Книга Сивилл - Нелли Воскобойник
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мальчик не ответил. И, хотя рыдания его поутихли, слезы продолжали литься до тех пор, пока мать не уложила его в постель и сон не сморил его. Он ведь был еще маленьким мальчиком и не умел рассказать взрослым, какое будущее открывает ему Господь в смутных видениях.
Дешевая покупка
Караван шел в Египет, но остановился ненадолго – местные жители предлагали товар. Ничего особенного – голый парнишка, сильно побитый, но, похоже, без серьезных ран. Невысокий и не очень сильный, но молодой и не истощенный. Может, они бы и не купили раба – его еще кормить всю дорогу, – но один из погонщиков умер от укуса змеи, так что воды и продовольствия хватало. Продавали мальчишку совсем дешево – всего двадцать мелких серебряных монет. Перепродать можно будет в десять раз дороже, и по дороге поможет с верблюдами, хотя большой сноровки от него ждать не приходится.
Хозяин согласился, заплатил деньги, которые продавцы тут же поделили между собой, порылся в тюке и достал грубую рубашку – мешок с дырками для головы и рук. Невольник надел свою новую одежду. Один из тех, кто привел его, подошел поближе, встал на колено, оторвал от подола длинной рубахи полосу и перевязал кровоточащую ссадину на лодыжке. Парень не мешал и не помогал – стоял, опустив руки. Потом сказал: – Спасибо, Шимон. – И пошел к новому хозяину.
Караван двинулся дальше. Задержались совсем ненадолго – солнце сдвинулось всего-то на пядь.
Днем останавливались на самое жаркое, полуденное, время: ставили навесы, перекусывали и отдыхали. На ночлег устраивались поздно вечером, когда дорога была уже почти не видна. Иногда в полнолуние совсем светло, и можно было бы двигаться ночью, но верблюды не любят ночных бдений. А разумный хозяин не станет ссориться со своим верблюдом по пустякам.
Ужинали у костра и устраивались спать, завернувшись в одеяла. На первом же привале после ужина новый раб запел, и голос его был приятен, а мелодия трогала душу, так что один из погонщиков даже дал ему сушеную фигу. Каждый день он старательно делал, что велели, а по вечерам пел свои песни. На пятый вечер он спел колыбельную на египетском языке, и как раз ту, что мать пела караванщику в детстве. Хозяин удивился и подозвал парнишку сесть у костра рядом с собой.
– Откуда ты знаешь песню? – спросил он.
– Моя няня ее пела, когда баюкала меня. Рабыня моей матери.
Караванщик удивился:
– Ты из богатой семьи? У вас были рабы? Как же ты оказался у меня? Кто был твой отец?
– Господин! – горячо заторопился Йосиф. – Мой отец жив. Поверни караван, верни меня ему – он не пожалеет никаких денег. Он думает, что я умер, и горюет теперь безмерно.
– Я верю тебе, но повернуть назад – значит потерять десять дней. Я и так задержался на севере. Если не появлюсь на рынке вовремя, останусь без товара на следующий переход. Отчего же ты не сказал мне сразу?
– Разве ты поверил бы мне сразу? – с горечью спросил Йосиф.
– Нет, конечно, – засмеялся купец. – Я и теперь-то не очень верю. Но ты мне нравишься. Не бойся – таких, как ты, на тяжелые работы не посылают. Мы тебя вымоем, нарядно оденем и продадим богатому человеку. Теперь модно, чтобы домашние рабы были молоды, красивы и хорошо воспитанны. Ты еще, может быть, станешь домоправителем… Через десять лет будешь покупать у меня специи и благовония для своих хозяев.
– Да, – ответил невольник, – я стану управляющим. Я знаю – видел во сне. И тебя не забуду – ты был добр ко мне. Скажи мне свое имя, я запомню и найду тебя, когда придет время…
Хозяин засмеялся, потрепал юношу по волосам и велел идти спать.
Полосатый хитон
Иса родилась в доме служителей храма Хатхор в Иунет-та-Нечерет. Богиня была благосклонна к своим служителям, так что даже храмовые рабыни жили в сытости, имели вдоволь воды для омовений и пользовались умащениями. А тем более Иса – самая умелая ткачиха по эту сторону Нила. Лучшие нарядные одежды для храмовых праздников были сшиты из ее тканей, пряжу для которых привозили со всего Египта, а нити пурпурного и ярко-зеленого цвета – даже из Месопотамии. Она первая стала вплетать в алую полосу одну золотую нить, отчего на солнце или при свете факелов одеяние искрилось и притягивало взгляды. Из такого полотна скроили платье для Нут, жрицы богини Хатхор[21] к Великому празднику урожая. Она исполняла в нем священную пляску в наружном дворе храма так, что изумлялись и восхищались не только посвященные, но все жители Иунетта-Нечерет.
А через две недели после праздника молодая жрица слегла с ужасной лихорадкой и покинула этот мир. Платье ее оказалось мало для других жрецов и отправилось в сокровищницу храма. Однако Нил был в тот год неблагосклонен к Египту, к тому же пожар спалил одну из храмовых житниц, и главный писец храма сказал, что придется продать некоторые ценности из сокровищницы. Так хитон Нут оказался в одном из тюков каравана, следующего в Месопотамию. По дороге на привалах купцы охотно раскладывали свои товары, радуясь возможности облегчить ношу верблюдов и получить хорошую цену от жителей пустыни, которым было трудно добраться до больших рынков. В Ханаане один из местных вельмож именем Лаван купил платье Нут для своей невесты и дал за него продовольствие для всего каравана на остаток пути и четыре амфоры отличного изюмного вина.
Свадьба Лавана была великолепна. Невеста его, Адина, в египетском хитоне, который на местном наречии называли кутоном, изяществом и красотой изумляла гостей и самого мужа своего Лавана. Адина означает «нежная». Такая она и была – хрупкая, нежная и недолговечная. Когда старшей дочери Лие было четырнадцать, а младшей Рахили – двенадцать, Адина почувствовала, что умирает, и велела позвать их в свой шатер. Рахили, тонкой и изящной, как она сама, отдала она свой драгоценный полосатый хитон, а Лие, крупной и полноватой, – золотые украшения: запястья и серьги. Сестры оплакали мать, но ни одна из них не могла сказать, что ее ущемили в наследстве. Рахиль окутала драгоценную одежду в новый холст и уложила в свой плетеный сундук. А Лия надела серьги и запястья, и их звон поминутно напоминал ей о матери и тешил душу.
Один из пастухов Лавана, пришлый юноша, сын его сестры Ревекки,
