Облюбование Москвы. Топография, социология и метафизика любовного мифа - Рустам Эврикович Рахматуллин

к женскому, к полноте царской семьи. Где царица не больше чем супруга царя. Но и не меньше.

Шереметев своим венчанием с Парашей тоже бросил вызов земле. Земле, понятой вполне по-грозненски: как собрание аристократии, перед которым нужно держать себя удельным князем. Личное дело Шереметева простерто до границ его удела.

Двери века

Брак Шереметева был приурочен к венчанию на царство Александра I. Граф Николай Петрович сопровождал царя в Москву и вслед за ним же возвратился в Петербург, уже с супругой. По-видимому, Александр и дал в Москве согласие на этот брак. Синхронность царской коронации со свадьбой царственного графа передает фольклор:

У Успенского собора В большой колокол звонят, Нашу милую Парашу Венчать с барином хотят.

Знаменитейший из неравных, брак Шереметева с Парашей открывает XIX век. Отворяет двери века, как гибель Павла, как воцарение Александра. За этими дверями видны бессчетные любовные огни, разложенные в городе. А те огни, которые остались позади, видятся вехами осмысленного чертежа.

Книга вторая

Часть XII. Пушкин в Арбате

Пушкин. Автопортрет в лавровом венке

Шереметев и Пушкин

Опричный двор стоял в начале злоключений Грозного; наугольный дом стоит в исходе 13-летнего счастья Шереметева. Свадебный дом стал для него частью завещательного оформления дел. И мог стать местом смерти, если бы чета не возвратилась в Петербург.

Свадебный дом Пушкина ничего не знал о прежнем донжуанстве квартиранта, но был ледяной формой семейного долженствования и заповедной верности.

Как свадьбы Грозного пролог, а свадьба Шереметева начало, так свадьба Пушкина есть центр арбатского любовного мифа.

Если бы не свадебный путь Пушкина, шереметевская Воздвиженка осталась бы стержнем, а шереметевский дом и Симеоновская церковь – центрами любовного мира и мифа Арбата.

Пушкин, провезя молодую жену из церкви у Никитских в свадебный дом у Смоленских ворот, сделал стержнем арбатского мира современную улицу Арбат. И словно развернул этот мир навстречу Западу, закату.

Действительно, для подступающего Запада Арбат и Кремль сливаются в одно – в Москву. Так видел Бонапарт: Арбат, Воздвиженка и забаррикадированная Кутафья в перспективе этих улиц были одинаково враждебны пришлецу.

Способность постоять за Кремль, а не только против Кремля, есть древняя военная привычка и, более того, обязанность Арбата как предместного холма. Это отлично знал Пожарский, когда стоял в Арбате и против тех поляков, кто подступали с запада и обходили с юга, и против тех, кто запирались в Кремле.

Шереметев и Пушкин – два лица предместного холма, смотрящие в разные стороны.

Никитские ворота

Арбатский дом Пушкина, ныне музей (Арбат, 53), стал звеном московского свадебного ритуала: новобрачные после венчаний часто едут к нему. Особенно если венчались у Большого Вознесения.

Что Пушкины венчались в этой церкви (Большая Никитская, 36), город помнил всегда. Возобновленная, она немедля стала частью современного любовного мифа: молодые часто хотят венчаться здесь. Венчание Пушкиных сопровождалось дурными предзнаменованиями; говорят, сегодняшние молодые специально усиливаются не уронить кольца или свечи.

Муниципальная власть, с равно свойственными ей безвкусием и чуткостью к запросу публики, отметила Никитские ворота и конец Арбата изваяниями «Пушкин / Натали».

Для свадебной Москвы Никитские ворота важны так, как были для Пушкина. Гончаровы были прихожанами Большого Вознесения и жили на Большой Никитской (место дома № 50). Кроме того, еще в 1826 году Александр Сергеевич безуспешно сватался к своей дальней родственнице, Софье Федоровне Пушкиной, проживавшей на Малой Никитской, в сохранившемся доме № 12.

Свадебный дом Пушкина до реставрации. Фото 1930-х

Дом Гончаровых на Большой Никитской улице. Гравюра 1880 года по рисунку Аполлинария Васнецова

Арбат, как холм второй Москвы, холм кроме или против, опричь Кремля, всегда искал свой главный храм. Арбат военный, например, нашел церковь Бориса и Глеба, стоявшую посередине ареала, на Арбатской площади. Арбат любовный предпочел Большое Вознесение. Общим итогом поиска стал храм Христа Спасителя. Итогом неожиданным: Арбат не слишком признает его за свой.

До возведения храма Спасителя церковь Большого Вознесения была, наверное, самой большой в Арбате. (За исключением собора Зачатьевского монастыря, в котором, как в монастырском, невозможны были бракосочетания.)

Короны и венцы

В любовном мифе с пушкинским венчанием соперничают только шереметевское и елизаветинское. С поэтическим – только неравный брак и тайный. В воспоминании о тайном браке Елизаветы Москва особо дорожит царственностью невесты. Пожалуй, статус главной венчальной церкви перешел к Большому Вознесению из Барашей, от церкви под короной. Из Покровки в Арбат. Переход облегчился тем, что церковь у Покровских ворот в советские годы была буквально развенчана: лишена короны.

Церковь Большого Вознесения. Фото из Альбомов Найденова. 1881

В перекличке двух церквей есть и другой, тоже подспудный смысл. Церковь Большого Вознесения возведена по замыслу Потемкина. Больше того, Потемкин завещал для этой стройки свой фамильный двор. В приходе говорят, что в ризнице Большого Вознесения хранились обе пары брачных венцов: Пушкина и Натали, Екатерины и Потемкина.

Конечно, последние двое венчались не здесь. Первопрестольной вообще недостало екатерининской любви. Или екатерининских любовей. Но Москва все время ищет эти вырванные из своей истории страницы. Ищет больше всего вокруг Никитских ворот, очень екатерининского места.

Легенда называла последнего екатерининского фаворита Платона Зубова владельцем дома № 4 в Гранатном переулке. В действительности домом владел его племянник, тоже Платон.

Дальше по переулку, между ним и Малой