Руби - Вирджиния Эндрюс

Покончив с уборкой, я вспомнила про пачку купюр, по-прежнему лежавшую на столе, и спросила бабушку, что с ней делать.

– Убери деньги в мой сундук, детка, – ответила она.

Удивлению моему не было границ. Никогда прежде бабушка Кэтрин не позволяла мне открывать драгоценный сундук и тем более рыться в нем. Лишь изредка мне удавалось заглянуть внутрь из-за бабушкиного плеча и полюбоваться домоткаными салфетками и полотенцами, столовым серебром и жемчужными ожерельями. Мне ужасно хотелось узнать, какие еще сокровища скрываются в глубине, но бабушка Кэтрин всегда опускала крышку слишком быстро. Без ее разрешения я и приближаться к сундуку не осмеливалась.

Теперь мне предстояло опустить в его таинственные недра свалившееся на меня состояние. Увы, открыв сундук, я с горечью увидела, что он опустел. Почти все полотенца и покрывала исчезли, из столового серебра остался один лишь небольшой бокал. Бабушке пришлось продать и обменять куда больше, чем мне представлялось. Сердце у меня защемило. Каждая вещь в бабушкиной сокровищнице была дорога ей не только своей стоимостью. Опустившись на колени, я рассматривала жалкие остатки: нитку бус, браслет, несколько вышитых салфеток, пачку документов и фотографий, перетянутую резинкой. Среди этих документов были мои справки о прививках, бабушкино свидетельство об окончании школы, несколько старых писем, чернила на которых успели основательно выцвести.

Я принялась перебирать фотографии. Вот дедушка Джек в молодости. Тут ему, наверное, лет двадцать с небольшим. Поразительно, каким он был красавцем! Высокий, темноволосый, с широкими плечами и тонкой талией. Голову держит гордо и прямо, улыбается ослепительно. Понятно, что бабушка Кэтрин не могла перед ним устоять. А вот еще одна фотография – старая, пожелтевшая. На ней изображены отец и мать бабушки Кэтрин, мои прадедушка и прабабушка. Хотя фотография сильно выцвела, можно разглядеть, что прабабушка была красивой женщиной. У нее тонкие черты лица, мягкая обаятельная улыбка. Прадедушка держится с большим достоинством. Он строго поджал губы и выглядит очень серьезным.

Я положила назад документы и фотографии и уже хотела опустить в сундук деньги, как вдруг заметила, что из старинной Библии в кожаном переплете торчит уголок еще одной фотографии. Вытащив Библию, я осторожно перелистала ее потрепанные по краям страницы и уставилась на снимок.

На нем был элегантный мужчина на фоне какого-то роскошного особняка. Он держал за руку маленькую девочку, похожую на меня в детстве. Я ошеломленно пожирала фотографию глазами. Девочка походила на меня так сильно, словно это была я. Чтобы убедиться в сходстве, я сбегала в свою комнату, принесла детскую фотографию, поставила рядом с находкой и принялась изучать оба изображения.

На обеих фотографиях я, нет сомнений. Но кто он, этот мужчина, держащий меня за руку? И когда была сделана фотография? Здесь мне как минимум лет шесть-семь. Не так уж мала, чтобы ничего не помнить. Конечно, память моя сохранила бы и дом, и мужчину. Перевернув фотографию, я увидела на обратной стороне несколько строк.

Дорогая Габриелла!

Думаю, тебе приятно будет получить эту фотографию, сделанную в ее седьмой день рождения. Волосы у нее в точности такие, как у тебя. И вся она – живое воплощение моих мечтаний.

С любовью,

Пьер? Кто он такой, этот Пьер? Судя по надписи, эта фотография была послана моей маме. Значит, это мой отец? Разве мы с ним встречались? Но как он мог писать маме обо мне? В мой седьмой день рождения она давным-давно была мертва. Неужели он этого не знал? Нет, это невозможно. Если он виделся со мной, пусть на короткое время, значит должен был узнать, что мама умерла. И почему встреча с ним полностью стерлась из моей памяти?

Вопросы теснились в голове, словно пчелиный рой, внутренности сжимались от тревожных предчувствий. Я снова и снова сравнивала лица на фотографиях. Без сомнения, это одна и та же девочка, и эта девочка – я. Меня держит за руку человек, которого я совершенно не знаю.

Я несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула, пытаясь успокоиться. Совершенно ни к чему, чтобы бабушка Кэтрин и ее подруги, взглянув на меня, мгновенно поняли – случилось нечто из ряда вон выходящее. Хотя, конечно, скрыть что-нибудь от проницательного взора бабушки практически невозможно. К счастью, когда я спустилась, бабушка и ее подруги были так поглощены обсуждением различных рецептов соуса равигот, что почти не обратили на меня внимания.

Наконец наши гостьи решили, что настало время расходиться по домам. Напоследок они вновь осыпали меня поздравлениями и поцелуями. Бабушка Кэтрин с гордостью наблюдала за этой сценой. Проводив гостей, мы с бабушкой вернулись в дом.

– Давно я так славно не проводила время, – призналась бабушка. – А ты, моя маленькая хозяюшка, гляди-ка, уже навела полную чистоту. Девочка ты моя дорогая, знала бы ты, как я тобой горжусь…

Бабушкины глаза, неотрывно глядевшие на меня, подозрительно прищурились. Она, конечно, утомилась от долгих разговоров, щеки ее пылали от выпитого вина, но дух бодрствовал, и восприятие было острым, как всегда. Она сразу почуяла, что в душе у меня полный сумбур.

– Что произошло, Руби? На тебе лица нет.

– Бабушка, – начала я, – ты сама послала меня наверх положить деньги в сундук.

– Да, – произнесла бабушка, тяжело перевела дыхание и прижала руку к сердцу. – Ты рылась в моих вещах?

– Ничего я не рылась. Мне просто захотелось посмотреть старые фотографии – твои, дедушки Джека, твоих родителей. А потом я увидела, что-то торчит из старой Библии, и вытащила вот это.

Я протянула бабушке фотографию неведомого Пьера и маленькой девочки.

Она взглянула на снимок с содроганием, словно то был предмет, приносящий неисчислимые беды и несчастья. Медленно взяв фотографию из моих рук, бабушка Кэтрин опустилась в кресло.

– Кто этот человек, бабушка? – настаивала я. – И эта девочка – это ведь я, верно?

Она подняла на меня исполненный печали взгляд и покачала головой:

– Нет, Руби. Это не ты.

– Но она похожа на меня как две капли воды. Вот, погляди. – Я протянула ей фотографию, на которой мне тоже было лет семь. – Одно лицо, правда?

Бабушка кивнула.

– Да, одно лицо, – признала она, глядя то на один снимок, то на другой. – Но это не ты.

– Тогда кто же это, бабушка, скажи наконец! И кто этот человек?

Бабушка явно пребывала в замешательстве. Я чувствовала, как внутри порхают сотни бабочек и крылышки их щекочут мне сердце и желудок. Из-за этой нестерпимой щекотки перехватывало дыхание.

– Когда я велела тебе положить деньги в сундук, я думать не думала, что ты увидишь фотографию, – медленно произнесла бабушка. – Но может, то была воля Провидения. Наверное, время пришло…

– Для чего, бабушка?

– Рассказать тебе правду.

Бабушка откинулась на спинку кресла. На лице ее застыло выражение беспредельной усталости, слишком хорошо мне знакомое.

– Ты должна узнать, почему я выгнала твоего деда из дома, почему он живет на болоте, как дикий зверь. Впрочем, звери не поступают так, как поступил он…

Бабушка опустила веки и принялась что-то бормотать себе под нос. Я чуть не плакала от нетерпения:

– Кто же та девочка, если не я? Бабушка, умоляю, скажи, не тяни!

Бабушка Кэтрин смотрела на меня с невыразимой грустью. Красные пятна на ее щеках исчезли, теперь лицо ее было белым как мука.

– Это твоя сестра, – проронила она наконец.

– Сестра! – не поверила я своим ушам.

Бабушка кивнула и закрыла глаза. Она сидела с закрытыми глазами так долго, что я отчаялась дождаться разъяснений.

– А человек, который держит ее за руку… – Бабушка осеклась, но ей не было нужды продолжать.

Слово это молотом стучало у меня в мозгу.

– Это твой отец, – донеслось откуда-то издалека.

6. Еще одна тайна

– Бабушка, значит, ты все это время знала, кто мой отец? Но почему ты мне ничего не сказала? Где он живет? И как получилось, что у меня есть сестра? Зачем понадобилось делать из этого тайну? И как все это связано с дедушкой?

Вопросы, теснившиеся у меня в груди, рвались наружу, и я едва успевала их выговаривать.

Бабушка молчала, закрыв глаза. Я догадывалась, что она собирается с силами. Погружается в глубины своей души и там черпает энергию, позволяющую исцелять больных каджунов и изгонять злых духов.

Сердце мое, переполненное безответными вопросами и недоумением, билось уже где-то в глотке, мешая дышать. Голова шла кругом. В мире воцарилась напряженная тишина. Казалось, все его обитатели – звери, птицы, насекомые, даже ветер – замерли в ожидании. Через несколько мгновений веки бабушки Кэтрин дрогнули. Ее бездонные черные глаза смотрели на меня с состраданием и грустью. С губ ее сорвался едва слышный стон, а потом она заговорила: