала сама, ей лучше было бы родиться мужчиной, что всем пошло бы лишь на пользу.
