Русский диссонанс. От Топорова и Уэльбека до Робины Куртин: беседы и прочтения, эссе, статьи, рецензии, интервью-рокировки, фишки - Наталья Федоровна Рубанова

Н. Р.: Действительно повезло. ОК, сейчас модно «быть молодым»: писателем, сорри за сие словечко, сварщиком, кем угодно… главное до условных 35-ти. Что им, этим молодым, посоветуете – и надо ли?

Д. Д.: Помнить, что молодость проходит очень быстро. Не успеешь оглянуться – бац! И новые молодые люди говорят тебе: «Ну куда ты лезешь, дядя! Что ты в этом понимаешь?». Спасибо, не «дедушка». Выход один – не гордиться своей молодостью, а использовать свою молодую силу и бодрость на всю катушку – чтобы в 35+ не остаться с пустыми руками на берегу взрослой жизни.

Н. Р.: Вот еще о чем спрошу. А как вы относитесь к столичным репертуарным театрам и часто ли уходите с постановок по причине банальности сюжетов и невыразительности актерской игры? Я перестала ходить в московские театры, ибо доплачивать за скуку…

Д. Д.: К сожалению, я не такой уж театрал, в театре я просто зритель. Поэтому отвечу цитатой из моего романа «Дело принципа»: «В конце концов театр – это только развлечение. А если люди честно старались тебя развлечь в течение трех часов, их надо за это искренне поблагодарить».

Н. Р.: Старались, но не смогли, ну да… а что думаете о развитии новой и «новейшей» современной драматургии?

Д. Д.: Тут я согласен с Костей Треплевым из чеховской «Чайки»: «Новые формы нужны, а если их нет, то лучше ничего не нужно». Новая современная драматургия в России есть, и неплохая. Причем всякая – и совсем новаторская, авангардная, и крепко-профессиональная – что называется, «пьеса с хорошими ролями для двух пожилых актрис».

Н. Р.: Вернемся к нашим баранам. Что, на ваш взгляд, в современном книгоиздательском процессе уводит достойные книги от читателя? И: как всегда, «кто виноват» и «что делать»?

Д. Д.: Высокие цены на книги. Но главное – отсутствие идеализма, представьте себе. Стыдно, что в России нет ни одного литературного журнала с высоким тиражом, и литературно-критического тоже. А в «бездуховной» Америке есть. Потому что там есть миллиардеры-идеалисты, которые их финансируют. Крупный российский бизнес лопается от денег, но все разговоры о финансировании журналов заканчиваются вопросом: «Как и когда мы отобьем затраты?» Да никак и никогда! Это совсем о другом. Это о народе, о культуре, о будущем страны, на это надо горстями сыпать золото, щедро вкладываясь и в журналы, и в недорогие книги, и в распространение, то есть в магазины, в концерты, литературные чтения…

Н. Р.: Есть некая статистика: в России самые читающие в мире люди – это дети, подростки читают чуть меньше, но 70 % взрослых людей книг вообще в руки не берет. Откомментируете?

Д. Д.: У нас есть мощная традиция детского чтения, золотой запас «детсадовской классики», который постоянно возобновляется на книжных полках в прекрасном дизайне, и новые детские авторы тоже появляются. Подростки чаще торчат в гаджетах, а для значительной части взрослых чтение как бы немодно и, повторяю, дороговато. Потому что нет тиражных литературных и критических журналов, нет телепередач, нет планомерного продвижения литературы к читателю. Это поправимо. Нужны усилия бизнеса и государства, причем усилия бескорыстные. Хорошая книга хороша не быстрой прибылью, а тем, что она прорастает в душах людей, делает их добрее и умнее.

7 июля 2019

Валерия Нарбикова[37]

«Все новые течения начинаются от балды!»

Ее прозу мне повезло открыть для себя в тот период юности, когда еще не смеешь называть писателей «авторами», а на опусы их навешивать ярлычки / -измы, преследующие, по сути, одно: классификацию, унификацию, структуризацию чего-то бесконечно от человека далекого. Потому и не анализировала: запоем – в 90-е – «План первого лица. И второго», «Шепот шума», «Равноденствие света дневных и ночных звезд», etc. Справка о Нарбиковой в одной из книг гласит, что «до 1988 года ее произведения не публиковались из-за эстетического неприятия издателями „другой литературы“». И действительно: в том же Журнальном зале любопытствующий найдет сочинения Нарбиковой только в нескольких изданиях. Именно публикация в «Крещатике» повести «Султан и отшельник» и подтолкнула меня к встрече с этим ни на кого не похожим писателем – к тому же я не без удовольствия обнаружила, что та Нарбикова, стиль которой был так близок мне в юности, «цепляет» и через годы. Ее прозу причисляют тут к элитарной: этакое «кино не для всех». Как следствие – публикации в Германии, Франции, бывшей Чехословакии, Италии, Голландии: отечественный читатель конца века определенно до чего-то не дотягивал, чего-то «не догонял». Именно иностранцы познакомились первыми с ее книгами; в экс-СССР же подобный автор мог рассчитывать в лучшем случае на самиздат.

Наталья Рубанова: Вы дебютировали в 1978 году в «Дне поэзии». Как и когда случился переход в прозу? Или это существовало всегда параллельно?

Валерия Нарбикова: Параллельно. Это невозможно было разделить. Во всяком случае, тогда. Стихи писала всегда. Вне зависимости от того, идет ли проза. Такие, например: «…если уехал муж может быть это мрак может быть это рассвет разве это не так / если любимый пришел и не распался брак может быть все хорошо разве это не так / есть где-нибудь гора где темно-синий парк где еще есть любовь разве это не так…»

Н. Р.: Ваши публикации в «Юности» в конце 1980-х многих неподготовленных people шокировали. Табуированная в экс-СССР эротика, присутствующая в ваших текстах, долго терзала критиков… боюсь, именно своей естественностью. В прокрустов «формат» вы не укладывались, отсюда – замалчивание. Мне, кстати, никогда ваша проза не казалась излишне эротичной. Прокомментируете?

В. Н.: Вообще-то в определенный период времени – а я пишу обычно именно о нем – люди говорят друг с другом на языке Любви. В моих текстах довольно много пропущенных слов: именно этих – любовных, интимных, что, в конечном счете, и есть эротика: она сосредоточена в недосказанности, наверное. Сложно объяснять неуловимое на пальцах. То есть я специально пропускаю какие-то слова-действия, не обязательно глаголы. Именно что слова-действия (любые), обозначающие – открывающие – любовную подноготную. Все это имеет некий двойной смысл, несет на себе функцию игры – может, часто из-за этого мою прозу и не брали в так называемые приличные журналы, уж не знаю. Но что такое «приличие»? Люди, которые любят друг друга, говорят между собой, повторяю, на языке Любви. А любовь не терпит приличий: она естественна в этом неестественном мире.

Н. Р.: Чем мотивировали свои отказы наши литжурналы тогда и теперь: есть ли разница? Или сейчас вы уже не предлагаете прозу отечественным издателям?

В. Н.: Для того чтобы предлагать (читай – «себя», а как иначе?), нужен порыв. Понимаете? А я… у меня нет