Тайна короля Якова - Филип Депуа

— Доктор Сполдинг, — выспренно заявил старик, — спешит уведомить каждого, кто согласится его выслушать, о своем возвышении. Будь я алхимиком, охотно превратил бы себя в пчелу, чтобы последовать за ним и полюбоваться его выходом. Увы, мои способности более практического свойства.

— Отчего доктор Сполдинг так поспешно заподозрил вас в убийстве? — спросил Тимон, расхаживая перед собеседником.

— Всем известно, что он меня недолюбливает. Признаюсь, мне случалось подшучивать над ним. Вы сами видели, как это просто. И как соблазнительно. Если не считать этого, я не знаю…

— Не пройдетесь ли вы со мной, доктор Чедертон? Нам с вами придется разыграть спектакль: я должен показать, что допрашиваю вас, а вы — что защищаетесь от обвинения в убийстве.

Чедертон встал.

— Следовательно, вы не согласны с выводом Сполдинга. Считать ли это благодеянием или оскорблением?

— Как я уже говорил, настоящий убийца был проворнее, моложе и выше ростом, нежели вы.

— Значит, оскорблением, — улыбнулся Чедертон.

— Следует учитывать и то обстоятельство, что Сполдинг — идиот, — добавил Тимон, избегая взгляда Чедертона.

— Он вполне овладел древнееврейским, — возразил старик.

Тимон бросил расхаживать и остановился прямо перед ним.

— Полностью, но не в совершенстве. Между тем рассказы о ваших познаниях в этом предмете носятся в воздухе Кембриджа.

— Это запах старости, — поправил Чедертон. — Прошу вас не путать его с достижениями.

— Я не привык к скромности. Вы меня смущаете.

— Так давайте выйдем на воздух, и пусть он прояснит наши мысли. — Чедертон направился к двери. Для человека на шестьдесят восьмом году жизни он двигался очень уверенно.

— С вашего позволения, — шагая рядом с ним, предложил Тимон, — я бы сперва обошел здание по периметру. Мы можем обнаружить что-то, что расширит наши сведения об убийце. Мы с деканом Марбери пытались проделать нечто в этом роде прошлой ночью…

— И ничего не нашли?

Тимон всмотрелся в его лицо.

— Я предполагаю, что убийца прошлой ночью не торопился бежать после убийства Лайвли и даже после того, как дважды едва не попался. Демон бесстрашен, дерзок и кажется неуловимым.

— И все же вы ждете от меня помощи?

— Я думаю, что в таком деле две пары глаз лучше одной, — улыбнулся Тимон. — Возможно, вы подметите что-либо, упущенное мною и Марбери.

— Отлично! Я стану вашим помощником в расследовании! Я в восторге.

За дверью они замедлили шаг.

— Что вы надеетесь найти? — спросил Чедертон, обегая взглядом фундамент здания.

— Все, что окажется не на своем месте: отпечаток подошвы, оброненную вещь…

— Словом, все, что угодно, — заключил Чедертон.

— Да.

Вдвоем они обшарили каждый дюйм земли вокруг Большого зала. Они отыскали много камней, улиток, ржавых гвоздей, мышиных нор, полусгнивших каштанов и один беличий череп. Стены зала под янтарной черепицей высоко поднимались к небу. Здание замыкало общий двор между деканатом, спальными помещениями и часовней. Проходы между стенами были обсажены деревьями и кустами, но строгий вид двора не нарушала никакая зелень.

— Вы протестант, — заговорил Тимон после получаса безуспешных поисков, прошедших в молчании.

— Что навело вас на эту мысль: мое черное одеяние или моя сомнительная репутация? — спросил Чедертон, нагибаясь, чтобы осмотреть и спрятать в карман клочок бумаги.

— Будучи совсем другим человеком, гораздо моложе, я слышал вашу проповедь в Лондоне, в соборе Святого Павла. Кажется, в 1578 году.

— Именно так. — Чедертон разогнулся и потер себе спину. — Я весьма гордился той проповедью.

— Но не ваш отец.

— Марбери говорил, что вам известно все. — Лицо Чедертона смягчилось. Азарт сыщика погас в его глазах. — Вот и теперь вы вызываете призраки прошлого.

— Он был католиком, ваш отец.

— Истовым. Суровым. Я очень разочаровал его, когда восстал — лет за пятнадцать до той проповеди, которую вы слышали. Вскоре после пробуждения во мне веры я обратился к отцу за небольшим вспомоществованием. Наша семья была чрезвычайно состоятельной. Он прислал мне рваный кошелек с одним гротом и совет просить милостыню. А потом лишил меня наследства.

— Но вы не стали просить милостыню.

— Если долго смотреть на эту стену, — почти шепотом проговорил Чедертон, — он встает перед моим взором. Я неизменно вижу его разгневанным, неподатливым, как эти камни. Он ни разу не слушал моих проповедей. А я не пошел на его похороны. Я старик, но, когда мне является призрак отца, я теряюсь, как ребенок.

— И все из-за расхождений в столь нематериальном предмете, как слова.

Чедертон поднял лицо к солнцу, а ладони сложил на груди у сердца.

— Понимаю. Вы все же допрашиваете меня.

— Я никоим образом не подозреваю вас в убийстве, — возразил Тимон.

— Я о другом, — не шевельнувшись, отозвался Чедертон. — Ваши интересы простираются во многих направлениях.

— Не знаю, о чем вы говорите.

— Не знаете? — рассмеялся Чедертон. — Вы пытались втянуть меня в дискуссию о «чем-то столь нематериальном, как слова».

— Я только…

— Тс-с! — приказал старик. — Я должен подумать.

На голом орешнике у стены Большого зала сидели несколько крупных ворон. Казалось, они прислушиваются. Тимон не стал настаивать и молча ждал, переглядываясь с одной из черных птиц.

— Вы предполагаете, что наш перевод, работа, которой мы здесь занимаемся, дала повод к убийствам. — Глаза Чедертона превратились в щелки, он часто дышал. — Вы задумались, не вызывает ли она у протестанта столь яростного протеста, чтобы подвигнуть его на убийства. Такой человек сделал бы дьявольское дело.

— Меня занимает гораздо более глубокий вопрос, — резко возразил Тимон, столкнувшись взглядом с Чедертоном. — Я хотел бы знать, не от самого ли истока наша Библия замутнена ложью. Прошлой ночью Лайвли показал мне свидетельство великого обмана.

«Пусть-ка он выпучит глаза!» — решил Тимон.

Однако Чедертон только улыбнулся и медленно, глубоко вздохнул.

— Что ж, брат Тимон, нам, кажется, есть о чем поговорить.

Поднялся холодный ветер, но Тимон почти не замечал холода. Старик что-то знал. Это было написано у него на лице.

— Здесь не место для разговора, — прошептал Чедертон. — Нас легко подслушать. Вопрос, который нам следует обсудить, совершенно секретный. Некоторыми сведениями я бы ни в коем случае не поделился с вами, если бы вы уже не начали подозревать. Этот вопрос много важнее жестоких событий, случившихся в этом зале, убийств…

— Куда пойдем?..

— Если вы не слишком замерзли, — предложил Чедертон, — лучше нам остаться под открытым небом. Найдем место, к которому никто не сможет подойти незамеченным.

— Погода мне безразлична. И я тепло одет.

— А вот я, — вздохнул Чедертон, — рад буду укрыться от ветра.

— Можете предложить подходящее место? — терпеливо спросил Тимон.

Чедертон без лишних слов зашагал к стене внутреннего сада. Тимон шел за ним.

— Когда сочтете удобным, — заметил он, пристраиваясь рядом, — можете показать мне обрывок бумаги, который минуту назад подняли и положили в карман.

— А, вы заметили!

— Да.

Чедертон порылся в кармане и достал искомый листок.

— Поверьте, я собирался поделиться этим с вами.

Тимон взял обрывок.

— Такие листы используют здесь все. Их можно видеть на каждом рабочем столе.

Тимон впился глазами в листок, как коршун, высматривающий мышь. Поднял к свету и кивнул.

— Разрыв свежий, — спокойно заключил он. — Обрывок пристал к подошве.

Чедертон замедлил шаг.

— Каким образом?..

— Взгляните сюда. — Тимон протянул ему листок. — Линия разрыва еще не загладилась. Оторвано недавно. А здесь в уголке отчетливый отпечаток каблука.

Чедертон прищурился, присмотрелся и наконец согласился:

— Полагаю, вы правы.

— Возможно, это обрывок того самого листа со странной цитатой, который оказался во рту у мастера Лайвли.

— Полагаю это возможным, — сказал Чедертон, двинувшись дальше, — но какое это имеет значение?

— В зале может найтись лист, от которого оторван этот клочок. И может быть, они совпадут. Это, в свою очередь, может привести к другим открытиям.

Чедертон с улыбкой покачал головой.

— Марбери не напрасно так верит в вас. Вы найдете убийцу.

23

Мощеная дорожка оканчивалась аркой в стене. Стена была высотой футов четырнадцать, арка — в половину ее высоты. За воротцами Тимон увидел маленький ухоженный садик с несколькими скамьями посередине. Скамьи окружали пруд около пяти футов в поперечнике, еще не совсем оттаявший. Стайка вьюрков осторожно пробиралась по льду к воде. Вокруг прудика правильными кругами были высажены кусты бирючины разных видов. От них расходились четыре цветочные клумбы в форме трапеций с вогнутой стороной, повторяющей изгиб центрального круга. На клумбах густо цвели крокусы.