Открытки от незнакомца - Имоджен Кларк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Майкл открывает рот, чтобы ответить, но я его опережаю:
– Но и это еще не главное.
– Тогда колись! Выкладывай.
Он все еще разыгрывает равнодушие, но помимо воли наклоняется вперед, и мы едва не сталкиваемся лбами. Я набираю в легкие побольше воздуха. Я знала, что будет нелегко, теперь все зависит от того, как он отреагирует на следующие мои слова. Мне необходимо спокойствие, надо просто изложить факты, воздерживаясь от эмоций, иначе он поднимет меня на смех и откажется вникать в услышанное.
– Я стала думать. Предположим, просто предположим, что открытки от мамы, что на самом деле она не умерла…
Брови у Майкла лезут на лоб, сейчас он скажет, что я схожу с ума. Но я продолжаю:
– Я стала искать в интернете, зашла на сайт с генеалогическими древами. Хотела отыскать ее свидетельство о смерти.
Я говорю все быстрее, слова налезают друг на друга, так мне хочется все высказать, прежде чем он окончательно махнет на меня рукой.
– Нет никакого свидетельства о смерти, Майкл! Я все перерыла и убедилась: свидетельства о смерти нашей матери не существует. Вдруг она не умерла? Слала нам эти открытки и жила себе? Если это так, значит, отец все эти годы нас обманывал. Не знаю, как дальше быть!
На меня вдруг наваливается усталость, накопившаяся за последние сутки. Сейчас из моих глаз хлынут горькие слезы. Дыхание учащается, я уже всхлипываю – громко, судорожно, как маленькая девочка. Майкл сидит неподвижно.
– Что, если я права, Майкл? – спрашиваю я сквозь слезы. – Что, если она где-то жила все эти годы и…
Я больше не могу говорить, роняю голову и сотрясаюсь от рыданий.
– Вздор! – произносит Майкл так громко, что я морщусь. – Наша мать скончалась, когда мы были маленькими детьми, и точка. Не знаю, кто все это отправлял, не иначе это был кто-то решивший подшутить над отцом. А что касается свидетельства о смерти, то ты, наверное, ошиблась, когда искала.
Разумеется, первая его мысль – что я что-то напутала. Иногда он бывает так похож на отца! Я не обижаюсь, главное для меня – не отвлекаться.
– Нет никакой ошибки, Майкл. В центральном реестре нет сведений о кончине Энн Фернсби в 1987 году или когда-либо еще. Если это настоящее имя нашей матери, значит, она жива. А открытки? Разве они не свидетельствуют о том же? Она уехала, но хотела, чтобы мы знали, что она нас любит, вот и отправляла открытки. Их сотни, Майкл, многие сотни!
– Как будто кучка открыток может компенсировать то, что она нас бросила.
Я чувствую, что он готов уступить, и хватаюсь за соломинку.
– Ты согласен, что она может быть жива? – спрашиваю я в отчаянии.
– Не знаю и не хочу знать. Для меня она умерла, когда умерла, или ушла от нас, или что еще она там сделала… А все это… – Он тычет пальцем в открытки и ненароком сбрасывает их со стола. – Все это неважно. У меня нет матери.
– Но, Майкл, разве тебе не хочется узнать, что произошло, почему? Тебе ни капельки не любопытно?
– Нет! – отвечает он со знакомой мне решимостью. – Мне неинтересно. Мне совершенно все равно. Больше ничего не желаю об этом слышать. Наша мать умерла, и точка. – Он хватает стакан и залпом его допивает. – Идем домой. И не вздумай обмолвиться об этом Мэриэнн. Не хочу, чтобы ты морочила голову своими фантазиями ей или девочкам.
Я смотрю на своего старшего брата и где-то глубоко, за его гневом и бравадой, вижу прежнего мальчишку – обиженного, сбитого с толку, потерянного. Это длится всего мгновение, и вот он уже торопится к двери. Я торопливо собираю открытки и хватаю свою сумку.
По дороге домой мы помалкиваем, Майкл так быстро шагает, что я едва не перехожу на бег, чтобы не отстать. Перед домом он останавливается, смотрит на меня, ласково кладет руку мне на плечо. Его лицо подобрело, голос стал спокойнее.
– Выкинь это из головы, Ка, – советует он. – Ничего хорошего из этого не выйдет. Раз она нас бросила, то это равнозначно смерти. Какой матерью надо быть, чтобы отказаться от своих детей? Лучше верни все это на чердак, туда, где нашла, и забудь.
К моему удивлению, он обнимает меня и легонько стискивает. После этого отворачивается и торопится к двери. Я бреду за ним, оторопевшая от произошедшего, но джинна не загнать обратно в бутылку, забыть о своей находке у меня не выйдет, здесь уж ничего не поделаешь. А даже если бы я могла забыть, то не хочу.
18
На счастье, к моменту нашего возвращения Мэриэнн уже легла спать. Я облегченно перевожу дух: не уверена, как мы с братом отреагировали бы сейчас на ее вопрошающий взгляд. Майкл проверяет на сон грядущий двери и окна – кто, кроме него, поступает так в наши дни?
Я забираюсь в кровать и укутываюсь в одеяло. В комнате витает слабый цветочный аромат – возможно, это розы; постель застелена прохладными хрустящими простынями. Несмотря на усталость, мой мозг не настроен на отдых. Лежа на спине, я прислушиваюсь к городскому шуму, который ночью беспокоит гораздо сильнее, чем днем. Дома сна меня лишит скорее уханье филина, чем сирена. Думаю, привычка быстро превращается в норму. Живи я в городе, мне бы не хватало темноты. В Лондоне не бывает по-настоящему темно, не то что на наших пустошах. Помню, как после переезда в Илкли я открыла для себя звезды: впервые обнаружила их на зимнем небе. Раньше для меня привычно было видеть только оранжевое зарево города, а тут вдруг обрели смысл слова колыбельных: все эти «звездочка, мерцай» и «человек на Луне» перестали быть выдумкой. Я поделилась с Майклом своим открытием, торжественно тыча в небо пальцем, но он лишь пожал плечами, как будто давно знал про звезды, чем обесценил мое великую находку.
Я широко раскрываю глаза: меня посетила одна мысль. Знаю, мысль важная, но она скользнула, как легкий дымок, и рассеялась во тьме. Мне срочно нужно ее воспроизвести, но чем настойчивее я пытаюсь ее ухватить, тем дальше она ускользает. Сирена, небо, темнота, звезды, Майкл… Все не то. Я заставляю себя закрыть глаза – и драгоценная мысль возвращается. Если я помню, как познакомилась со звездами в Йоркшире, то это значит, конечно, что я должна вспомнить, какими они были в Лондоне, а ведь это память о
