Красивый. Наглый. Бессердечный (СИ) - Туманова Кира

- Три минуты, – едкий голос под дверью

Выдохнув, подбираю зубную щётку и засовываю под кран.

Как же я его ненавижу! И эту Арину ненавижу!

Я хотел её невинно расшевелить, а в итоге огрёб проблем.

В участке я тряс решётку, требовал адвоката и угрожал расправой. Будто они не поняли с кем связались. Прекрасно они всё знали!

Должны были, получив адрес вызова, дружно взять под козырёк, а не приезжать с мигалками. Их я тоже ненавижу!

На следующее утро дежурные сменились, меня растолкали, вяло оправдались за грубость и, выдав вещи, проводили к машине. Я чуть не споткнулся, когда увидел, что Рейгис старший соизволил лично прибыть за мной к участку, не просто послал водителя. Такая честь!

В соседний внедорожник садился бледный Тоха, и, перекинувшись с ним взглядом, я понял, что его генерал будет недоволен. Очень недоволен!

Невозмутимое лицо отца сказало мне ещё больше, чем перепуганный фейс моего друга. По его холодному и отстраненному виду было понятно, что пощады мне не ждать. Я даже не удивился, когда вместо приветствия отец потребовал ключи от моей машины.

Порывшись в карманах, достал ключи, которые несколько минут назад мне вернул молодой старлей, и положил в его ладонь.

– Я заплатил миллион за записи камер наблюдения, которые изъяли из нашего дома. Еще столько же за помощь следствия в сокрытии этой истории и твоё освобождение. Думаю, продажа твоей машины немного компенсирует мои расходы.

Я потупил глаза, машину жалко, конечно. Но возражать я не решился.

Это была сама длинная фраза, которую отец произнёс с того момента. Всю неделю он разговаривал со мной отрывистыми командами, как с собакой.

Знаю, когда отец орёт, всё еще не так страшно. Когда слышу стальные нотки в суровой немногословности, то спина и ягодицы начинают ныть.

Он давно меня пальцем не трогал, но, видимо, в этот раз я перешёл грань.

- Кир, у тебя две минуты.

- Да, пап.

Приглаживаю волосы, похлопываю себя по щекам. Я бы не отказался от горячего душа, плотного завтрака и пары часов сна в своей постели. Сегодня выходной, могу себе позволить. Но инстинкт самосохранения у меня ещё присутствует.

Иногда мне кажется, что отец меня ненавидит. Нет, он не показывает это открыто, для демонстрации своей неприязни отец слишком воспитан и зависим от мнения общества.

Но, будь у него другие дети, он бы с радостью отправил меня в закрытый пансион с глаз долой. Потому что я одним своим существованием напоминаю ему об унижении, которое нанесла ему моя мать.

Бросить ребёнка из-за того, что не можешь жить с его отцом – даже для меня это слишком. Но иногда я могу понять женщину, которая не смогла терпеть его холодность, высокомерие и жестокость.

Да-да... Это сейчас, когда усы старого тигра тронула седина, он лишний раз не выпускает когти. Как бы мне не внушали, что моя мать – аморальная и развратная женщина, иногда по ночам я вижу сны, где она кричит и бьется в судорожных рыданиях, разрывающих сердце.

- Минута!

Щелкаю замком и выхожу из ванной. На лице отца легкая тень одобрения, доволен, что я вышел раньше. Сейчас я рад даже этому. Хоть один малейший повод для его неудовольствия, я, боюсь, у него сорвёт чеку. И взрыв будет страшным, меня уничтожит обломками его ярости.

- Так и не скажешь, куда мы едем? – Отец разворачивается и размашисто шагает к выходу.

Какие глупости, мог бы и не спрашивать. Отвечать мне никто не собирается.

Если хочешь унизить человека, не нужно кричать, ругаться и бить его. Достаточно просто игнорировать.

Пустое место не вызывает эмоций. Благодаря отцу я давно усвоил эту истину!

Стараясь не отставать от него думаю о том, куда он меня собирается отвезти.

В интернат? В суворовское?

На эшафот?

Глава 22.

В каждом плане скрыт ключ к новой возможности

Кир

Попетляв по узким дворам машина останавливается около старого двухэтажного барака.

- Квартира пять, вперед!

Это единственные слова, которых я удостоился. Отец сам сел за руль, и всю дорогу только глухо матерился, иногда посматривая в навигатор.

На заднем сиденье рискую подать голос:

- И куда же мы приехали? – Послушав многозначительное молчание, рискую продолжить. - Ты не взял водителя, потому что стыдно было сюда ехать? Что за трущобы?

Затылок отца пару секунд не шевелится, потом ко мне поворачивается лицо, в котором читается плохо сдерживаемая злость.

- Шуточки оставь для своих дружков-насильников. Будь благодарен за то, что я даю тебе шанс всё исправить. Понял?

Осознание накатывает волной дурноты.

- Э... Это ЕЁ дом?

В ответ снова лишь молчание. Бросаю взгляд на полусгнившую, почерневшую от времени деревяшку. Как только здесь люди живут?

Я понимал, что рано или поздно мне придётся встретиться с Ариной. Но лучше бы поздно...

До сих пор перед глазами её бледное лицо, залитое слезами. Застывшее, как маска, в своём горе. Жуткое сочетание, от которого у меня до сих пор комок в горле.

Мне жаль её, искренне жаль! Наверное, жить в бедности, в разваливающемся доме - непросто. Но я не испытываю вины ни перед ней, ни перед её подругой. И не могу понять, почему белобрысая так обиделась из-за невинной шутки. За что мне просить у неё прощения? За то, что поцеловал? За то, что спас её перепившую подругу?

- Я... Я не пойду. Я вообще не при чём здесь!

- Ты пойдёшь! – Шипит, наставив на меня палец, будто я приговорён к высшей мере. - Пойдёшь, как миленький!

- Но, что я скажу?

- Мне плевать, что ты ей скажешь. Проси прощения, обещай деньги, угрожай, умоляй. Заявления быть не должно. У меня из-за тебя куча проблем, щ-щ-щенок!

- Но папа...

- Я звонил её матери вчера, предлагал договориться. Но она ответила, что это решение приняла её дочь. И она не вправе ей мешать. – Задумавшись, жуёт губами. - Моя дочь – не я!

- Что?

- Её мать сказала странную фразу: «Моя дочь – не я!». Понимаешь, о чем это?

- Повезло девчонке с матерью. Не мешает дочери высказывать свое мнение, – криво улыбаюсь, - и не давит. Мне бы так...

- Я уже говорил тебя насчёт шуточек. – Палец с идеально отшлифованным ногтем вновь чуть ли не утыкается в мой нос, - третьего предупреждения не будет.

Благоразумно закрываю рот.

- Как хороший отец, я сделал всё, что от меня зависит. Теперь твоя очередь. – От его кривой ухмылки у меня мороз по коже. - Сходи, заодно на экскурсию... Если меня попрут с работы, возможно, станешь жить в одной из этих квартир.

- Теперь ты шутишь? – Пытаюсь выдавить улыбку.

- Ты отлично знаешь, я никогда не шучу.

И по его взгляду вижу, да – не шутит!

Хлопнув дверью, выхожу из машины. Не оглядываясь шагаю к единственному подъезду. Знаю, что отец смотрит на меня сейчас. Гордо выпрямляюсь и стараюсь уверенной идти походкой монарха, которому принадлежит весь мир. Жаль, что трепещущее от волнение сердце не так легко поддаётся дрессировке.

Распахиваю тугую скрипящую дверь. Даже домофона нет.

Что мне ей сказать? Ума не приложу!

Медленно поднимаюсь, прислушиваясь. Вокруг тишина. Пахнет котами и канализацией.

Есть же люди, которым этот мрачный подъезд не кажется декорацией к фильмам ужасов. Ходят каждый день по стёртым ступеням, касаются руками щербатых перил, в нетерпении ждут субботы и зарплаты.

Меня даже передёргивает. Не хотелось бы быть среди них! Отец пугал? А, если нет?

Пару раз выдохнув для спокойствия и уверенности, жму на кнопку звонка. Эти секунды, пока мне открывают дверь, тянутся бесконечно. А вдруг её мать откроет? Может, это и к лучшему? Мать хотя бы не будет реветь и скорбно поджимать губы.

Нервничаю страшно. Сам от себя такого не ожидал. Будто сдаю самый важный экзамен в своей жизни.

За дверью бодрый топот и крик: «Я открою». Она сама откроет. Плечи опускаются, будто на них падает тяжелая бетонная плита.