Золото Саламандры - Дмитрий Чернов

– Сейчас я что-нибудь подберу для тебя из своего гардероба, а то простудишься.

– Это не самое худшее, что могло бы сегодня со мной случиться, – откликнулся тот, пытаясь отжать куртку и штаны.

– Погоди, не рассказывай ничего без меня, – попросил Эдвин, скрываясь в недрах лодки.

– Я и не тороплюсь, – пробормотал Ксист скорей самому себе, чем остальным.

– Молчун, как же ты решился прыгнуть с такой высоты? – не выдержал Тарсил.

– За тобой ведьма гналась? – подхватил Бенсил.

– Нет, просто поскользнулся, – ответил Ксист не без доли сарказма.

– Удивительно, что ты остался цел, – порадовался Тарсил. – Там же, наверное, не меньше сотни саженей.

– Да ты что, Шустрый?!! – воскликнул Бенсил. – Как минимум, – двух сотен!

Молчун пренебрежительно хмыкнул и добавил от себя:

– Если б вы оттуда прыгали, то знали бы, что там больше трёхсот саженей! Уж поверьте мне на слово!.. Я, пока летел, успел подсчитать!..

– Во врун! Во загнул! – не поверил Бенсил, а Тарсил просто рассмеялся.

– Всё-таки хорошо, что мы успели вернуться на тримаран, – заметил он, отсмеявшись. – А то пришёл бы ты немного пораньше, а нас там ещё и нет…

– Как так – нет? – удивился Ксист. – У вас времени было навалом.

– Ну, вообще-то, мы не сразу сюда пошли… – замялся Тарсил. – Объясни, Хитрый! Это ж была твоя идея, почему я должен за тебя отдуваться?

– Мы хотели проследить за вами, как ты сам когда-то сделал с нашими отцами, – намекнул Бенсил. – Но вы так быстро ушли, что мы не успели заметить – куда. А Грэм почему-то не смог взять ваш след, – наверно, Сэлина что-то наколдовала. Из-за этого нам пришлось идти на тримаран, но сперва мы захватили с собой всё, что смогли унести со стола, и по пути ещё завернули на озеро – наполнить оставшиеся фляги. Так что теперь мы можем двигаться без остановок, по крайней мере, дня два, а то и три. И это, не считая рыбы…

– Значит, вместо того, чтоб делать всё, как было уговорено, вы – бродяги – навострились-таки за нами следом? – укоризненно нахмурился Ксист. – И эту крамольную идею подал, конечно же, ты! – ткнул пальцем в сторону деланно смутившегося Бенсила Молчун.

Тут из трюма появился Эдвин с цветущей улыбкой на устах и сухой одеждой для друга, которую он держал на уровне груди, явно пряча под ней что-то объёмистое. Он немедленно вступился за бедокура, стараясь оправдать его перед лицом товарища:

– Вообще-то, я думаю, что это была общая идея, вспыхнувшая одновременно у всех нас. Просто Хитрый первым произнёс её вслух, чуть-чуть опередив меня.

– И меня тоже, – сознался Тарсил.

Выражение лица Ксиста сменилось с укоризненного на торжествующе-ехидное. С самодовольным видом он изобразил кровожадную ухмылку и обрушился на друзей с обличающими высказываниями:

– Вы – три прохиндея – решили, наверное, что я так сразу вам и поверил?!! А вот и нет!.. Я ж вас насквозь вижу, и поэтому несложно было предугадать, что вы обязательно пойдёте за мной, вопреки всем моим требованиям! Потому-то я и попросил Сэлину, чтоб она сбила вас со следа! Понятно?.. Твои идеи, Хитрый, рано или поздно всех нас угробят, – и с этим я уже смирился… А ты, Шустрый, вместо того, чтоб останавливать брата, всячески ему потворствуешь, – и к этому я тоже привык… Но от тебя, Эдвин, я ожидал больше рассудительности!.. У тебя хватило ума построить такую лодку, но не хватает простой сообразительности, чтобы ощутить всю остроту целесообразной необходимости, и действовать адекватно ей! Вместо того, ты уподобляешься этим двум особям бедокурного рода и возглавляешь их бессмысленные потуги в разрешении заведомо невыполнимых задач, и к тому же…

Ксист расхаживал по палубе в одних подштанниках и продолжал обличительное выступление, распаляясь всё больше и уже ни на кого не обращая внимания. Слегка очумевший от всего этого Эдвин приблизился к братьям и, стараясь не отвлекать внимания оратора от его воодушевлённой речи, потихоньку спросил их:

– Откуда он нахватался таких слов? Вы уверены, что он всю жизнь был только рыбаком?

– Да, он сам больше всех удивляется разным словечкам, вылетающим иногда у него в подобные моменты, – пояснил Бенсил. – Самое поразительное заключается в том, что он нигде не мог услышать ничего похожего, и в том, что он понимает значение сказанного… почти всегда… если запоминает… А если не успевает запомнить, то мы потом повторяем те его слова, которые сами умудряемся воспринимать, и он легко их растолковывает, хотя до этого, можно сказать, нигде их не слышал. Таким образом и он, и мы обогащаем свой словарный запас, а за нами и весь посёлок.

– Удивительно! Непонятно только: почему вы называете его Молчуном? – поинтересовался эшмериец. – Это юмор у вас такой? С тех пор, как мы встретились, у него рот надолго не закрывался… А вам он часто устраивает подобные выволочки, как мне сейчас?

– Так, время от времени, когда нарываемся. Иногда это случается, – с тех пор, как наши родители погибли, а он заменил их. Наверное, бремя ответственности за наше воспитание давит. А в том, что Молчуном его зовём, нет ни малейшей иронии. Если ему нечего будет сказать, он может за несколько дней не проронить ни единого слова, и даже в случае необходимости способен обойтись одними жестами. По-моему, он как-то говорил, что человек ответственен за каждое своё слово и не стоит произносить пустых, незначимых фраз, за которыми нет никакого смысла…

– Сейчас в это с трудом верится… – заметил Эдвин, кивая на увлечённого Ксиста.

– Ничего страшного, я его легко починю! Главное, – знать подход к этому делу… – уверенно заявил Бенсил и прервал Ксиста громким выкриком: – Эй, болтун! У твоей аудитории имеется один вопрос: когда ты, наконец, закроешь своё едало?

Молчун на мгновение опешил, прервав речь, но тут же продолжил:

– В данный момент у меня не едало, а говорило!.. А если Эдвин всё-таки отдаст мне сухую одежду и вино, которым он звякает под тряпками, то я вообще могу заткнуться и пойти спать.

– Ты смотри, заметил! – радостно воскликнул эшмериец, передавая ему одежду и открывая на всеобщее обозрение четыре бутылки вина, удерживаемых за горлышки. – Это из запасов Сэлины, прихваченных со стола. Думаю, нам есть что отметить.

– Да, уж! – обрадовались бедокуры, принимая напиток. – Не каждый день спасаешься от безумных колдовок и оживших статуй ящериц…

– За наше счастливое спасение! – произнёс Эдвин, поднимая вверх бутылку. Ксист, застигнутый тостом во время одевания, бросил этот процесс наполовину завершённым, успев натянуть куртку только на одну руку, и взял свою бутылку у эшмерийца. Чокнувшись со всеми сосудом, он сделал несколько глотков из горла, не обращая внимания на сползающие до колен штаны, после чего сам произнёс следующий тост:

– За нашего неизвестного спасителя! Пусть у него всё будет хорошо, и если нам суждено с ним встретиться, то пусть этим хорошим он поделится с нами… И отдельное спасибо ему за жареную рыбу, которой у нас вся палуба завалена…

Сделав ещё несколько глотков, он вернул сосуд на сохранение Эдвину и продолжил одевание, попутно зажевав вышеупомянутую рыбу, подобранную тут же.

– Кстати, откуда взялся этот спаситель? – поинтересовался эшмериец.

– Понятия не имею, – отозвался Ксист. – Просто заговорил у меня в голове, пообещал помощь и помог. Первый раз, – когда я сигал со скалы, – он замедлил мой полёт; а второй, – когда Сэла или Саламандра нас сжечь пытались.

– А может, это они тебе так голову дурят? – высказал предположение Эдвин. – Сами нападали, – сами защищали… Вошли в твоё доверие, как некий благодетель, а потом от его имени смогут манипулировать тобой?..

– Нет! Это невозможно! – твёрдо отринул такую версию Молчун. – При разговоре с ним я испытывал совсем иные чувства, чем при беседе с Сэлой и ящерицей. От него исходит волна тепла и доброты, искреннего участия и неподдельного сочувствия. Тогда как от той парочки я не ощущал ничего подобного, лишь ненависть и холодный расчёт. Я бы, возможно, никогда и не осознал это, но, благодаря незнакомцу, я понял, что всё познаётся в сравнении!

– А что от тебя хотела Сэлина? – спросил Эдвин. – Зачем повела к Саламандре?

– Они предлагали мне богатство, власть и магическую силу. Но… – ухмыльнулся Ксист.– Хотели только одного: чтоб я служил им. А я отказался, после чего едва ноги унёс. Ещё за обедом я почувствовал, что Сэла люто ненавидит меня, но так и не понял – почему. Может причина в том, что я был вместе с теми, кто ограбил Саламандру четыре года назад, может, в чём другом, – это теперь неважно. В любом случае, я не стал бы служить убийце моих родителей. Самое отвратительное в том, что взятый из храма мешочек золота – ничто по сравнению с теми сокровищами, которые там хранятся. Как мне кажется, тот мешочек был специально оставлен Саламандрой на виду, чтобы мы поддались на искушение, и тем самым дали ей повод для убийства.