Отец - Людмила Георгиевна Степанова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Разойдись, мелочь! – так он называл всех, кто с ним водился. – Сначала я попробую!
Никто на него не обижался – понимали: если что-то пойдёт не так, можно ногу или руку сломать. За Гришкой-первопроходцем съезжал Колька Солдатов, Сашка Агапов … И только в последнюю очередь звали девочку, при этом по-дружески советовали ей, как удержать равновесие.
– Перед трамплином ноги в коленях согни, тогда съедешь нормально! – переживали соседские мальчишки.
Люда не имела права трусить – папа учил преодолевать трудности во что бы то ни стало. Но если бы Георгий Тимофеевич видел, с какой горы его малолетняя дочь собиралась съезжать, он отказался бы от своих слов.
– Была не была! – Люда согнула ноги в коленях, как советовали, оттолкнулась лыжными палками – и вниз!
Через секунду она почувствовала, как какая-то неведомая сила подхватила её и понесла вверх. От страха у неё дыхание спёрло. Но сильно испугаться не успела. Ещё через секунду ноги почувствовали накатанную ребятами площадку.
– Неужели не упала?! – она испытала чувство гордости оттого, что не подвела отца.
Вечером, когда он вернётся с дежурства, собиралась рассказать о своём «подвиге». Но первой о нём узнала мама и отсоветовала делиться радостью. Люда к совету мамы прислушалась, что случалось очень редко.
– Если расскажешь, на горку больше не пойдёшь, – категорично заявила Нина Михайловна.
Только через много лет дочь поймёт, сколько раз мама брала на себя ответственность за своих детей. Порой даже в тех случаях, когда это было под силу только мужчине. Она оберегала дочерей «незаметно», старалась не расстраивать мужа лишний раз. Но однажды скрыть происшествие от Георгия Тимофеевича не удалось. Случилось оно, когда Люда училась в четвёртом классе, ей было десять лет. Эти подробности нужны для того, чтобы оценить масштаб бедствия. Впрочем, всё по порядку.
Дети любили проводить время на самой просторной в городе улице Кирова. Здесь, на небольшом пруду, когда начинались морозы, взрослые устраивали ледяную горку, с которой ребята лихо скатывались на всевозможных приспособлениях: что под руку попадалось – кто-то на облицовочной фанере, на санках или металлическом листе, кто-то на пластмассовой «разделочной доске», были даже «каталки» картонные. Детворы собиралось видимо-невидимо. На улице в тёмное время суток включали фонари, которые и позволяли ребятам гулять на свежем воздухе до самой ночи.
– Митя, Дима, Света … – неслось со всех сторон родительское приглашение идти домой. Но никто в сторону зовущих даже головы не поворачивал. Сделав две-три попытки, мамы и папы, дедушки и бабушки выходили из домов и … становились участниками всеобщего веселья. Удержаться, чтобы не съехать с ледяной горки, было невозможно.
– Эй, ребятня, посторонись! – раздавался неожиданно чей-то грубый мужской голос.
Услышать просьбу в такой толчее! Считайте, что вам повезло, если съедете с горки «без приключений», не столкнувшись с кем-либо.
– Дядя, поднимайся, не то в спину получишь?! – предупреждали ребята.
Люда не без интереса наблюдала за происходящим. В ней боролись чувства самосохранения и желания не уступить одноклассникам в озорстве.
– Чем я хуже других? – спрашивала она себя. – Если с трамплина на лыжах прыгаю, почему бы здесь не попробовать? Жаль только, не на чем!
Люда возвращалась из музыкальной школы, а идти домой переодеваться не хотелось. У неё не было на это времени. Предложение ребят съехать на фанере развеяло все сомнения.
– Где наша не пропадала? – решила она и, взяв в руки небольшого размера фанерку, стала взбираться на ледяную горку.
С грохотом в одно мгновенье она оказалась у подножья, весёлая оттого, что и в этот раз не испугалась. И уже размечталась, как расскажет папе о своих ощущениях. Но не успела подняться с колен, как почувствовала резкий удар: кто-то из мальчишек не рассчитал расстояния или съехал быстрее, чем она успела отойти в сторону. Люда, всё ещё стоявшая на коленях, упала на лёд ниц. В глазах от боли потемнело. Только через некоторое время поняла, что произошло, когда увидела кровь на варежках. Ребята бросились прикладывать снег на нос, помогли и до дома дойти.
– Как я скажу, где была? Зачем на горку пошла? – Люда переживала больше за то, что скажет отец.
Она и предположить не могла, что натворила. Пытаясь пройти в свою комнату незамеченной, наткнулась на Георгия Тимофеевича. Увидев, как дочь пытается спрятать лицо, остановил на кухне вопросом: «Что случилось?».
– Ничего страшного! – старалась спокойно произнести дочь. – Упала на горке.
Когда отец повернул её лицо к свету, Люда по глазам поняла: произошло что-то невероятное. Она впервые в жизни увидела мужские слёзы. Видимо, уже тогда папа догадался, насколько серьёзную травму получила дочь.
– Что ты наделала?! – его слова прозвучал как приговор.
– Скоро всё пройдёт! – дочь сделала ещё одну попытку успокоить родителей. – Если отец узнает, что у неё не только нос разбит, но ещё и передние зубы шатаются, точно достанется на орехи.
Наказание было неминуемым. Георгий Тимофеевич стал внимательно осматривать зубы, как будто много лет проработал стоматологом.
– Ты понимаешь, что передние зубы уже постоянные, и если что-то с ними случится, новые не вырастут?! – причитал он, упрекая десятилетнюю дочь в легкомыслии.
В том, что носовая перегородка искривлена, он не сомневался. Словом, отец едва справился с эмоциями. Люда после тщательной «ревизии» прошмыгнула в комнату и притихла. Чуть позже к ней заглянула мама. Она обработала рану перекисью водорода, приложила холод на место ушиба. Ночь родители не спали, обсуждали, что делают в таких случаях. На следующий день Нина Михайловна отправилась с дочерью в городскую больницу – к хирургу.
– Носовая перегородка искривлена, но операцию делать не рекомендую, только после восемнадцати лет, – подтвердил врач отцовский диагноз. Люда подумала: «Если бы у папы была возможность, он, наверное, неплохим врачом мог бы стать?!»
– Дочь, зубы болят? – спросила Нина Михайловна.
– Да уже не так сильно! – убедительно произнесла Люда.
Стоматолог успокоил: «Через несколько дней всё пройдёт! Есть пока ничего нельзя, только бульон и соки».
Недели через две боль утихла. Но форма носа заметно изменилась: он перестал быть маленьким и изящным. Только в тридцать пять лет Людмила решится на операцию, но
