Трое обреченных - Алексей Макеев

В этой троице безо всякой экспертизы угадываются старые знакомые. Бурковец, Пантюшин, Млечников… Молодые, наглые. Их еще не мусолила жизнь, не ввергала в пучину банкротства или процветания — они пока еще не отпетые отморозки, но уже прилежно учатся…

Он со злостью выдернул кассету из магнитофона, швырнул на стол. А дальше?

А дальше полутемный коридор, комната, свободная от мебельных излишков. Собеседницу он нашел по светящимся глазам — сидящей на диване. Пристроился напротив — в кресло.

— Дальше будете слушать? — спросила она тихо.

— Буду, — пожал плечами Максимов. — Почему нет?

Исповедь продолжалась. Березин вызвался ей помочь. Сакральный вопрос не давал покоя: за что сидела?! За что Господь отнял у нее мужа, ребенка, лучшие годы жизни? — вспыхнул с новой силой. Не Господь отнял у нее самое дорогое (хотя где был — непонятно), отморозки отняли. Наказать их надо. Но Лида не убийца. Не умеет она убивать. И на роль графини Монте Кристо выдвигаться не готова. Да и что такое убийство? — раз, и нету человека. Разве это наказание? Каким местом он это почувствует? На том свете расскажут? Убийцы должны искупить по полной программе. Жить и горько сожалеть об этом. Но в эффективность правосудия она не верит (и правильно делает: видеозапись не бог весть какое доказательство. Абсурдно, но так). И вот Лида при помощи Березина начинает сбор информации. Во что превратились эти трое за восемь лет? Судьбы разные. Пантюшин разорился, перенес инсульт, жена ушла. Осталась серая личность с однокомнатной «хрущобой», нищим заработком фотографа и стремлением выпить всю водку на свете. Млечников — не единожды битый и прозревший, что крутизна — это не он, — вертится как может, бизнес не фонтан, но как-то умудряется сводить концы с концами. Машка — жестокая, решительная мафиози, подмявшая под себя районные кафе и рестораны. Носится на джипах, имеет ценные знакомства в депутатской среде (умеет подать себя «на балу»), содержит любовника в налоговом ведомстве…

И вот всем троим отправляются копии видеозаписи. Подчищенные, недвусмысленные. По завершении «фильма» измененный мужской голос диктует условия. С Пантюшина требуется тридцать тысяч долларов — примерная стоимость его «хрущобы» (а там — прямая дорога к бомжеванию). С Млечникова — двести тысяч, что в переводе означает явное разорение, продажа имущества и «полный аллес». С Марии Бурковец — два миллиона долларов. От такого удара она не оправится — ослабнет, конкуренты съедят. И торга не ожидается. Не на базаре. Деньги должны быть собраны в субботу 29 мая. В противном случае копии записи с надлежащими комментариями уйдут в полицию и прокуратуру. В случае с Млечниковым копию получит также его непосредственный конкурент, имеющий виды на его магазины и гадающий, как бы взять подешевле, а самого Млечникова куда-нибудь извести; а в случае с Бурковец — злейший враг, «солидный бизнесмен» из соседнего района некто Кувалдин (с погонялом ясно каким). Уж эти господа в случае бездействия органов с радостью сообразят, как распорядиться подарком, — а это самое ужасное для Марии и Млечникова.

Удар сильнее, чем по зубам. Вариантов нет. Некоторое время Лида наблюдала за фигурантами. Они встречались в парке у фонтана. Пантюшин на свидание приперся пьяный, Мария — злая, как собака, Млечников — потный, трясущийся. Пантюшин довел себя до истерики, плакал, жалобился, что все надоело, жизнь коню под хвост, даже водка с трудом лезет — спотыкаясь, ушел из парка, а Мария злобно таращилась ему вослед.

Отсюда и налет на агентство «Профиль». За Пантюшиным следил человек Марии (что у придурка на уме? А вдруг намерен сдаться?). Когда он с папочкой наперевес ввалился в агентство, пошел сигнал «в верха». Примчалась Бурковец с эскортом. Но Пантюшин уже сбежал проходными дворами. Искали видеокассету, оставленную Пантюшиным. Кто же знал, что этот урод сдаваться передумал, струсил, притащил никому не нужные фотографии и порол пьяную околесицу? Разобрались…

— Не лучший способ выяснения отношений вы избрали, Лида, — мягко пожурил Максимов. — Вас толкают лучшие чувства, но с точки зрения УК вы занимаетесь вымогательством.

— А что бы вы сделали на моем месте?

— При чем тут я? — поморщился Максимов. — Я пока еще мужчина…

— Вот видите, — собеседница бледно улыбнулась. — Вы убили бы их, как бешеных собак. А я пока не убийца. Да и деньги, можете поверить, мало волнуют. Они приносят несчастье — я давно убедилась. Не хочу убивать, не хочу их видеть в тюрьме… по крайней мере, пока не хочу. Пусть лишатся всего, а я посмотрю. Хотя знаете… — Она долго молчала, глядя светящимися глазами в пятно на обоях, и тихо заявила: — Пустые слова. Повторяю вам то, что говорила Саше Березину… Но после смерти Саши я уже не хочу ничего… Опустошение какое-то в душе, понимаете? Одного хочу — скорее все закончить.

Он прекрасно понимал эту женщину. Некоторые полагают, что в следующей жизни им повезет больше.

— Каким образом они должны доставить вам деньги?

— Какая разница?.. Завтра, в три часа дня, Пригородное шоссе… двадцатый километр… — она шептала еле-еле, и свет в глазах после каждого слова становился тусклее. — Все трое должны присутствовать, таково условие… Но встречу планировал Саша, он знал, как изъять деньги и выжить, без него я не смогу…

— Как он собирался это сделать?

— Не имею ни малейшего понятия… Он умел создавать запутанные ситуации… Звонил кому-то из коллег, просил вторую машину, обещая, что вернет деньгами по двухкратной стоимости… Я не знаю.

— Вы действительно уверены, что они привезут деньги?

— Почему же нет?

Достойная тема. Вариантов — неисчислимое множество. Мария может выдать Пантюшину тридцать тысяч, сделав из него пожизненную «шестерку» (вопрос — зачем это Марии?). Может ссудить Млечникову, закабалив его на всю оставшуюся. Может взять в долг сама (с ее-то возможностями?), а еще лучше — привезти фальшивые деньги! Мобилизует кадры, напрягутся, напечатают. Или купит в готовом виде по цене один к пяти. Не найдется в миллионном городе липового «лимона»? Много в них Лида понимает?

Но деньги, какие бы то ни было, на шоссе, скорее всего, доставят. Мария не знает, что у Лиды на уме, и понимает, что та не полная идиотка. Но вся местность вдоль и поперек ромашкового поля (или что там на 20-м километре?) будет усижена мимикрирующей под среду братвой с конкретными установками. Плана выжить у Лиды нет — Саша мертв. Максимов по безнадежным ситуациям не такой уж крупный спец. На что она рассчитывает?

— На что вы рассчитываете, Лида?

— Они доставят деньги, — закрыв глаза, произнесла женщина. — Или что-то на них похожее. Но я не уверена, что мне нужны деньги в этой жизни…

Она сидела неподвижно, смежив веки. Не самый яркий прожектор — луна в окне. Что она хочет? Зачем нашла его — парня, которому порядком осточертела эта история? Все решается, с его точки зрения, удивительно просто — одним звонком Шевелеву. Пора бы, кстати, его сделать. Максимов потянулся к настенному бра — с выключателем, снабженным крохотной релюшкой. Поворачиваешь колесико — и свет не вспыхивает, а начинает лишь тускло мерцать…

Лида продолжала сидеть, закрыв глаза. Дыхание спокойное, на лице какая-то кукольная умиротворенность. Выговорилась. Он испытывал к этой женщине необъяснимое щемящее чувство. Было в ней что-то редкое, обезоруживающее. Выпита до дна, пустая ходячая кубышка, ничем не связанная с данным миром. Зачем ей эта жизнь с оттенком тихого безумия? Зачем она живет?

Он вышел в прихожую, плотно притворив за собой дверь. Прислушался, снял трубку, набрал домашний номер Шевелева. Старый приятель и первейший антагонист наслаждался отходом ко сну и всех на свете сыщиков, а тем более Максимова, видел исключительно в белых тапках.

— Послушай, работник особого отдела, мне самому до тошноты не нравится эта история, — хмуро сказал Максимов, — но в убийстве, совершенном десять лет назад, гражданка Запольская никаким образом не виновна. Есть возможность хапнуть ценную промысловую рыбу. Таймень устроит?.. Тогда запоминай адрес: Пригородное шоссе, двадцатый километр. Три часа дня. Неплохо, если и меня прихватите.

На следующий звонок откликнулся Олежка Лохматов. Судя по сонному голосу и томно импровизирующему негритянскому вокалу, ночевал Олежка не под мостом (разве что под Бруклинским).

— Засыпаю, Константин Андреевич, — вяло отчитался Олежка. — Свято выполнив завет гостя… У вас там все в порядке? Квартира цела?

— Молодец, — похвалил Максимов. — Спи спокойно, дорогой товарищ.

— Вы кому звонили? — прошептала женщина, когда он бесшумно отворил дверь и вошел в комнату. Она сидела в прежней позе, закрыв глаза.

— Сотруднику, — вздрогнул Максимов. — Не волнуйтесь, Лида. Не для того я пережил кучу неприятностей, чтобы подарить вас бандитам. Слишком роскошный подарок. Спите…