Над пропастью юности (СИ) - "Paper Doll"

— Как давно ведете половую жизнь?

— Не так уж долго, — рука невольно потянулась к волосам. Ей было неловко признаваться в подобном, будто доктор должен был её осудить, вынести своего рода приговор, что поставил бы на её жизни крест. — Два месяца, — произнесла, когда в воздухе повисла звонкая пауза, тишину которой нарушало лишь тихое шуршание бумаги и ручки.

— Так, на что вы жалуетесь? — рассеяно спросил, потерев переносицу. Фрея тем временем поднялась с места, оправила платье и стала позади мужчины, пытаясь рассмотреть, что он написал о ней. — На самом деле, я не обнаружил никакого венерического заболевания, с чем могу вас поздравить.

— Я хотела узнать, не беремена ли я, — нерешительно произнесла, заломив руки.

— Так вот, в чем дело, — доктор перестал писать. Отложил ручку и обернулся к ней. Улыбка на его лице выдавалась насмешливой, отчасти высокомерной. Её застенчивая неопытность выдавалась мужчине забавной. — Конечно, дело всегда в этом, — он покачал головой, усмехаясь. — Какие же признаки заставили Вас усомниться в своем положении?

- У меня больше месяца не было менструации, — запретное слово прозвучало слишком тихо, будто Фрея боялась, что он на самом деле его услышит.

— А когда у вас в последний раз был половой акт?

— Может быть, неделю или две назад, — ответила раздраженно.

Ей не нравилось, как легко мужчина мог произносить слова, что вгоняли её в краску — «половой акт», «венерические заболевания». Его это вовсе не напрягало и не смущало, потому что он имел дело с этим каждый день. Весь её опыт принадлежал всего одному человеку, которому она слепо однажды доверилась. И теперь была на распутье сомнения, не было ли это зря.

— Как хорошо Вы спите в последнее время? — вид мужчины стал вдруг задумчивым. Он смотрел Фрее в глаза, когда она откровенно не понимала сути задаваемого вопроса.

— Плохо. Особенно по ночам.

— Как на счет аппетита?

— Я мало ем, потому что…

— Всё ясно, — хмыкнул, вновь развернувшись к столу.

— Простите, но мне ничего не ясно, — Фрея позволила себе повысить тон, испытывая нетерпение.

— Вы не беременны, — она не заметила, как выдохнула с облегчением. — У вас истощение на нервной почве. Именно поэтому у вас и прерван цикл менструации. Я бы рекомендовал, обратиться к психотерапевту. Он в большей мере сможет помочь Вам, — он дал ей карточку с записью, где было подробно написано высказанное вслух умозаключение. — Пускай заходит следующая.

Выйдя из кабинета, ей не терпелось покинуть больницу. Оказавшись на улице, она даже не сумела сдержаться, чтобы не расплакаться. Горячие слёзы жгли глаза, но в то же время согревали душу. Эта радость казалась ей чем-то неправильным, но в то же время отделаться от неё Фрея не могла. Внутри неё не было другого человека, и это выдавалось чудом. И ей должно было стать стыдно за собственную несдержаность и некую жестокость, но эти чувства утопали в свободе, что девушка внезапно сумела ощутить.

С ней было всего лишь безумие, заключенное в клетку головного мозга, но разве ей не под силу было с ним справиться? То, что внутри головы, было не настоящим, даже если таким не ощущалось, но то, что могло оказаться в животе, было живым, дышущим и двигающимся. Существо, похожее отчасти на неё, отчасти на Джеймса, но в то же время исключительно уникальное, как и каждый из них. Фрея ещё решительно не была готова с ним встретиться, привести в мир и отдать ему свою жизнь.

Ей хотелось поделиться новостью с Джеймсом, но ему не стоило знать, что у неё вовсе были сомнения, невзирая на то, что именно он к ним и подтолкнул. Наверное, было к лучшему, что парень к тому времени уехал из города, потому что внезапная перемена в ней должна была показаться странной, да и к тому же едва была уместной.

Фрея продолжала испытывать неприятный осадок от смерти друга, но по-прежнему не была уверена, могла ли посетить похороны. Смотреть на его бледное лицо, закрытые глаза и крепко сомкнутые губы, увидеть воочию прошибленную пулей голову и окончательно убедиться в подлинности его смерти, что оставалась доселе лишь навязчивой мыслью. Мистер Кромфорд был прав, Оливер хотел бы, чтобы она пришла, но для неё слишком поздно было хотеть всего-то, чтобы он оставался живым.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Ты должна ехать, — уверенно заявила Алисса, стоило им встретиться. — Он же был твоим лучшим другом.

— Которого я довела своими словами до самоубийства, — слова были горькими на вкус. — Я не знаю. Это для меня слишком, понимаешь?

— Понимаю, как никто другой. Но ты должна сделать это не в меньшей мере для него, как для себя. Тебе нужно отпустить его, попрощаться и, в конце концов, смириться. Последние дни на тебе вовсе лица нет. Ты, как будто сама не своя, в чем тебя сложно винить. Но эту чёрную полосу жизни нужно заканчивать. Не всегда всё будет так, как сейчас, — Алисса говорила уверенно и решительно, хоть и положение её собственных дел оставляло желать лучшего. Даже то, что она в столь непростую минуту своей жизни пыталась подбодрить подругу, заставляло Фрею ипытывать неловкость. Она снова перетянула одеяло на себя, сделав это совершенно невольно.

— Всё верно. Ты права, — Фрея вздохнула. Чувство неуверенности продолжало противиться словам подруги, невзирая на то, что рассудок принимал их убедительность и справедливость.

— К тому же наверняка ты нужна сейчас Джеймсу. Умер его брат, поэтому он нуждаеться в твоей поддержке не меньше, чем ты, должно быть, в его, — продолжала размышлять вслух Алисса. Она словно пыталась копнуть всё глубже, и её слова действительно оставляли чернильные пятна на совести девушки, что была самым сильным противником страху, что снедал её изнутри, подобно паразиту.

— Вряд ли его мать будет так уж сильно рада видеть меня. Миссис Кромфорд меня ненавидит. Если бы она знала обо всем, то, уверена, решилась бы на моё убийство с той же решимостью, что это хотел сделать Реймонд. И если бы она подобное задумала, то вряд ли бы её что-нибудь могло остановить, — от одного упоминания миссис Кромфорд Фрее стало не по себе.

Её мрачная фигура, полна кричащей обиды и тихой печали, нагоняла на девушку страх. Один взгляд женщины отбирал дар речи, единственное выпущенное ею слово пускало по телу неприятные мурашки. Она была устрашающе жуткой. Поверить, что она была женой любезного и доброжелательного мистера Кромфорда и матерью Джеймса и Оливера, было почти невозможно. Тем не менее, эти роли принадлежали ей, чего отнять у неё никто не мог.

— Мне она показалась странной, но тебе лучше знать, — Алисса пожала плечами. — Тем не менее, думаю, Джеймс не дал бы ей тебя обидеть. Если бы они были достаточно близки, он бы послушался её и давно разорвал бы с тобой отношения.

— Они вовсе не близки, — пробормотала под нос. Джеймс не был близок ни с кем из своей семьи. Казалось, никто не мог иметь на него влияние. Только фамилия и деньги — люди были не так важны. По крайней мере, все кроме Фреи. — У неё нет на Джеймса никакого влияния в ровной степени, как и у него на неё, — задумчиво произнесла. — Впрочем, это не так важно. Так мало важных вещей осталось.

Ей не хотелось вдаваться в подробности взаимоотношений с родителями, в чем они с Джеймсом не так уж приуспели. Отец был разочарован в ней благодаря Джону и считал испорченной. Был решителен избавить единственную дочь наследства, убежденный, что сделанный выбор заставит её однажды горько пожалеть. Отношение миссис Кромфорд граничило с вражеским. Она ненавидела девушку, будто это она некогда украла сердце её мужа и жестоко разбила, да и к тому же, кажеться, презирала, ведь положение Фреи нельзя было назвать выгодным. Мистер Кромфорд был единственным, кто не только был терпимым к их отношениям, но и поддерживал их. Фрея не могла быть уверенной, не было ли это благодаря влиянию Ванессы О’Конелл, призрак которой он безуспешно встречал в её лице. Она отчаянно хотела быть распознаной в свете собственной неповторимости, а не оставаться тенью матери, которая даже после смерти ослепляла чужой взор.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})