Буря - Зина Кузнецова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я растерялась, не зная, куда себя деть, но тут на помощь пришел дядя Костя.
– Так, так! Начали они мне тут! Давайте хоть в праздник ссориться не будем! – бодро сказал он. – Вер, тащи игрушки, будем елку украшать!
Мы с Аней залезли в шкаф и вдвоем достали огромную старую коробку с новогодними игрушками. Я включила музыку на телефоне, и квартиру заполнил торжественный голос Фрэнка Синатры: Let it snow! Let it snow! Let it snow! Песни заглушили нервное и грустное бренчание посуды на кухне.
Я старалась не думать о странной ссоре родителей и с удовольствием слушала детское щебетание Ани.
Папа с дядей Костей, одетые в джинсы и домашние свитеры с оленями, сидели на диване и тихо обсуждали какие-то дела. Иногда, когда уставала от Аниной болтовни, я переключала внимание на их диалог.
– Звонит недавно один, – говорил дядя Костя, – спрашивает, битая или нет. Я, естественно, говорю, что нет.
– Слушай, врешь и не краснеешь! – засмеялся папа.
– Не наеб… – Дядя Костя осекся, глядя на нас с Аней, и исправился: – Ну, не обманешь, не проживешь. Если я всем покупателям буду говорить, что три раза на этой тачке перевернулся и что она уже на последнем издыхании, то вообще никогда ее не продам. А так всю информацию почистил, парни в гараже мне ее подлатали.
– Если ты ее все-таки впаришь кому-то, я начну верить в новогодние чудеса, – сказал папа.
Вдруг раздалась писклявая противная мелодия – зазвонил телефон у дяди Кости.
– О! – сказал он. – Покупатель!
Дядя Костя встал и вышел из комнаты, но я успела услышать, как он ответил на звонок:
– И вас с наступающим! Да, конечно, еще продаю. Машина абсолютно нормальная, не битая, на ходу. Да что вы! Еще двадцать лет прослужит!
Мне стало тошно, и я погрузилась в себя.
– Вер! Ну Вер! – толкнула меня Аня.
Я вздрогнула и вернулась к украшению елки.
– Ох, какая красота у вас получается! – сказал папа.
Мне не хотелось говорить ни с папой, ни с дядей Костей, поэтому я только кивнула. Папа моей отстраненности не заметил.
Наша квартира и мысли о семье вдруг перестали греть меня своим уютом, и я подумала: «Может, и правда уйти к Пете праздновать Новый год?» Но тут в комнату вошла мама со свежеиспеченным имбирным печеньем.
– О, вкуснотища какая! – сказал папа.
Мама улыбнулась ему, и у меня будто камень с плеч упал. Сразу стало легко и хорошо. Я подскочила к тарелке, слопала несколько печенек, обнялась с мамой, подставляя под ее ласковые руки свою голову, и жизнь заиграла новыми красками.
«Нет! Никуда я не пойду! Дома, с семьей!» – билась в голове радостная мысль, когда мы с Аней вернулись к украшению елки.
В десятом часу вечера, выйдя из душа, я протерла запотевшее зеркало и рассмотрела свое покрасневшее от жара лицо. Впервые после операции и больницы у меня появилось желание накраситься.
Вдруг в дверь постучали.
– Вер, пошевеливайся! Скоро за стол будем садиться! – сказала мама.
Я вышла из ванной, прошмыгнула в свою комнату, где меня ждала неутомимая Аня, и надела праздничное платье.
Когда в одиннадцать часов мы стали рассаживаться за столом, я все еще боялась, что сейчас снова кто-то из родителей взорвется и ощущение покоя и уюта будет потеряно навсегда, но дневное напряжение спало, и мама с папой говорили как ни в чем не бывало. Когда мама переоделась в нарядное платье, папа даже сделал ей комплимент. «Ну, слава богу, – подумала я. – Пусть так и будет, хорошо и спокойно».
Около полуночи Петя скинул мне фотографию их новогоднего стола, потом – нарядного себя. Я отправила ему сердце, а он мне в ответ написал: «Этот год был лучшим, потому что я решился тебя поцеловать».
Уже загадывая желание ровно в полночь под бой курантов, я подумала: «Вот бы всегда было так хорошо и спокойно. Не нужно никаких бурь».
Часть 2
14
В школе мы не скрывали своих чувств. Первое время после январских каникул старшеклассники гудели, обсуждая меня и Петю, но очень скоро все привыкли. Петя настоял на том, чтобы в столовой я сидела за столом их компании. Я сначала отнекивалась, боясь, что его друзья меня не примут, но он все же убедил меня попробовать и оказался прав: мне просто нужно было чуть больше времени, чтобы стать своей.
Петины друзья терпеливо ждали, когда пройдет моя стеснительность, всегда слушали, когда я подавала голос, поддерживали мои шутки, и к концу зимы я совсем расслабилась рядом с ними, а с одной из девушек, Светой, даже стала крепко дружить. Мне не хватало такой девчачьей близости, которая у меня была с Леной и которую нам не удалось сохранить, когда она уехала. Была еще общительная и милая Катя. Но ее шумный чрезмерный энтузиазм не уживался с моим стремлением к покою, поэтому близкая дружба нас не связала. Зато со Светой мы нашли друг друга.
Света мне нравилась своей отзывчивостью и добротой, а ее кудрявое каре с подвитыми внутрь кончиками еще больше смягчало весь ее образ. Мы сошлись на любви к красоте. Света была единственной, кто мог выдержать мои долгие прогулки по городу со «Сменой» в поисках одного-единственного уникального и неповторимого кадра. Во время прогулок мы много говорили о личном, шутили, и вдруг я ощутила, что рядом с ней куда-то девался этот дымчатый ужас, надоедливая тревога, которая вечно летала за мной и готова была напрыгнуть в любой момент.
Не складывались отношения только с Марком. Причем сложно было сказать почему. Не то чтобы мы друг другу не нравились или открыто ругались, просто, скорее, не понимали друг друга: в компании наши реплики часто противоречили друг другу, в споре мы всегда занимали разные позиции, и иногда Марк делал выпады в мою сторону, на которые я не знала как реагировать. Ничего обидного он не говорил, но задеть так, что становилось неприятно, мог. Я часто анализировала, в какой момент наши отношения из нейтральных скатились в минусовые, и раз за разом в своих размышлениях возвращалась к одному воспоминанию.
В тот день Петя стоял перед выбором, провести день со мной в парке, пока я фотографирую прохожих, или поехать на дачу с друзьями.
– Останься со мной, – попросила я, – мы погуляем, выпьем какао. Здо́рово будет.
Он улыбнулся, притянул меня к себе и
