Перстень Рыболова - Анна Сеничева

Селезень, который принял обмен любезностями за чистую монету и остался весьма доволен встречей, взял Расина под руку.

– Вот сейчас бы и чарку за знакомство, – сказал он. – Самое время.

– Успеется. А где бы ты посоветовал?

– Я все там же столуюсь – на Проездной рыбной улице, против часовни. Лоран больше в «Золоченый вертел» захаживает.

«Неплохо для стражника», – мелькнуло у Расина.

Они миновали Мраморный дом, и вышли под арку на улицу Доброго улова, где над каждой дверью вырезаны или нарисованы были фигурки рыб. Князь, разглядывая морских окуней, камсу, белуг, палтусов, вспоминал, кто жил в этих домах, спрашивал, Леккад рассказывал.

С Доброго улова вышли на Гаванский спуск, густо заросший лиственницами и старыми кустами сирени. Откуда-то донеслись мелодичные, тонкие удары часов, вслед за тем еле слышно полилась старинная мелодия лафийского морского гимна.

– Гильдейская торговая школа, – вполголоса сказал Расин.

– Что? – переспросил Леккад, оторвавшись от своего рассказа.

– Часы бьют на башне гильдейской школы, – повторил князь. – И фальшивят немного, как раньше. Так и не настроили… Что сейчас в том доме?

– Да купцов учат, как и прежде.

– Зайдем, Леккад.

Башенка часов с розеткой и разноцветным циферблатом выступала из зелени сада. Над ней весело полоскался флаг городской торговой гильдии.

В школе, которой лет было за сотню, преподавали основы навигации, ведение счетов, историю, наречия и нравы краев Светломорья. Почетными гостями были здесь при жизни родители Расина, служившие посланниками, и сын частенько лазил на задворках особняка, играя во «взятие корабля пиратами». Хотя играть запрещалось: от школы было рукой подать до Мальтиада – тайной гавани, куда вставали на якорь особые корабли. В саду рос великанище вяз, на котором Расин когда-то вырезал свое имя, присовокупив к нему разные титулы, правдивые и вымышленные.

Все это князь вспомнил так ясно, будто только вчера сидел под вязом и ковырял шершавую кору. И так же сильно захотелось зайти в тот сад – глянуть, жив ли еще старый исполин.

– Постой, Леккад, я сейчас, одна нога здесь, другая там, – сказал Расин и шагнул на тропку, выползавшую из кустов.

К его радости, здесь почти ничего не изменилось. Особняк подновили, выкрасив в новый цвет, и освежили мозаичное панно над входом, изображавшее карту Архипелагов. За садом по-прежнему не следили, и ему это шло на пользу – разросся, прямо целый лес. Старый вяз стоял там же. Расин глянул на него и застыл.

Под деревом сидел на корточках человек в одежде стражника – синяя куртка, из разрезов которой торчала серая ткань, и закрывал плащом лежавшее на земле тело. Из-под плаща виднелись те же цвета городской стражи.

Князь шевельнулся. Под ногой хрустнул сучок, и стражник вскинул голову.

– Кто такой? – грозно спросил он.

Расин приблизился, не сводя взгляда с мертвого.

– Что случилось?

– Что бы ни случилось, разберемся без вас, сударь, идите своей дорогой!

– Не хотите говорить мне, скажете Леккаду. А я послушаю.

Стражник изменился в лице, но тут же резво вскочил – к ним торопливо, продираясь через кусты, шел сам Селезень. Встав около, он засунул большие пальцы под ремень и засопел.

– Дал и , – обратился он к стражнику. – Рассказывай.

Услышав старинное имя, Расин впервые внимательно посмотрел на того, к кому Селезень обратился. Так и есть – тоже Асфеллот, хотя не такой заметный, как Лоран.

– Не из моего отряда, – начал Дали. – Из ночного десятка, час назад его у гавани встретил. Спросил – почему здесь, он ответил, что на Гаванском спуске встреча назначена. Вроде кому-то деньги собирался вернуть. Потом я крик услышал, прибежал – все, – стражник кивнул на тело. – Я послал за Лораном, чтобы доложить.

– Пусть откроет плащ и покажет рану, – так, чтобы слышал только Селезень, сказал князь.

– Я знаю, что делать, Расин!

– Сейчас же.

Леккад, багровея, повернулся к Расину и схватил его за пуговицу.

– Ваша светлость, подмогу ценю, но без советов как-то раньше обходился! – свистящим шепотом сказал он. – Я своим доверять привык, и прошу… прошу…

– Не вмешиваться не в свое дело, так?

– Именно!

– Я учту, Леккад, – краем глаза князь заметил, как шевельнулись кусты у стены, и тут же в траве ярко сверкнуло. Дали поднял с земли кинжал, какие носила стража. Клинок был чистым.

«Его здесь не было, – пронеслось в голове Расина. – Не было, трава невысокая, затеряться негде, я бы увидел…»

– Дождешься Ласси – передай, чтобы вечером был у меня. – Дали кивнул. – Извините, Расин, но я вас сопровождать не смогу.

Князь кивнул и двинулся вон из сада.

Выйдя снова на Гаванский спуск, он постоял на улочке, успокаиваясь. Строго говоря, Леккад прав, упрекать Селезня не в чем – князь бы первый дал от ворот поворот всякому, кто позволил бы себе сунуть нос в его дела. А пока Расин ничего определенного сказать не мог.

«Неужели мне глаза застит, – неожиданно подумал он, – и я врагов ищу на пустом месте… Но до чего же гадко все это…»

«В каких-то делах чувства – плохой советчик, – часто повторял Фиу Лэм. – А вот чутье – во всех делах хороший». Только как отличить одно от другого, чародей не говорил. Видимо, считал это вполне очевидным.

А ведь у стражника на поясе болтались пустые ножны… И клинка рядом не было.

Кинжал, который поднял Дали, и вправду был не его. Свой он вытащил из-под плаща, которым укрыл тело. Клинок был в крови по самую рукоять.

– Ты все слышал? – коротко спросил стражник, обернувшись к кустам.

За кустами, на ступенях дровяного сарая сидел Лоран. Он потер подбородок и кивнул. Встал и подошел к приятелю.

– Еле развязались, – сказал он. – Что вы с ним не поделили?

– Новичок. Сунулся в Мальтиад, – Ласси вздрогнул, – а ты сам знаешь, чей корабль там стоит.

– Он увидел?

– Там бы только слепой не увидел. А приказа на стоянку в гавани не было. Он и ринулся Селезню докладывать, я едва уговорил повременить. – Дали вытер свой клинок о траву. – Кто это был, со стариком?

– Королевский племянничек, будь неладен. Принесло на нашу голову.

Дали удивленно поднял голову.

– То-то я смотрю, лицо знакомое! Будто Серен-покойник. И зачем пожаловал?

– Видимо, тоска заела по родным берегам. Гм… А ведь он твои пустые ножны увидел, Дали. И Селезню что-то на ухо сказал – видно, рану велел посмотреть. Твои люди далеко?

Второй Асфеллот кивнул головой в сторону Мальтиада.

– Через минуту должны быть.

– Давай-ка бегом двоих в городской одежде. Княжич вроде в сторону Приморского рынка пошел, пока будет по Гаванскому спуску бродить, они догнать успеют. – У Дали округлились глаза. – Чего вылупился? Нет, пока только следом походят, поглядят, что делал, куда ходил, с кем. Вечером расскажешь. Все понял? Исполняй.

VI

Дали разделался со стражником бесшумно и умело, потому был уверен, что свидетелей не будет. Однако он ошибся. Все происшедшее под старым вязом видел один-единственный человек, который накануне вечером забрался на чердак особняка покопаться в рухляди, и остался там ночевать. Он видел все, от начала до конца, из крохотного окошка. Потом с не меньшим вниманием и тревогой наблюдал продолжение. Взгляд его с отвращением перебежал с одного Асфеллота на другого, метнулся мимо Селезня и остановился на Расине. Пришелец рассматривал князя с возраставшим удивлением, затем отодвинулся от оконца и в раздумье присел на краешек поломанного стула. Вдруг он вскочил, точно его подбросило, и кинулся к черному ходу, которым попал на чердак.

…Расин стоял перед гончарной палаткой на Гаванском спуске, где рядами расставлены были горшки, крынки и плошки, а сам краем глаза наблюдал за нищим, который тряс на углу своей кружкой для подаяний.

«Если он и сейчас поплетется за мной, значит – не показалось, – думал князь. – Упитанный какой нищеброд, у меня бы живо работать отправился…»

Он отошел от палатки, спустился в погребок, где торговали вялеными фруктами и орехами – старый погребок, знакомый еще с детства. Там, на его памяти, был второй ход, весьма удобный для побегов от воспитателей.

Ход и вправду остался, им Расин и вышел на другую сторону улицы. Там прислонился к стене, не сводя глаз с подозрительного нищего.

Тот терпеливо стоял на малолюдной улочке, не обращая внимания на прохожих, звенел медью в кружке, а когда князь, как ему показалось, уж слишком задержался, приблизился к погребку и глянул в оконце. Расин усмехнулся.

Бросив воробьям горсть орехов, он осмотрелся, взобрался по карнизу на плоскую крышу сарайчика; оттуда спрыгнул на задний двор, вспугнув кур. Через низкую калитку вышел на Глухую рыбную улицу, откуда с Гаванского спуска прямым путем поворотов пять, да и был таков.

Слежку Расин распознал сразу, но решил, что к нему прицепилось обычное гаванское жулье, приметившее нового человека, да еще одетого на чужеземный манер. На Лорана и не подумал.