Вендари. Книга первая - Виталий Вавикин

– Возможно.

– Значит, сможешь вспомнить, откуда он пришел.

– Там темно и тихо.

– Хорошо.

– Там ничего нет. Только пустота, – Эмилиан зажмурился, словно перенесся в этот далекий мир.

– Ты можешь сказать мне, где находится это место? – попросила Габриэла.

– Везде. Повсюду. Вокруг нас, внутри нас.

– Что это значит?

– Я не знаю, – на лбу Эмилиана выступили крупные капли пота. – Если честно, то мне кажется, что в том мире ничего нет. Никого нет. Словно это начало жизни.

– Твоей жизни?

– Нашей. Всего мира.

– Ты думаешь, что твой вид такой древний?

– Я не знаю, – Эмилиан нахмурился, пытаясь заглянуть слишком далеко в прошлое, слишком глубоко в самого себя. – Если честно, то мне проще читать твои мысли, чем пытаться понять, кто я.

– Ты можешь читать мои мысли?

– Иногда.

– И что ты там видишь?

– Жизнь.

– Тебе это нравится?

– Это лучше, чем пустота.

– Хорошо.

– Но я не думаю, что смогу стать таким, как ты. Мы очень разные.

– Потому что тебе нужна моя кровь?

– Потому что мой вид одинок.

– Значит, ты боишься одиночества?

– Я боюсь, что вырасту, и ты уйдешь к шерифу.

– Мне не нравится шериф.

– Значит, ты найдешь другого мужчину, который тебе нравится. Для тебя это важно. Я вижу это.

– Ты тоже сможешь найти себе кого-нибудь, когда вырастешь.

– У меня есть ты.

– Я твой родитель. Ты видишь в моих мыслях моих родителей?

– Да.

– Разве они бросили меня, когда я выросла?

– Вы отдалились.

– Но в моей жизни появились другие люди. Я подружилась с другими, полюбила других.

– Ты хочешь, чтобы я тоже нашел себе кого-нибудь, когда вырасту.

– Что в этом плохого?

– Не знаю. Думаю, что ничего. Но… мне нравишься ты. Мне хорошо с тобой.

– Мне тоже было хорошо с моими родителями, но когда я выросла, мне стало хорошо с другими людьми.

– С мужчинами, как шериф?

– Да.

– Мне тоже нужно будет искать мужчин?

– Ты мальчик. Тебе нужно будет искать девочек.

– Как ты?

– Как я.

– Чтобы они кормили меня?

– Не только.

– Чтобы заботиться о них, как я забочусь о тебе?

– Не только, – Габриэла улыбнулась, увидев сомнения и растерянность на детском лице, взъерошила Эмилиану волосы и пообещала, что они вернутся к этому разговору, когда он подрастет.

– Значит, я могу теперь поесть? – доверчиво заулыбался мальчик.

Габриэла кивнула и закрыла глаза. Она отключилась раньше, чем Эмилиан утолил голод. Тело ее обмякло. Мальчик уложил ее на спину. Зубы-иглы выскользнули из мягкой плоти. Струйка крови скатилась по груди. Расстегнутая кофта Габриэлы была синего цвета, и бурое пятно почти не выделялось на этом темном фоне. Небольшие соски набухли и стали твердыми. Дыхание Габриэлы было ровным и глубоким. Связь Эмилиана с ее мыслями прервалась, но он все еще мог изучать то, что видел прежде. Голод и интерес смешались. Он прокусил ей грудь, обхватил рану губами, стараясь делать это так, как делали мужчины, которых он видел в воспоминаниях приемной матери. Ей нравились эти прикосновения. Мужчинам нравились эти прикосновения. Но их зубы не разрывали эту мягкую плоть. Они не пили ее кровь. Эмилиан смутился, отпрянул назад.

Его зубы-иглы стали просто зубами. Вытянувшаяся челюсть – обыкновенной челюстью. Но голод усилился. Кровь струилась из новой раны. Эмилиан припал губами к этой ране, но крови было мало. Он только сильнее разжег аппетит, голод. Вместе с голодом появились неудовлетворенность и злость. Клыки. Ему нужны клыки. Но клыков не было. Эмилиан жадно высасывал из раны остатки крови. Порыв ветра ворвался в окно. Зажженные свечи задрожали. Несколько из них потухли. Тени на стенах ожили. Эмилиан замер. На мгновение ему показалось, что он слышит шепот, который зовет его. Он обернулся. Тени на стенах не двигались. Темные, густые. Неужели Гэврил нашел его? Или кто-то другой, кому принадлежало это пастбище. Эмилиан почувствовал страх. Нет, он еще не готов к этой встрече. Он еще слишком молод, слишком слаб. Ему нужно питаться. Много и спешно.

Эмилиан снова попытался вернуть себе зубы-иглы. Безрезультатно. В памяти всплыл кухонный стол, на котором лежали ножи. Он подумал, что можно будет проткнуть грудь Габриэлы одним из этих ножей. Воображение тут же нарисовало сладкий запах теплой крови. Эмилиан почти решился. Почти встал с кровати, чтобы принести нож. Полные груди Габриэлы еще ждали его, звали, но… Эмилиан замер, увидев пульсирующую артерию на шее Габриэлы. Тени на стенах снова ожили, зашептались. Метаморфозы вернулись. Появились зубы-иглы, вытянулась челюсть. Он больше не будет причинять Габриэле боль, разрывая ее плоть. Ему больше не потребуются долгие часы, чтобы насытиться. Все будет быстро и почти безболезненно. Главное не допустить ошибки, потому что человеческое тело слишком уязвимо, слишком несовершенно.

Эмилиан склонился к ее шее, осторожно сжал челюсти. Зубы-иглы вошли в плоть, но не задели артерию. Лишь с пятой попытки ему удалось добиться желаемого. Зубы-иглы стали полыми изнутри, позволяя крови течь прямо в рот. Голова закружилась. Голод подчинил себе мысли. Эмилиан забыл об осторожности, забыл себя, забыл всю свою недолгую жизнь.

Тени на стенах снова ожили. Они двигались, изучали комнату, струились по полу, по потолку, заглядывали в шкафы, под кровать. Эмилиан слышал их шепот, но сейчас для него главным была сладкая истома, даруемая льющейся в рот свежей кровью. И голод отступал – быстро, стремительно. Эмилиан не знал, сколько прошло времени, не считал, не заботился о том, сохранит он жизнь своей приемной матери или нет. Главным были удовлетворение и аппетит.

Он очнулся лишь утром. Габриэла все так же лежала на спине. Он лежал рядом с ней. В первый момент ему показалось, что она умерла, что он убил ее. Страх и ненависть к самому себе вспыхнули в его сознании. В это мгновение он ненавидел себя и свой голод. Но потом он увидел, как ровно вздымается обнаженная грудь Габриэлы, понял, что она жива, успокоился. Утро прогнало тени, но Эмилиан знал, что они есть. Знал, что они будут. Это часть его жизни, его мира. Когда Габриэла проснулась, он взволнованно рассказал о том, что случилось ночью, но вместо радости, увидел сомнения на лице приемной матери.

– Тебе больше нравилось, когда я кусаю твою грудь? – растерянно спросил он. – Но я думал, что причиняю боль. Или же все дело в тех мужчинах, которые целовали твою грудь?

– Нет. Дело не в мужчинах. Просто… – Габриэла встала с кровати. Голова закружилась. Эмилиан помог ей снова сесть.

– Я принесу тебе поесть.

– Просто я уже привыкла к тому, как ты питаешься, а так… – весь мир был как в тумане. Габриэла снова легла.