Темнотвари - Сьон Сигурдссон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И теперь дни проходили за беседами о рунах и старинной исландской поэзии. Оле Ворм загадывал Йоунасу различные загадки о дщерях Снорри Стурлусона – «Эдде» и «Скальде»[28], и тот немедленно отвечал на них. Год назад Оле издал историю рунического искусства – труд «Danica literatura 131 & antiqvissima, vulgo Gothica dicta» и сейчас нашёл подтверждение своей догадке, что в нём многое было неправильно и неясно. Но у ректора университета было и множество других забот, кроме выцеживания знаний из Йоунаса – и таким образом последний получил возможность понаблюдать за работой естественнонаучного музея и кунсткамеры Ворма – Museum Wormianum. Там было собрано большое множество органических образцов и вещей, имевших отношение к научным интересам коллекционера: врачебному искусству, науке о древностях, философии, зоологии, геологии, ботанике, – а также произведений искусства и антиквариата. Когорта избранных – любимых студентов ректора трудилась над классификацией коллекции, расставляла экспонаты по полкам и комодам, вешала на стены или под потолочную балку или выставляла на обозрение на специально возведённых помостах. Йоунас впервые собственными глазами узрел многие из тех диковинок, о которых прежде лишь читал в книгах: там были большие кораллы, страусовы яйца, шкурки леммингов и окаменевшие драконьи зубы, – а музей этот был самым большим подобным музеем в мире, и особенность его заключалась в том, что в нём царили строжайшие научные требования, а не падкость на блеск да детская страсть к собирательству, какая бывает у курфюрстов и королев. Оле Ворм готовил издание каталога своего музея, и студенты, не покладая рук, записывали названия и происхождение экспонатов, всё по продуманной системе директора музея, а также отыскивали их изображения в более старых научных трудах и извлекали изображения других, никогда не появлявшиеся в печати. Но эта молодёжь владела искусством рисования в разной степени, так что иллюстрирование этого труда продвигалось медленнее, чем должно было бы. И так до тех пор, пока один из студентов не застал в книгохранилище Йоунаса Учёного, который сидел один со своими красками и развлекался копированием изображения одетой в платье бородатой женщины из книги Альдрованди «Monstrorum historia», и, разумеется, получалось у него отменно. Его тотчас отрядили делать зарисовки свинцом, а чернилами иллюстрации завершали уже другие. Оле хвалил своих музейщиков за то, что они стали успевать больше, а качество рисунков стало лучше, а у Йоунаса появилась возможность трудиться над своими чудесными работами, а наряду с этим тщательно разглядывать экспонаты и книги Ворма. И так продолжалось, пока не пришла пора каталогизировать вещь, хранившуюся в запертом шкафу в кабинете естествоиспытателя. Эта ценность была внесена в музей с большой помпой – вплоть до того, что к дверям приставили двух королевских гвардейцев с копьями. Она была добрых пяти локтей в длину, завёрнутая в багровое бархатное полотнище, вышитое золотом, с вензелем Кристиана IV, и, разумеется, светило науки сам следил за тем, как с ней обращались и как заносили в каталог: её ему одолжили для изучения из личной коллекции самого короля. Студенты столпились вокруг длинного смотрового стола, чтоб взглянуть, как Оле проводит рукой в перчатке по бархату и ловко вынимает из-под него роскошный рог единорога. И этот экземпляр украшения головы пугливого зверя был не простой: он ещё держался на обломке черепа. У присутствующих захватило дух: от единорогов редко находили что-либо, кроме роскошно завитого рога, другие кости попадались исключительно редко, и учёные были в основном согласны, что экземпляры из музеев – подделки. А здесь – кусок лба и макушки этого зверя, которые можно сопоставить с головами других парнокопытных: ведь самым близким родичем единорога считали козерога.
Тут Йоунас Паульмасон Учёный расхохотался и всё никак не мог уняться. Короткие ноги поддались под его сотрясающимся туловищем, он повалился на пол и лежал там, и смеялся навзрыд. Студенты переглядывались: они привыкли, что Йоунас способен выкинуть что угодно: он обычно мурчал себе под нос, часто выкрикивал в воздух полузаконченные фразы, – но подобное поведение было уже крайностью: оно и чудовищно, и неуместно в присутствии ректора и собственности короля. И гвардейцы, видевшие Йоунаса впервые, но не уступавшие студентам в умении выявлять сумасшедших, забеспокоились и покрепче сжали свои копья. Все ждали реакции мудрого и тактичного, но строгого прецептора Оле Ворма. Он отошёл от стола, встал рядом со смеющимся, наклонил голову, нахмурил брови, обхватил рукой бороду и пригладил её до самой груди, словно наблюдал исключительный случай какой-нибудь болезни.
После долгого раздумья учёный муж выпрямился и произнёс:
– Да, я ведь подозревал…
А потом и его разобрал неудержимый смех. Он нагнулся, протянул Йоунасу руку и помог ему встать, между приступами хохота выкрикивая:
– Конечно, ну, конечно!
Прыская от хохота, он велел своим помощникам завернуть рог и снова отнести в его кабинет. После этого Оле и Йоунас со смехом скрылись в нём. Студенты повторяли за своим учителем: «Конечно, ну, конечно!» – но, разумеется, не знали, что стоит за этим возгласом. И всё же они могли быть уверены в одном: приступ хохота, поразивший их учителя, мог говорить о том, что он сделал значительное открытие. Ворм был таким мудрецом, что никогда не веселился сильнее, чем когда обнаруживал, что сам был неправ.
* * *
Возможно, это слишком сильно сказано – что, мол, rektor Olaus Wormeus, Doctor Medicinæ in Academia Hafniæ Professor Publicus[29] заблуждался насчёт существования единорога. Некоторое время его посещали сомнения о происхождении и сущности этих восхитительных рогов. Он принялся размышлять, отчего в последнее время так мало людей
