Русский диссонанс. От Топорова и Уэльбека до Робины Куртин: беседы и прочтения, эссе, статьи, рецензии, интервью-рокировки, фишки - Наталья Федоровна Рубанова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
2019, для «ВМ»
Денис Драгунский[36]
«У меня был большой опыт „застольного рассказчика“»
Познакомились мы с ДД на одном литвечере: там, в библиотеке, я публично распекла младых аффторов, мнящих себя писателями, – «особо одаренные» оскорбились, ну а с ДД мы вскоре почти сдружились, если подобное слово позволительно. Дарили друг другу свои книги, гуляли по московским бульварам, захаживали в кафе «Венеция», и не только. Денис Викторович невероятно чуткий персонаж – и ничего ему не нужно объяснять, ничегошеньки: так бывает. Его эрудиция порой изумляет, а еще с ним можно обсценную: легко. Что ж, сын своего отца! Более 60 лет назад впервые были опубликованы «Денискины рассказы» Виктора Драгунского, ставшие любимой книжкой множества киндеров. На моей книжной полке она тоже есть. Просто потому, что «он живой и светится».
* * *Наталья Рубанова: Как повлияли на вашу жизнь «Денискины рассказы»? Нет, наверное, ребенка «родом из СССР», который не слышал бы об этой книге вашего отца.
Виктор Драгунский: Один приятель сказал мне: «Люди свою жизнь кладут, чтоб заработать хоть какую-то известность, а ты родился знаменитым!» Насчет «родился» – это преувеличение. «Денискины рассказы» стали популярным детским чтением в 1961 году – мне было одиннадцать лет. Книга переиздается до сих пор, так что бремя незаслуженной известности я ношу уже более полувека. На меня сильнее всего повлияло общение с отцом. Он учил меня всему – читать правильные книги и понимать смысл прочитанного, не бросать друзей детства, вставлять замок в дверь, колоть дрова, жарить мясо, умело драться и найти себе редкую профессию. Он умер, когда мне был всего 21 год. Но его литературная слава долго держала меня в узде, не позволяла заниматься писательством: я знал, что меня будут с ним сравнивать. В случае успеха – попрекнут знаменитой фамилией, а в случае провала скажут «природа отдохнула». Так что я начал писать свои рассказы в возрасте 57 лет, сменив несколько профессий.
Н. Р.: Что именно побудило писать прозу? Уже набралось около двадцати книг.
Д. Д.: Пока двадцать. Рассказы и три романа. Новый, четвертый, – в работе. А почему начал писать все-таки? Я резко сменил свой жизненный проект. Это мое свойство: я вообще многое менял. А еще был опыт написания пьес, поэтому в моей прозе действие развивается без авторской подсказки. Читатель до всего доходит сам, без поводыря.
Н. Р.: Какая форма ближе – отчасти эстетский по нынешним временам «короткий метр», он же рассказ, или популярный «книжный сериал», он же роман?
Д. Д.: У меня был большой опыт «застольного рассказчика», так что начал я с рассказов. Первые 400 моих рассказов – это тексты на страницу, буквально по три тысячи знаков. Это, строго говоря, новеллы, так как там фабульное повествование: начало, кульминация, неожиданная развязка. Сейчас у меня напечатано около 1300 новелл. Осенью планируется выход новой книги рассказов «Дочь любимой женщины». Одной из самых сложных для себя работ считаю свой 700-страничный роман «Дело принципа», написанный от лица 15-летней девочки. Мне бывает странно узнать, что у меня есть и фанаты… Вот, например, книжка «Ночник» 2011 года, где я описал свои сны, – до сих пор получаю благодарные отзывы, в том числе в фейсбуке.
Н. Р.: Почему любите «презренный» фейсбук?
Д. Д.: Фейсбук прекрасен! Когда я пишу, мне кажется, что мои подписчики заглядывают мне через плечо и торопят. Между окончанием рассказа и его публикацией в фейсбуке у меня проходит не более пяти минут. Я живу в диалоге с читателями, для меня это самое главное.
Н. Р.: Вы филолог, политолог, колумнист… Что значит для вас «работа без выгоды» – или оная все же есть? Выгода или ее отсутствие.
Д. Д.: Я уже давно не филолог и десять лет как не политолог. Теперь я просто писатель и отчасти журналист – вы правильно сказали «колумнист», потому что я не тот журналист, который выезжает на место происшествия, берет интервью. Я публикую «колонки», то есть свои мнения. Выгоды не ищу, и никогда не умел: будучи политическим аналитиком, я помногу общался с людьми самого высшего круга. С министрами и олигархами. Но ничего, кроме зарплаты, на этом не нажил, и слава богу: так спокойнее жить.
Н. Р.: «Бывших филологов» не бывает, как и прочих «бывших» музыкантов или врачей… ОК, вы преподавали греческий в Дипломатической академии МИДа. Откуда такая любовь к Элладе?
Д. Д.: Я учился на филологическом факультете, на отделении классической филологии. Моей специальностью была греческая палеография и текстология – я изучал византийские манускрипты. То есть выполнил завет своего отца насчет редкой профессии. Но в 1973 году эта профессия оказалась чересчур редкой, спроса не было – и я пошел преподавать новогреческий язык в Дипакадемию.
Н. Р.: Что думаете об отечественных литпремиях как о некоей институции, не скучаете ли, просматривая списки финалистов?
Д. Д.: Что вы! Веселюсь! Литпремии – это часть литературного процесса, особенно в секторе рекламы и маркетинга. Премированная книга получает лучшее место на выкладке в магазине, у лауреата берут интервью, это позитивно сказывается на продажах, и это хорошо. Что же касается качества… примерно половина лауреатов и дипломантов – это достойная литература. Но я сам был членом жюри пяти премий, и поэтому скажу: «Тот, кто любит колбасу и ориентируется на литпремии, не должен видеть, как делается то и другое».
Н. Р.: Сменим тему… на обложки книг: дизайнеры издательств нередко душат то, что вложил в текст автор. Как вам вся эта, с позволения сказать, свистопляска?
Д. Д.: Это смотря какой дизайнер. Есть обложки хорошие, есть средне-нормальные, а есть просто ужасные – особенно если дизайнер не читал книгу дальше названия. Увы, так бывает во всем мире. Вот книга, изданная в Мексике: перевод с русского. На обложке: розовая дама в кружевном платье держит за руку такую же розовую и кружевную девочку. Название: Максим Горький «Мать». В одном российском издательстве маркетологи требовали, чтоб дизайнер сделал обложку покруче, чтоб на нее люди повелись. Сделали так круто, что магазины отказались брать эту книгу: «Да помилуйте, к нам женщины и дети заходят!» Автор должен смело отстаивать свое право участвовать в обсуждении обложки. Мне с дизайнером повезло – это моя дочь
