Ульфила - Елена Хаецкая

Таможню, правда, отшили довольно быстро. В ту пору таможни держали разного сорта откупщики, которые проживали в Риме и Константинополе, непомерно жирели и чудили кто во что горазд – надо же как-то такую прорву денег тратить. А чиновниками таможенными сажали своих рабов и отпущенников, чтобы те свободных граждан поборами прижимали. Таможенники хорошо разбирались в жизненных коллизиях и прямо на лету схватывали: кого можно обирать, а кого себе дороже.

Зато с моряками дело грозило затянуться. Те, правда, обещали от Истрии и Никопольской стоянки несколько кораблей прислать. Но почуяли и они сытный запах наживы; торговаться стали. Ведь господа чиновники никак не хотят, чтобы приказ его величества остался невыполненным? И только получив на лапу достаточно, подогнали корабли.

Готы между тем на берегу сидели, лодки-однодеревки добывали. Рыбная ловля в связи с этим почти прекратилась. Не хотели рыбаки с везеготами встречаться.

Фритигерн от злости исхудал, кожа да кости. По берегу рыскал, со своими воинами подолгу разговаривал, чтобы не вздумали вплавь переправляться. Будем от ромеев помощи ждать и все тут. Валент обещал.

Каждый день сообщали Фритигерну, что опять несколько человек утонули. Скрипел зубами Фритигерн. Глаза у него ввалились, рот совсем бескровный стал. Вылинял князь, стал как мох болотный. А его вези продолжали умирать, и помощь все не шла.

Хоронили тем утром четверых: воин; с ним паренек и две молодые женщины. Все утопленники. Их под утро вынесло течением, там, где оно к самому берегу подходит. Нашли их дружинники князевы, когда помочиться от костра отошли. Паренек у самого берега в воде плавал, бабы немного ниже по течению, волосами за корягу зацепились.

Помочились дружинники, как и собирались, после в воду залезли и вытащили всех четверых. И снова злоба на ромеев закопошилась: если те помочь хотят, почему так медлят?

Пошли за князем и подняли его – спал князь.

Фритигерн пришел, поглядел. Велел могилу копать, а сам за Ульфилой отправился. Тот жил при княжеской дружине.

Ульфила проснулся легко – всю жизнь чутко спал, а под старость тем более. В полумраке увидел Фритигерна – стоял, слегка наклонив голову, чтоб о навес волосами не цепляться (соорудили наскоро, как на берегу стали).

– Иди, – сказал ему князь громко, не заботясь сон дружинников нарушить. – Работа для тебя есть.

Ульфила пошел за князем. Тот на берег кивнул, где уже яма была готова.

– Проводи покойников, как положено, – велел Фритигерн. Таким тоном распорядился, будто о реквизиции фуража речь вел. А сам опять под навес нырнул. Дернул завязки одного мешка, пошарил в другом, в корзину чью-то бесцеремонно залез; после к могиле пошел, руки полны мисок, ножей, гребешков грошовых – что нашел, то и взял.

Мертвых уже уложили, Ульфила свои молитвы дочитывал. Лицо у старика неподвижное, глаза сухие. Только губы шевелятся. Вези – и слушают краем уха слова святые, и дело свое делают, две палки накрест связывают.

Фритигерн, добычу из рук не выпуская, на коленях постоял, как положено, после к яме раскрытой подошел и высыпал прямо на трупы все то, что с собой принес. И нож свой отдал, хорошего металла.

Ульфила на князя сурово поглядел.

– Это еще что такое?

– Обычай, – коротко сказал Фритигерн.

– Оставил бы ты языческие привычки, князь. Без надобности страдальцам твои дары.

– Не тебе решать, – сказал Фритигерн яростно. – Они недавно в твою веру обратились. За такой срок от старого обычая не отвыкнешь. Проснутся в ином мире и что увидят? Что закопали их, точно псов безродных, без тризны, без посмертных даров. Что подумают? Что мы почтить их не захотели? – Головой покачал. – Плохо, епископ, когда у мертвых горечь на душе.

Сказал и отвернулся.

Сидели вдвоем на могиле и молчали.

Ульфила о Моисее неотступно думал. Не расступится Дунай, чтобы пропустить этих несчастных людей в Империю, не сомкнется над головами гуннов. И недостаточно дерзок Ульфила, чтобы молиться о подобном.

Фритигерн вдруг голову поднял, шевельнулся. Солнце вставало и било в глаза, мешало смотреть, но князь увидел.

– Ульфила, – тихо позвал Фритигерн. И когда епископ к нему повернулся, рукой махнул: – Смотри.

По Дунаю шли долгожданные ромейские корабли.

И началась та самая переправа, которая потом вспоминалась настоящим безумием. К кораблям бросились все разом, оттесняя друг друга. Можно подумать, на том берегу действительно лежала земля обетованная. А голодным, уставшим, испуганным людям так и казалось. На самом же деле правый берег Дуная, хорошо видный от места переправы, ничем таким особенным не отличался.

Фритигерн с Алавивом охрипли, разводя людей по кораблям и лодкам. Женщины крепко цеплялись за детей, чтобы не потерять их в суматохе. Мужчины, расчищая место для своих семей, вступали в потасовки. Напрасно ромейские чиновники надрывались, что император никого на растерзание гуннам не оставит, что велено было переправить даже смертельно больных, буде таковые найдутся.

Переполненные лодки переворачивались на стремнине; те, кто плохо плавал, тонули. Дьявол, что ли, гнался за ними по пятам, что так спешили?

Ступившие на ромейскую землю смеялись и поздравляли друг друга. На краткий этот миг им казалось, что все беды позади и вот теперь-то и начнется прекрасная жизнь.

Фритигерн протолкался к римскому интенданту, который с трудом отбивался от осаждавших его переселенцев и безнадежно шарил глазами по возбужденным лицам в поисках «главного». Дружинники оттеснили от ромея своих соотечественников. Тот, утирая пот со лба, поглядел на князя с благодарностью, и Фритигерн, если бы дал себе труд приглядеться к интенданту внимательнее, понял бы, что тот испуган.

Легионеры, приданные гражданским властям для лучшей организации переправы, безнадежно завязли на левом берегу, руководя погрузкой на корабли. Во-первых, легат Эквиций прислал их в недостаточном количестве, а во-вторых, те и сами не проявляли излишнего рвения.

Фритигерн навис над интендантом, как башня. Тот нервно сунул ему императорское предписание – разрешение занять в течение ближайших трех месяцев такие-то и такие-то земли в провинции Фракия. Присовокупил еще один документ, в котором говорилось, что общее руководство обеспечением пропитания переселенцев и снабжением их всем необходимым на эти три месяца поручается военачальникам римской армии такому-то и такому-то, имеющим богатый опыт общения с варварами.

Фритигерн предписания взял, в руках повертел. Интендант, перекрикивая шум, начал было объяснять ему, что вон тот, в блестящих доспехах, толстый, – это комит Лупицин, превосходный знаток вверенных его заботам фракийских территорий. В ближайшее время Фритигерну предстоит тесно сотрудничать с ним. Фритигерн на комита поглядел, но даже и скрывать не стал, что почти ничего не понял. Повертелся по сторонам и гаркнул так зычно, что у интенданта в ушах заложило:

– Ульфилу сюда!

Пришлось ждать, пока епископа доставят. Один из дружинников (это как раз Арнульф был) вернулся на левый берег и отыскал в толпе Ульфилу – одним только звериным нюхом и нашел, ибо углядеть кого-то человеческим зрением в это толпе было невозможно. Рядом со стариком Меркурин огрызался по сторонам, точно рассерженный щенок, – пытался оберегать своего епископа от толкавшихся вокруг людей.

Арнульф Меркурина от Ульфилы оторвал, схватил старика медвежьей хваткой, к лодкам потащил. В лодке места не было и вообще она уже отчаливала.

По колено в воде Арнульф из лодки троих выбросил и в воду кинул (те даже ахнуть не успели). Ульфилу на их место посадил, сам забрался и рукой махнул – давай, греби на ромейскую сторону.

Ульфила молча смотрел, как отдаляется левый берег. Арнульф наклонился к нему, всего глазами ощупал и спросил на всякий случай: не повредил ли чего.

Ульфила головой покачал. Извиняясь, сказал дружинник:

– Князь тебя зовет.

Фритигерн, осаждаемый со всех сторон, даже и извиняться не стал.

– Мне толмач нужен хороший, – сказал он епископу. – Без тебя не справиться.

Ульфила предписания у князя взял, прочитал их. От интенданта досадливо отмахнулся – тот при виде толмача обрадовался несказанно, на локте было повис и затараторил возбужденно.

Дочитал, поднял глаза Ульфила. Спросил:

– Где этот комит Лупицин?

Тут и комит подошел – а до того в стороне стоял и взирал на происходящее отрешенно. Был он высоким человеком плотного сложения, с большой круглой головой. Природа лепила его из крупных кусков глины, не слишком заботясь об отделке.

Посмотрел на него Фритигерн своими светлыми глазами, точно взвесить хотел.

Лупицин и ему улыбнулся и выразил надежду на плодотворное сотрудничество. Фритигерн не ответил, времени пожалел. Вместо того к Ульфиле обратился:

– Спроси, где он устроил временный лагерь.