Ветер истории - Владимир Шилкин

Собственно на этом первый день занятий и закончился. Мы, кто сам, кто с помощью подтянувшихся к назначенному времени санитаров выползли наружу и не меньше часа еще обсуждали уроки и саму учительницу. Клим признался, что в учении не нуждается, а явился из опытности. В госпитале он лежал не впервые и как это может быть скучно знал не понаслышке. В общем, день удался.

Так мое лечение и продолжалось дальше. Учеба дальше шла довольно интенсивно. Занятия со второго дня стали длительными и занимали все время от обеда до ужина. Впрочем, никто не жаловался. Порой даже офицеры забредали к нам "освежить подзабытые знания". Сидели тихонько сзади, никому не мешая и с умным видом глазели на учительницу. Подтягивались они обычно на уроки литературы, в надежде на очередную декламацию. Других развлечений в госпитале не было.

Обещанный санитарный поезд действительно прибыл и туда даже переправили выздоравливающих из тех, кого ранее выпроводили в расположение батальонов. Остальные почему-то оставались на местах да и сам поезд никуда ехать не спешил. Народ лениво судачил об этом, выдвигая разные гипотезы, а я полностью сосредоточился на учебе – переучиваться на новую грамматику оказалось неожиданно трудно. Да и Сашенька немилосердно подкидывала мне "домашку", предварительно вручив учебник из своих запасов. Зачем она притащила их с собой на фронт осталось для меня тайной покрытой мраком. Наверное, сама не успела отойти от учебы и расстаться с учебником ей было просто страшно – вдруг контрольная, а готовиться не по чему.

Так сражаясь с ятями и фетами, я не сразу заметил нездоровую суету в госпитале. Она началась молча и как-то исподволь. Отправлялись в поезд лишние пациенты, выносился какой-то хлам, профессор прошелся по всем помещениям и надавал кучу указаний. К чему-то явно готовились, но к чему – не говорили. Слухи это породило самые разные и обсуждали их горячо и азартно. Я для себя вывод сделал однозначный – готовится посещение госпиталя каким-то важным чином. Возможно командующий фронтом даже будет, а может и набег каких-то сливок общества из элитных гражданских. Как я понял из разговоров и газет это нынче модно. Ездили по госпиталям и весьма высокопоставленные особы и их супруги. Даже какие-то великие княжны наведывались, а уж графини и просто княгини отмечались в светско-патриотической хронике чуть ли не каждый день. До нашего госпиталя, правда, эта мода пока никого, кроме местных жертвователей не доводила, но похоже на этот раз посещения аристократии не миновать. Собственно к этой мысли склонялись и другие спорщики, а споры шли о том, кто именно нас посетит. Вычислить это пытались по тонким приметам подготовки мне лично совершенно не ведомым. Да мне, в принципе, было без разницы кто приедет. Ну разве что поглазеть на настоящую графиню было любопытно.

Настроения резко изменились, когда в госпитале появился Полковник. Его имя осталось неизвестным, равно как и его должность. Он долго сидел в кабинете профессора, а по слухам посещал и генерала. Потом он ходил по палатам и вел задушевные беседы с некоторыми раненными, причем умудрился, вопреки приличиям и уставу, ни разу не представиться. Был этот полковник странным. Ходил бесшумно, манеру общения держал задушевно-панибратскую и нервировало это всех до жути. Я лично так и не понял, кого он мне напоминал больше, замполита или особиста. После каждого разговора, выйдя из палаты или, в моем случае свернув за угол, он делал пометки в блокноте. Поскольку все помещения были забиты людьми, каждый раз за этой процедурой наблюдало несколько человек. По госпиталю поползли шепотки. Штабс-капитан Норманов и вовсе заявил, что однажды ему довелось пережить посещение императора, но ничего подобного он не помнит.

На следующий день Полковник пропал, но санитары сообщили, что он опять был у генерала. В госпитале же началась странная суматоха. В тот же день большую часть пациентов отправили в поезд, а из поезда привезли несколько раненых обратно. К вечеру прибыл портной из городка и сообщив, что по просьбе генерала будет строить новые мундиры пострадавшим за Отечество героям, снял мерки с этих героев. Правда, не со всех, а только с избранных по списку принесенным портным с собой.

Само собой, это породило новый взрыв споров и пересудов. Заметил я и новое в солдатских и офицерских спорах – люди совершенно перестали упоминать царя. Интересоваться политикой, вообще-то было запрещено, но Николаю косточки перемывали каждый в своем кругу регулярно. Недовольны им были все. Офицеры ругали за слабость и потворство казнокрадам и смутьянам. Солдаты – за царицу-шпионку и войну вообще. Тут же как отрубило. Напряжение и интрига зрели, пока я по недомыслию не высказал вслух то, о чем все остальные догадывались.

Слушая очередной спор о новых мундирах, я ляпнул

— По-моему просто готовятся к торжественному награждению отличившихся в последних боях, а судя по масштабу подготовки награждать будет сам император.

На меня уставились как на дурака. Потом один унтер по секрету объяснил мне, что вслух о награждениях такого уровня лучше не говорить, чтобы не сглазить. Я проникся значимостью предстоящего события и впредь молчал как Герасим.

Портной проявил чудеса производительности, построив за два дня больше трех десятков мундиров. Хотя, скорее всего, там целая команда работала. Впрочем, какая разница, если мундиры были хороши даже, по мнению самого привередливого из обитателей госпиталя – капитана Швартца. Он был столичным жителем из весьма обеспеченной семьи и только какая-то мутная история помешала ему попасть в гвардию. Другие офицеры его не любили за нелепую снисходительность в общении, но к его мнению о модных тенденциях прислушивались.

Мне мундир тоже достался, причем уже с погонами подпрапощика. Окружающие тут же начали поздравлять, но от традиционной проставки я отвертелся, сославшись на отсутствие официального приказа. Чтобы не выглядеть нелепо, мундир я решил немного поносить. Так и чувствуешь себя в обжитой одежде увереннее и сидеть она начинает как-то естественнее. Собственно в новой форме красовались почти все удостоившиеся. Мне даже сделали замечание за то, что награды сразу не повесил. Все новомундирники ходили выпятив грудь в ожидании, теперь уж неминуемых наград, а кто не мог ходить, пытались выпячивать грудь лежа или сидя. Вечером, по дороге к сортиру, я даже заметил одного из молодых офицеров, отрабатывающего строевые приемы в укромном уголке. Сделал вид, что не заметил. Парню всего девятнадцать и смущается он и так регулярно.

И вот великий день настал! Прибывший генерал в сопровождении профессора, обошел палаты и сообщил о предстоящей великой чести за два часа до появления государя. Большинство сразу бросилось проверять уже давно проверенное и перепроверенное, некоторые демонстративно равнодушно продолжали заниматься своими делами, но все равно было заметно, что тоже ждут.

Император проявил королевскую вежливость, прибыв строго в назначенное время.

По коридору пробежала молоденькая сестра милосердия и с восторженным испугом пропищала.

— Идет, идет, государь идет! Сам!

— А то бы не догадались, что не несут, — буркнул я себе под нос и на всякий случай осмотрел идеально сидящий мундир. Вроде придраться не к чему, а то царь-то может и не заметит, а вот свои отцы-командиры в порошок сотрут.

Все сестрички дружно прилипли к окнам, а офицеры сдували невидимые пылинки и расправляли несуществующие складки. Как к императору ни относись, но выглядеть неподобающе недопустимо. Даже намек на недостаточную бравость или того хуже, неряшливость, ставит под вопрос честь не только самого офицера, но полка.

Для пущего порядка всех раненых героев поделили на лежачих и стоячих, чтобы каждая палата приветствовала Государя Всея Руси единым строем, пусть даже это строй коек. Лежачим вообще проще, строиться не надо, прихорашиваться тоже не надо. Лежи себе да лицо героически-верноподданное делай. Даже награды им вешают не на грудь, а на одеяло. Мы сидели в ожидании своей очереди и прислушивались к дружному реву приветствий, доносящимся через двери. Вот проорали в третий раз, значит следующая палата – наша.

Встали, отдернули френчи и не спеша выстроились. Могли бы и в халатах встречать, как это и положено традицией, но новенькая форма манила. Вот и решили встречать при полном параде. Ждем. Вот дверь распахивается и входит он – Его Императорское Величество, Хозяин Земли Русской, Царь Всея Руси, Король Польский, Эмир Бухарский и много-много всего еще, что я мог обозначить только словом "прочая". Ну не знал я титула не то что целиком, а вообще никак.

— Здравствуйте, господа! — проникновенно произнес Николай, оглядев наш куцый строй.

— Здрав-ав-ав-ав-во! — рявкнули мы в ответ и продолжили строго по уставу есть начальство глазами.