История под знаком вопроса - Евгений Габович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«…риторическая школа историографии утверждает: цель истории ― указать человеку посредством конкретных примеров путь к счастью. Но в таком случае зачем истории правда, если Гомер и Вергилий достигли ту же цель при помощи сказок».
Но историки и по сей день продолжают рассказывать сказки. Действительно, ведь история ― это комплекс наших представлений о прошлом, а наши представления могут быть основаны и на продуктах человеческой фантазии. Субъективный характер истории следует из этого определения непосредственно, хотя роль объективного возрастает по мере совершенствования методов фиксирования информации о прошлом. История в век газет в принципе отличается от таковой в век первых книг, а таковая от истории в эпоху начального распространения письменности.
Возвращаясь к моему четкому разграничению понятий «история» и «прошлое», должен признать, что даже некоторые другие критики хронологии видят ситуацию иначе и продолжают смешивать эти два понятия. Например, для Кристофа Маркса история есть «сингулярная цепь сингулярных событий», т. е. как раз само прошлое, а не наши знания о нем. При таком определении многие вопросы исторических аналитиков будут излишними, как, например:
• История ― это наука? (Прошлое не является наукой, а моделирование может, в принципе, со временем подняться до уровня науки.)
• Или, быть может, история ― это псевдонаука? (Прошлое не может быть и псевдонаукой тоже, как оно не может быть ни литературой, ни мифом, но ТИ как неверная модель прошлого вполне может рассматриваться как псевдонаука, как своего рода религия.)
• Является ли история ветвью филологии? (Прошлое не тянет и на ветвь филологии тоже, но история очень тесно связана с филологией и долго была ее составной частью.)
• Сочинялась ли история в эпоху Возрождения? (Прошлое нельзя сочинять, сочинять можно только модель прошлого, можно выдумывать его описание, что и делалось весьма активно в указанную эпоху.)
• Можно ли разрабатывать новую историю? (Конечно, ибо одно и то же прошлое можно пытаться все лучше и лучше моделировать, однако прошлое нельзя разрабатывать, только его модели.)
На все эти вопросы, кроме первого, историческая аналитика дает положительный ответ. Но к чему все эти вопросы, если история ― это сингулярная цепь сингулярных событий?
Рассмотренная дефиниция Маркса как и традиционное смешение понятий в определении истории содержит также другие слабые места: она ориентируется на уже преодоленное представление об истории, как о цепи событий или об адекватном описании таких Цепей. Историей в сегодняшнем смысле ― после достойной признания работы французской «школы анналов» ― является в первую очередь по возможности наиболее близкое к историческому прошлому описание исторических процессов и соотношений, не только того, что происходило с людьми, но и того, что происходило в их голове. Здесь события играют только подчиненную роль. Впрочем, для нас в первую очередь важны именно события и их комплексы как ориентиры для хронологии и как элементы модели прошлого.
Когда историки говорят об истории, то часто подразумевают про бое, а не наше знание о нем. Иногда они делают это сознательно, Действительно считая прошлое и историю синонимами, но часто это Происходит на уровне оговорки, в основе которой, конечно, лежит отсутствие четкости в терминологии. Оговорки такого рода известны из многочисленных анекдотов на разные другие темы.
Так, в XIX веке рижский пастор Беркгольц славился живостью своих проповедей. При этом, однако, он нередко так увлекался, что оговаривался и попадал в неловкое положение. Однажды он намеревался рассказать пастве о пришествии воинства божьего (Herrscharen), но вместо этого заговорил с увлечением о пришествии ножниц для стрижки волос (Haarscheren).
В другой раз, обращаясь к пастве, он назвал собравшихся в церкви не «дорогие верующие» или «дорогие братья во Христе» (Hebe Mitchristen), как это принято в лютеранской церкви, а «дорогие навозные христиане» (liebe Mistchristen). Узнав об этом, один его коллега ехидно заметил: «Пастор Беркгольц просто хотел подчеркнуть, что его община состоит в основном из крестьян или, в крайнем случае, из бывших крестьян».
Когда историки путают вроде бы основные для их профессии понятия, так и хочется воскликнуть: «Они напоминают нам о своем политкомиссарском прошлом». Перефразируя старый советский анекдот:
— Мы говорим история, а подразумеваем прошлое.
— Мы говорим прошлое, а подразумеваем история.
— И так все время: говорим одно, а подразумеваем нечто иное!
Историки об истории
Конечно, дав четкое разделение понятий «история» и «прошлое», я не смогу изменить укоренившееся в нашей речи смешение понятий. Выражение «ну, это уже история» многие будут и впредь понимать как «это уже отошло в прошлое», а не «это теперь можно встретить в модели прошлого». Но изменение языка и не входит в мою задачу: четкое разделение названных двух понятий мне необходимо для уточнения проблем с хронологией, для того, чтобы объяснить читателю, почему в принципе не может существовать единая непротиворечивая историческая хронология.
Смутив читателя непривычным для него пока разделением истории и прошлого, я хочу дать ему возможность отвлечься перед следующим шоком на тему о том, что европейская историческая идея вовсе не столь древнее изобретение человечества, как ему внушали с детства. Поэтому в данном разделе я хочу вернуться к рассмотрению представлений об истории, возникших в рамках традиции. И если даже кому-то покажется, что при этом я могу скорее запутать читателя, чем углубить вроде бы только созданную ясность, то признаюсь, что хотел в первую очередь развлечь, не забывая совсем о целя разделения в головах двух понятий: прошлого и истории.
Начну со все той же энциклопедии Майера.
«История (латинское historia) ― первоначально: случайное событие, происходящее в данный момент. С XV века развивалась в плане отхода и в конечном счете отрицания понимания как священная история («historia divina»), которая признавала только истории («historiae») в рамках «historia humana», что являлось термином для обозначения сегодняшнего секуляризированного понятия».
Далее в этой энциклопедической статье рассказывается о сегодняшнем использовании термина historia в его немецком варианте Historic Нужно сказать, что в немецком, в отличие от русского, произошло разделение терминологии: вместо слова «история» в его латинском варианте начали говорить Geschichte, что тоже переводится на русский как история, но восходит к глаголу geschehen (произошло). Здесь я вижу результат смешения понятий и шаг от событий как зафиксированных человеческим сознанием моментов (что является в известном смысле моделированием прошлого) к идентификации с прошлым, со всем тем, что произошло. И хотя исторически речь шла об отделении истории от библейских сказаний, как мы только что видели, лежащая в основе такого подхода вера в то, что история человечества фиксируется абсолютно правильно, привело к подмене понятия «история» понятием «прошлое».
Интересно, что в обозначении профессии историка было сохранено слово Historiker. Я давно подметил это несоответствие и в своих немецких статьях использую для обозначения профессии историка немецкое слово Geschichtler, которое хотя и встречается в словарях, практически крайне редко используется. Причина, скорее всего, в том, что слово Geschichte обозначает не только историю как то, чем занимаются историки, но еще и «рассказ», «повесть», «история» как повествование, а также ― в просторечье ― слова «вымысел», «ложь», «небылица».
В качестве краткого обзора динамики представлений об истории приведу ниже отрывок из введения к книге С. Ф. Платонова «Полный курс лекций по русской истории», которая выдержала 10 изданий в дореволюционной России. Очень полезно вчитаться в это изложение (цитируется по переизданию 1995 года, Фолиум, Петрозаводск), содержащего многое из того, о чем каждый когда-либо читал, но потом успешно позабыл. Позабыл, потому что подавляющее большинство книг по истории, которые он держал в руках, пытаются представить историю как безошибочное знание о прошлом. В том числе и о хронологии зафиксированных событий прошлого. И то, и другое на самом деле не выдерживает никакой критики.