Легко видеть - Алексей Николаевич Уманский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А почему так получилось?
– А потому, что в головы вдалбливались готовые выводы на примерах чужих судеб – часто действительно знаменательных. Но ведь люди и ситуации, в которых они существуют, разные, а им на все случаи жизни предлагался единый стандарт мыслей и поведения. Это делалось прежде всего в интересах церкви как института, руководящего обществом, ради того, чтобы она была прочна, едина и безотказно служила интересам своих высших иерархов, обычно вполне земных и узкоэгоистичных людей. До прогресса каждой личности им не то что не было дела – они были против него. Вот так проповедь установления Царствия Божия на Земле, провозглашенная Христом, последовательно искривлялась и приводила людей не в рай, а в ад. Не зря было давным-давно сказано: «Дорога в ад вымощена благими намерениями». Кстати, наша недавняя дорога в «светлое будущее всего человечества – коммунизм» вела туда же.
– М-да, – протянула Галя. – Неужели до сих пор нельзя было этого понять?
– Почему нельзя? Можно. Кое-кто достаточно хорошо понимал, да в том-то и беда, что церковь как монополия, представляющая перед людьми Небесные инстанции, в основном заботилась о своем земном преуспеянии, а не о том, чтобы каждый человек самостоятельно и под свою ответственность перед Богом учился правильно понимать, что Ему угодно получить от этого смертного и чего Он в конце концов обязательно добьется со всей своей Божественной непреклонностью. Церковная практика учреждала коллективную ответственность приходов за послушание каждого прихожанина и вместо просветительного индивидуального воспитания пользовалась исключительно методами внешнего принуждения со стороны коллектива или церковно-государственного террора. А разве хорошее в человека силой вобьешь? Силой вызываешь только стремление к противодействию. Вот все в основном и грешили вместе с церковью, хотя и в ней находились настоящие праведники. Наверно, все это очень скучно выслушивать, тем более, что я не просветитель и не поп.
– Да нет! Ты высказываешь очень важные мысли. Мне совсем не скучно!
– Не скучно? Так слушай. Отчего, по-твоему, во всех конфессиях постоянно возникали какие-то ереси и новые толкования священных книг, угрожающие ортодоксальной идеологии? А все потому, что честно думающие богословы и мыслители не удовлетворялись официальной догмой, если видели ее ошибочность или неэффективность. Но в благодарность за попытки очистить Истину от фальши и познать нечто еще, их только с той или иной жестокостью преследовали и заставляли публично отказываться от своих идей, а чаще просто уничтожали. Массам же это было все равно. Их это не касалось. Так что попытки вовлечь людей в самостоятельный активный поиск праведного пути обычно ни к каким серьезным социальным сдвигам или к сдвигам в церковной практике не приводили. Только некоторым инициативным и страстным новаторам – вроде Мартина Лютера, Яна Гуса или протопопа Аввакума – удавалось всколыхнуть значительные массы соотечественников, а иногда даже иноплеменников, и создать движение своих сторонников против действующей церковной идеологии. Однако даже идущими за такими великими еретиками людьми руководило не столько идейное просветление в мозгах, сколько сочувствие лидерам, задавшим новый социальный или церковный стандарт, чем-то в лучшую сторону отличающийся от прежнего. Сами-то они никак вперед не продвигались.
– Жаль, что о твоих взглядах почти никто не знает, – сказала Галя.
– Не надо жалеть, – возразил Михаил. – Мне было велено думать, искать и писать. А заниматься массовой пропагандой мне Знака Свыше не было. Значит, это уже не мое дело – стараться просветить человечество. Когда-нибудь, скорей всего уже без меня, сделанное мною, возможно, будет пущено в ход. Но пока мне настоятельно рекомендуют не беспокоиться.
– Как рекомендуют?
– Очень просто. Мои попытки опубликовать свои основные работы были пресечены в корне. Значит, мне незачем шустрить, потому что обществу знать это пока еще не нужно.
– Жаль, что ты так думаешь, – повторила Галя.
– Отчего жаль? Что я тут не иду против Божьей Воли?
– А вдруг она совсем не такова, как ты считаешь?
– У меня слишком мало сомнений в правильности сделанного вывода. К тому же я верю, что если бы заблуждался насчет этого, меня бы уже поправили. Поэтому нет смысла рассматривать мою фигуру как судьбоносную в истории Богоспасаемого человечества. Настолько несуразной нескромности у меня действительно нет, хотя я и не умаляю значения своих открытий для самого себя.
– А мне бы ты мог помочь, если бы я попросила?
– Не в такой ли обстановке, как сейчас? – хотел спросить Михаил, но, подумав, сказал другое:
– Если можно будет думать вместе, но не в такой так сказать, исповедальной обстановке, как сейчас, – здесь Михаил постучал ладонью по надувному матрацу под Галей. – То отчего же нет? Но если одной ладонью я буду щупать твою грудь, а другой – исследовать твою промежность, толку, наверное, не будет.
– Фу! Ну зачем все так опошлять?
– Да ничего я не опошляю. Говорю, как есть.
– Ну ладно. Будем считать, что я все-таки выпросила у тебя согласие. Я тебе буду задавать вопросы, а ты мне – давать ответы.
– Нет, не так. Ты мне вопросы, ты себе и ответы, хотя и с моим посильным участием в их подготовке. Кстати, вопросы и я могу тебе задавать.
– Ну, это, наверно, из любопытства, – предположила Галя. – Из любознательности, – поправилась она.
– Все равно ко взаимной пользе, – примирительно сказал Михаил.
Они долго молчали. Наконец, Галя спросила:
А занятия сексом – это не поиски истины? – в ее голосе чувствовался вызов. Михаил как раз поглаживал ей грудь.
– Конечно поиски, – подтвердил он. – А в Тантре – так это даже главный путь к Истине.
– Вот видишь! Значит, все-таки можно совмещать приятное с полезным?
– Видимо, можно. Но достичь цели, опираясь только на секс, без опоры на сознание, а скорей – на сверхсознание, явно нельзя. Вспомни, с какой надеждой люди входят в совокупление – им кажется, что в этой работе перед ними раскрываются чуть ли не двери рая, но, как только они спустят заряд, все возвращается на исходные позиции, и очередные попытки вступить этим путем в Царствие Божие или в Вечное Блаженство – как бы его ни назвать – все равно не приведут к успеху. Для этого надо овладеть своей психической энергией. Тогда только и удастся выйти в Высшие Сферы. А без этого секс служит только средством для получения вожделенных удовольствий, ну, и для деторождения, о котором современные дамы все чаще предпочитают забывать.
– Ты видишь ущербность в том, что у меня нет ребенка?
– Упаси Боже мне за тебя так думать! Это тебе решать – иметь или не иметь! Я только одно могу добавить на этот счет. Простое наблюдение. Когда я заставал у мамы ее пожилых подруг, не имевших детей, в их глазах проскальзывало нечто вроде сожаления, что у них этого нет. Может, я и ошибаюсь, но мне так действительно казалось, глядя на них. Извини за вопрос: а тебе детей никогда не хотелось?
– Пока – нет, – спокойно ответила Галя. – То есть сильно не хотелось, хотя мысли на этот счет порой посещали.
– Значит, ты еще ищешь свою половину. Ищешь и не находишь.
– Можно сказать и так.
Помолчав, она спросила:
– А свою ты нашел?
– Я же тебе говорил еще в тот раз.
– Жаль. Мне бы хотелось видеть свою половину в тебе.
– Вот тебе раз! – несмотря на темноту, Михаил энергично замотал головой из стороны в сторону, отметая от себя такую мысль. – Разве дело в желании? Тут совсем другое – от КОГО отделили ТЕБЯ. Это же никаким желанием не изменить. Остается только принимать то, что есть.
– Да понимаю я! Только смириться трудно. Слушай, а если бы я захотела ребенка от такого, как ты, ты бы помог?
– Для зачатия тебе лучше подобрать кого-нибудь помоложе.
– Толку-то?
– Биологически так было бы правильней.
– Ну, а если бы я попросила, ты бы согласился?
Михаил помрачнел.
– Для меня это слишком сложный поступок, – сухо ответил он.
– Почему? Разве трудно?
– Трудно, хотя речь идет не о постельных трудах.
– Тогда в чем дело?
– Понимаешь, я однажды уже побывал в подобной роли. Тогда казалось – и впрямь, чего мне стоит помочь женщине получить то, что она хочет. Тем более, она ни на что другое от меня не рассчитывала, сказала, что будет растить и воспитывать ребенка сама.
– И что, обманула?
– Ничего не обманула. Но в том-то и фокус, что с зачатием для мужчины совсем не обязательно все заканчивается. После родов женщина оказывается лицом к лицу с проблемой, которую раньше в полной мере себе просто не представляла. Появление у нее на руках ребенка, которого некому, кроме нее, защитить, в то время, когда он такой хрупкий и уязвимый, ввергает ее не то что в испуг, а в самый настоящий панический ужас. Ей страшно оставить его без какой-либо страховки. И о ком она тут может вспомнить? Наверное, прежде всего об отце ребенка. И дело не в том, что она хочет добиться пересмотра прежнего договора в свою пользу – вовсе нет. Она просит для ребенка. Это он взыскует участие отца. И вот тогда ты начинаешь
