Темнотвари - Сьон Сигурдссон

Он услышал, как скрипит ракушечный песок. Рядом с его головой опустилась нога, обутая в сапог. Йоунас посмотрел вверх. Над ним стоял тот человек. Его лодка покачивалась среди водорослей. А больше от видения ничего не осталось. Человек да лодка. Вот и всё. Небо и море снова обрели свой настоящий цвет. Если смотреть с того места, где лежал Йоунас, тот человек был обрамлён облаками. Чем ниже они были, тем больше темнели. Орала чайка-клуша. Скоро быть дождю.

Приезжий протянул Йоунасу руку. Рука была изящная, в форме лопаточки. На среднем пальце блестел серебряный перстень, украшенный резными буквами. Йоунас принял руку. Тот человек поднял его на ноги. Не отпуская ладони, он с любопытством посмотрел на него и произнёс:

– Здравствуй, Йоун Гвюдмюндссон Учёный.

Йоунас не послал ему ответного взгляда. Он был слишком поглощён разгадыванием надписи на перстне и как будто не слышал, что тот человек назвал его не тем именем. Он холодно ответил на приветствие:

– Ну, здравствуй, сам…

Не успел Йоунас прочитать всё слово на перстне целиком, как тот человек выпустил его руку. Он отвернулся от Йоунаса и решительно произнёс:

– Я приплыл за тобой. Собирайся в дорогу.

Йоунас прекратил стряхивать с себя песок. Он не ослышался? Он свободен? А тот человек продолжал:

– Возьми с собой свои свинцовые карандаши и ножи для резьбы, они тебе пригодятся там, где ты будешь зимой.

– А где это?

– Ты едешь в Копенгаген…

Сердце Йоунаса вздрогнуло, он подпрыгнул на месте. Поторопился к хижине с криком:

– Сигрид, мы уезжаем! Нас освободили!

Но Сигрид Тоуроульвсдоттир там не было. Йоунас окинул всё вокруг взглядом. Вскочил на склон над хижиной. Оттуда был виден весь остров. Сигрид нигде не было. Он звал её по имени, и снова, и снова. На приливной полосе человек склонился над своей лодкой. Он не обратил на Йоунаса внимания. Йоунас подбежал к нему, схватил за кафтан и начал орать:

– Где она, что ты с ней сделал?

Тот человек не ответил. Он не отрывал взгляда от своего занятия. Неторопливо заткнул одно весло в трещину в средней скамье. Оно встало там прочно, как мачта. Йоунасу такое обращение с предметами показалось занятным, и он на миг ослабил свой пыл. Тогда тот человек смог вставить фразу:

– Делай, как я тебя прошу, собирай вещи.

– А моя Сигрид?

Приезжий повернулся. И тут Йоунас впервые взглянул ему в лицо. И попятился. У гостя была довольно-таки маленькая голова, лицо книзу сужалось, росли усы, борода и бакенбарды до середины щёк. На глазах у него мерцали два стёклышка, чтоб лучше видеть. Они были оправлены в рамку, закреплённую за ушами[25]. Йоунас наклонился вперёд, чтоб лучше рассмотреть это снаряжение. Тут человек вытянул левую руку. Он схватил Йоунаса за рубашку и подтащил островитянина к себе. Он крепко прижался ртом к его уху и тихим голосом проговорил:

– Сигрид стоит в дверях хижины. Ты ещё пребываешь в своём откровении и не можешь её увидеть.

Йоунас обернулся. Краем глаза увидел, что так и есть: в дверях хижины никого. Его ноги подкосились, в кишечнике снова начались спазмы, голова закружилась. Ему бы прилечь, свернуться на песке. Тот человек усилил хватку, продолжая держать Йоунаса за рубашку в вертикальном положении, и прошептал:

– Но мы гарантируем, что она будет на месте, когда ты вернёшься…

Правой рукой он раскрыл рубашку на груди. Вытянул пальцы, молниеносно провёл холеными ногтями по ребру в правом боку Йоунаса – пятом, не важно, считать ли от верху или от низу, – и так взрезал кожу и плоть до самой кости, от груди к спине, и там отломал ребро от позвоночника, а потом резко потянул за него, так что его передний конец оторвался от хряща, которым крепился к грудине. Хотя из раны фонтаном забила кровь, стекая по пальцам того человека, по тыльной стороне ладони, и до самого запястья, Йоунас не почувствовал боли. Тот человек сунул кость ему под нос. Ребро было жирнее, чем ожидал Йоунас. Это лето выдалось для них с Сигрид удачным. Из стада тюленей, устроивших лежбище на южной стороне острова, ему удалось выманить девятимесячного детёныша. Это была хорошая пища. Они съели от него больше, чем собирались, а на зиму запасли меньше. Йоунаса повеселило, как много тюленьего жира перешло от того белька в него самого.

Тот человек выкинул ребро:

– Вот здесь она и останется!

Кость ударилась о двери хижины, отскочила от них, отлетела на вересковую полянку близ тропки позади хижины и осталась неподвижно лежать там. Тот человек отпустил Йоунаса, вынул белый носовой платок и принялся отирать с руки кровь:

– Давай, поторапливайся…

Йоунас потвёрже встал на прибрежной гальке. Он пощупал свою рану – та заросла, остался лишь розоватый шрам и впадина там, где было ребро. Йоунас застегнул пуговицы. Он поспешил в хижину. Длинные носки, нижнюю рубаху, портки до колен, свитер, шапку-балаклаву и двупалые варежки запихал в заплечный мешок. Письменные принадлежности, ножи для резьбы, чистые листы, крошечная коробочка кубической формы из тюленьей кости и книжица величиной не больше ладони – отправились в наплечную суму. Это всё, что у него нашлось для предстоящей долгой поездки. Йоунас надел кожаную шляпу. Тот человек стоял у лодки, готовый помочь пассажиру взойти на борт. А Йоунас шагал по тропинке к берегу. Когда он дошёл до места, где валялось среди вереска его ребро, то не удержался. Упал на четвереньки и стал покрывать свою кость горячими, мокрыми от слёз поцелуями:

– Милая моя хорошая жёнушка, дражайшая супруга, мать моих детей. Сигрид Тоуроульвсдоттир, да благословит тебя Господь и да защитит в твоём одиночестве, в том состоянии, которое неестественно для любой женщины: без руководства мужчины… Да сохранит он тебя и услышит твои вдовьи молитвы, если я достанусь в добычу пиратам… Да укрепит он дух твой в страхе твоём, если ты проведаешь, что из-за происков недоброжелателей я угодил в рабство… Да утешит он тебя, если меня пронзит оружие разбойников… Да заключит он тебя в свои безгранично ласковые объятия, если лютый морской змей обовьётся вокруг везущего меня судна и разобьёт его в щепки, и все погибнут, и я тоже… Да сжалится он над нами и позволит нам вновь свидеться в его просторных небесных чертогах, если ему станет отвратительна людская несправедливость, и он размечет в клочья всё мироздание, пока нас разлучают моря и земли, пока ты здесь, а я всё ещё там… Его отеческий лик да бдит над тобой…

Быстро потемнело,