Япония в меняющемся мире. Идеология. История. Имидж - Василий Элинархович Молодяков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Уже в «Японской нации» и американских лекциях мы находим четкие формулировки ключевых тезисов Нитобэ в области международных отношений: Япония является передовым краем цивилизации Востока (отражение популярной в США рубежа XIX–XX вв. концепции «Manifest Desitiny», ставшей главным оправданием американского империализма); Китай, переживавший смутное время, неспособен к эффективному самоуправлению в соответствии с современными стандартами; главной причиной международных конфликтов является недостаток взаимопонимания или воли к нему; между Японией и США нет неразрешимых проблем или оснований для враждебности, а «желтая опасность» придумана «желтой прессой». Нитобэ не зря называл себя «мостом» именно через Тихий океан: он пользовался уважением, известностью и даже популярностью в Америке (в том числе благодаря жене Мэри Элкинтон, происходившей из состоятельной квакерской семьи), но в остальном англоязычном мире его проповедь имела сравнительно малый резонанс. По-настоящему всемирная известность пришла к нему только в 1919 г., когда он – неожиданно для самого себя – был назначен одним из заместителей генерального секретаря только что созданной Лиги Наций.
Нитобэ стал горячим поклонником идеи Лиги наций с момента ее обнародования президентом США Вудро Вильсоном (с которым он некогда вместе учился в аспирантуре Университета Джонса Гопкинса в Балтиморе). На Парижскую мирную конференцию 1919 г., где решался вопрос о создании Лиги, приехало много японцев, будь то в официальном или в неофициальном качестве, включая одного бывшего и трех будущих премьеров, а также трех бывших и восемь будущих министров иностранных дел. Беда была лишь в том, что там не было ни действующего премьера Хара Кэй, ни действующего главы МИД Утида Косай, поэтому Японию не пригласили в Совет четырех, куда вошли президент США и премьеры
Великобритании, Франции и Италии. Тем не менее в Совет Лиги наций Япония вошла в качестве одного из пяти постоянных членов. В кулуарах японские нотабли определили основные критерии отбора кандидатуры своего представителя в Совет: это должен быть ни политик, ни карьерный дипломат, человек, пользующийся известностью и авторитетом в Японии и за границей и хорошо говорящий по-английски и по-французски. Нитобэ подошел идеально, компенсировав свой неважный французский хорошим немецким. Он не участвовал ни в каких политических или дипломатических интригах, поэтому кандидатура устроила всех. Недолго поколебавшись, он принял назначение. Так начался звездный час его карьеры – в том числе как пропагандиста Японии, наконец-то, добившейся не только фактического, но и формального вхождения в «клуб великих держав»: постоянным членом Совета безопасности послевоенной ООН она пока не стала.
Талант и опыт Нитобэ-пропагандиста пригодились и самой Лиге: многие важные выступления от ее имени генеральный секретарь сэр Эрик Друммонд поручал именно ему, поскольку «он не только прекрасный оратор, но оставляет у аудитории глубокое и долгое впечатление»[60]. Фигур, равных Нитобэ по разнообразию познаний и талантов, в секретариате Лиги действительно не было, поэтому он, к тому же обладаваший мягким характером и прекрасными манерами, пользовался всеобщим уважением. Ну а присутствие «азиата» среди первых лиц Лиги наглядно демонстрировало ее всемирный характер, хотя в ее Устав так и не было внесено положение о равенстве рас, на чем настаивала японская делегация во время Парижской мирной конференции[61]. Одной из наиболее успешных пиар-акций Нитобэ в этом качестве стали лекции «Что сделала и что делает Лига наций», прочитанные в Международном университете в Брюсселе 13 и 14 сентября 1920 г. – первый публичный отчет организации перед европейской аудиторией. Под эгидой Лиги вышла небольшая книга Нитобэ «Использование и изучение иностранных языков в Японии» (1929), посвященная как китайскому, так и европейским языкам. Помимо сугубо информативных и просветительских целей, она преследовала и пропагандистские, показывая, как умело японцы впитали и усвоили наследие и Востока, и Запада. «Мы гордимся нашей способностью к подражанию» (3, 104) – писал Нитобэ в 1912 г. Потом он стал осторожнее в выражениях, заявив в 1931 г.: «Япония больше, чем есть сама по себе. Она – Азия и Европа в одном… Такова ее миссия во всемирной истории и ее заслуга перед человечеством» (5, 573).
Нитобэ оставил свой пост в Женеве в декабре 1926 г. В этом же месяце умер император Тайсё. Весной следующего года Нитобэ вернулся в Японию, где его ждали кресла в палате пэров и в Императорской Академии. В 1929 г. он стал главой японского отделения Института тихоокеанских отношений и советником редакции англоязычного издания газеты «Осака Майнити», а также написал упомянутую выше книгу «Япония: некоторые фазы ее проблем и развития». Трудно было подобрать более подходящего автора для обобщающей популярной книги о Стране восходящего солнца, но пиаровского эффекта она не дала. Рецензенты дружно отметили отсутствие в ней чего-либо принципиально нового. Однако, главной причиной неуспеха стал «Маньчжурский инцидент».
Довоенный период Сева: Сайто Хироси (1886–1939)
Оккупация Маньчжурии Квантунской армией осенью 1931 г. положила начало периоду «чрезвычайного времени», в результате которого Япония стала изгоем «мирового сообщества». Эти события многократно описаны в литературе, поэтому возвращаться к их хронике мы не будем. Рассмотрим лишь, как повели себя в этой ситуации японские «буферы» и «информаторы».
Официальная линия японской пропаганды в маньчжурском вопросе определилась не сразу, что привело к ее частичному успеху, который позже обернулся полным неуспехом. С одной стороны, националистические и паназиатистские идеологи вроде Окава Сюмэй при непосредственной поддержке военных кругов уже с середины 1920-х годов «разогревали» общественное мнение внутри страны в пользу дальнейшей экспансии на континенте и жестко критиковали «капитулянтскую» дипломатию министра иностранных дел Сидэхара Кидзюро. С другой стороны, правительство устами того же Сидэхара, либерально и прозападнически настроенных послов в европейских столицах и, конечно же, Нитобэ убеждало всех и вся в исключительно мирном характере своих намерений. Армия не считала нужным считаться со «штатскими», но если в руководстве военного министерства и генерального штаба преобладали относительно умеренные настроения, то среднее офицерство, особенно в Квантунской армии, не только пришло к выводу о необходимости военной экспансии, но и готовило ее. Историки доказали, что «Маньчжурский инцидент» планировался не